— Простите, с кем имею честь?
Я вынимаю удостоверение, раскрываю. Мастер делает таинственное лицо, зачем-то прикрывает дверь.
— Не в обиду будь вам сказано, я сразу догадался, что сели вы в мое кресло неспроста. Почему? Поживите с мое — не будете спрашивать. Зачем деловому человеку стричься, если неделю назад он уже был в парикмахерской! Две?.. Ну, так я на немного ошибся... Значит, вас интересует тот юноша? Скажу вам сразу — на преступника он непохож. Если он что-нибудь и сотворил, то, по всей вероятности, случайно...
— Однако скрывается от правосудия этот юнец довольно умело.
— Вы полагаете, он сбрил баки, чтобы изменить внешность? А вы знаете — очень может быть. Мне это как-то не приходило в голову.
— Что вам еще запомнилось?
— Знаете — очень заурядная внешность, не за что уцепиться глазу. Баки были единственной примечательностью. Теперь вам будет трудней его искать.
— Зато появилась косвенная улика. Без основательной причины с баками не расстаются. Сколько я вам должен?
— По прейскуранту — семьдесят копеек. А дальше — что ваша совесть подскажет. Я протягиваю рубль.
— Достаточно?
— О, молодой человек, у вас очень красноречивая совесть...
Неуловимым движением старый мастер опускает рубль в карман халата, нежно очищает щеточкой воротник моей куртки. Сервис на уровне мировых стандартов! И всего за тридцать копеек...
Освященный материальной заинтересованностью обряд очищения закончен. Попрощавшись, я иду к выходу.
— Постойте! — останавливает меня неуверенный голос. — Не знаю, пригодится ли это вам... От него пахло бензином... Странно — воскресный день, и костюм на нем был выходной, и галстук по последней моде. И все же я уловил запах бензина, очень слабый, едва заметный... Понимаете, он резко контрастировал с привычными парфюмерными ароматами.
— Вы думаете, это имеет отношение к его профессии?
Мастер озадаченно трет подбородок.
— Вот только сейчас я почувствовал, как тяжело произнести решающее слово. Я сегодня был не в меру болтлив и наверняка наговорил много лишнего... Но когда от твоего слова зависит чья-то судьба, я не могу... я не знаю...
— Успокойтесь, маэстро, от вашей догадки до судебного приговора вполне приличное расстояние. Выйдя от вас, он не сел в машину?
— Нет, я услышал бы звук мотора...
Итак, одна зацепка уже появилась. Правда, эта ниточка никуда пока не ведет, но она предвестница успеха. Ну и нюх у старика! Бензин ведь очень летуч и мгновенно испаряется. И все же парикмахер уловил его запах. Или это был водитель грузовой автомашины, причем не совсем исправной, или... Да, так тоже может быть... Он приехал на собственной легковушке или на мотоцикле, оставил неподалеку, а сам пошел в парикмахерскую. Потому-то мастер и не слышал шума мотора... Что ж, кто бы ни был этот парень, в осторожности и предусмотрительности ему не откажешь...
По дороге в райотдел заворачиваю в одно место. На почтительном отдалении от жилых домов посреди небольшого пустыря расположилась цистерна с пивом, прозванная местными остряками «магниткой» за неотразимую притягательность. Сюда в надежде «пообщаться» собирается самый разнокалиберный люд. Большинство, конечно, составляют рядовые пивохