— Кое-что прояснилось...

— Так поспешайте немедленно! Я жду вас, инспектор Агеев! — В последних словах неожиданно сверкнула милая женская лукавинка.

Я оставляю дежурному телефон Сушко (на случай экстренного вызова) и отправляюсь в прокуратуру.

Галина Васильевна Сушко оказалась чуть постарше и гораздо серьезней, чем я себе представлял. С первой же минуты я понял не без горечи, что на роль опекуна робкого, неоперившегося существа мне рассчитывать не приходится — у Галины Васильевны двухлетний стаж работы в должности следователя. На второй минуте мне открылись еще две истины: Сушко отлично ориентируется во всех тонкостях нашей работы, и в ближайшем будущем предстоит основательно пересмотреть свои взгляды на аналитические возможности женского интеллекта.

— Итак, Дмитрий Дмитриевич (я даже оглянулся — настолько отвык от полного величания), подозреваемый установлен. — Голос ее звучал подчеркнуто официально, и это странным образом контрастировало с улыбчивым взглядом больших зеленовато-карих глаз, опушенных густыми черными ресницами. — Меня, как вы понимаете, интересуют потенциальные свидетели. Какие у вас основания считать, что Валерий Дьяков знаком с той девушкой?

— Во-первых, — начал я уверенно, — потерпевший утверждает, что они ссорились, а ссориться могут только люди знакомые. Вообще, слово «ссора» вызывает у меня ассоциацию с чем-то интимно-семейным...

— Любопытно, — усмехнулась она краешком затейливо изогнутых губ. — А как вы назовете столкновение в трамвае, в магазине, на улице между совершенно незнакомыми людьми?

— Стычка, схватка, потасовка..

Галина Васильевна рассмеялась звонко и белозубо.

— Ваши лингвистические изыскания, Дмитрий Дмитриевич, не лишены интереса, но давайте оставим их до более спокойных времен. Картина преступления рисуется мне совсем иначе. Парень в светлом плаще пристал на улице к незнакомой девушке, она стала отбиваться. Таксист Михаил Носков бросился на защиту девушки, дав ей тем самым возможность скрыться. И вот тогда-то преступник, взбешенный тем, что жертва ускользнула, кинулся с ножом на таксиста. Из этого следует, что...

— Вы забываете одну важную деталь, — нетерпеливо перебил я, — девушка называла преступника по имени.

Тонкие брови Сушко сомкнулись почти в прямую линию.

— Вот как? Об этом вы мне не докладывали, инспектор Агеев!

— Имя преступника выпало из памяти таксиста. Надо проверить, может быть, вспомнил. — Я подвинул к себе телефон, набрал номер реанимационного отделения. — Доктор Сеглинь? Здравствуйте, Агеев из угрозыска. Как состояние Носкова?.. Без изменений?.. Понятно... Что, что? Вы мне звонили?..

Минуты две я слушал Сеглиня, не прерывая, потом положил трубку и сказал будничным голосом:

— Потерпевший вспомнил имя преступника. Девчонка кричала: «Не надо, Валера!»

4

Мы с Рябчуном отправляемся проверять дружков Валерия Дьякова. Хоть и мало надежды, что застанем там Валета, проверить не мешает. Надо непременно убедиться, что его по этим адресам нет. Без такой уверенности нельзя двигаться дальше. Непосвященному многое в нашей работе может показаться лишним и ненужным, даже скучным. И все же вернее, надежнее метода исключения пока еще ничего не придумано. Именно этот метод помогает сужать круг поиска, сжимать кольцо окружения противника.

По указанию Рябчуна водитель подруливает к новому пятиэтажному зданию. Здесь живет Виктор Лямин — они с Дьяковым отбывали срок в одной колонии.

Мать Виктора, молодая еще женщина с поблекшими глазами, сообщает, что сын задержан милицией.

— За что? — спрашивает Рябчун.

— Склад будто обокрали на комбинате. Один он бы не пошел, это его Валерка подбил.

— И часто Дьяков у вас бывает?

— Да что вы, или я враг своему сыну? Я этого прощелыгу на порог не пускаю! А что толку? Валерка только свистнет под окном, мой уже бежит со всех ног. «Витя, куда ты?» — «Я, мам, скоро...» Добегался! У него от рождения недостаток — косоглазие. В школе дразнили, во дворе тоже, есть все-таки очень жестокие дети. А разве он виноват?.. И сейчас, я уверена, его Валерка затянул, сам бы он не пошел... Товарищ капитан, вы там посмотрите, может, он не очень... Второй раз под суд, как такое пережить!..

Женщина утирает глаза концом несвежего передника, Рябчун неопределенно жмет плечами.

— Разберемся...

Уходим, ничего утешительного на прощанье не сказав. Спускаясь по лестнице, Рябчун говорит задумчиво:

— Сколько мне попадалось таких вот обделенных природой. Девчата их не любят, ребята дразнят. Очень остро переживают они свою неполноценность, потому и безобразят.

— Через преступление к самоутверждению?

— Что-то в этом роде. Попал в пакостную компанию, и уже он герой, уже Косой не обидное прозвище, а воровская кличка...

— Все гораздо сложнее, Андрей Петрович, — размышляю я вслух. — Гомер был слеп, Байрон хромал... Людей сильных, волевых физический недостаток избавляет от мирских соблазнов, они дарят человечеству великие открытия, шедевры искусства. А слабые духом ломаются... Нет у наших подопечных яркой и ясной цели в жизни, живут одним днем. Приверженцы гнилой романтики, рабы собственных страстей и желаний. Не в те руки попал Виктор — вот в чем причина...

— Что говорить, — вздыхает Рябчун, — дали мы зевака с этим Ляминым...

Мы садимся в машину. Рябчун кладет руку на плечо водителю.

— Трогай, Гена, здесь уже до нас поработали. Поедем к Сергею Курсишу. Он же — Дылда, он же — Длинный...

В доме у Курсиша долго не открывали. Когда наконец дверь распахнулась, я увидел высоченного парня с помятым, будто только с подушки лицом.

— Спал, что ли? — Рябчун нырнул под руку великана и прошел в переднюю.

— А что, нельзя? — огрызнулся Курсиш.

— В канаве не рекомендуется, — спокойно ответил участковый, явно намекая на реальную ситуацию, потому что парень сразу скис.

— С Валетом давно встречался?

— Нужен мне ваш Валет! — угрюмо буркнул детина.

— А ты, Сережа, негостеприимный хозяин, — мягко укорил Рябчун. — Пригласил бы гостей в комнату, чайком бы напоил. Или ты чай не употребляешь?

— Я все больше на какаву нажимаю, — ухмыльнулся верзила.

— Тоже красиво, Сереженька, тоже годится, — балагурил Петрович, а сам тем временем щупал взглядом вешалку, как бы случайно открыл дверь на кухню. — Мы тут с товарищем небольшой променаж совершали, дай, думаю, загляну к старому знакомцу. Ты уж меня, Сережа, не позорь перед другом. Я ему так тебя расписал, а ты вон даже стул не предложишь... Ну что, долго еще нас в коридоре держать будешь?

— Проходите, чего там, — процедил сквозь зубы Сергей. — Сейчас чайник поставлю...

— Насчет чаю это я так, к слову. Мы люди трудовые, нам чаи гонять некогда. А кстати, ты почему не на работе?

— Мне сегодня во вторую.

— Звонил я, звонил в твой цех. Мастер о тебе хорошо отзывается. Значит, оправдываешь мою рекомендацию, не подводишь, спасибо. Надо, полагать, со старым кончено, а, Сережа? Убедился, что в колонии жизнь не сахар?

— Да уж, завидного мало, — мрачно пробасил Курсиш. — Второй раз не потянет.

— Вот и хорошо, вот и ладненько... — Рябчун шагнул в комнату, мгновенно охватил ее взглядом. — Ты, Сережа, один в квартире?

— А кому тут еще быть? Отец в командировке, мать на службе.

— Так, так... Из дома сегодня не выходил?

— Нет еще. Да и куда пойдешь — вон какой дождь хлещет.

Рябчун хитренько чему-то ухмыльнулся:

— Насчет дождя это ты верно подметил — сухим не вернешься. — Внезапно улыбка исчезла с его лица, в голосе появились жесткие нотки. — А теперь, Сергей, скажи правду, кого ты в задней комнате прячешь?

— С чего вы взяли? — сердито бормотнул Курсиш, и щеки его пошли розовыми пятнами.

— Это хорошо, Сережа, что краснеть не разучился. Плохо другое — зачем старших в обман вводишь? Ну-ка, расскажи, кто к тебе вломился, не вытерев мокрых ног? — Рябчун пощупал коричневый плащ, висевший в прихожей. — Чей?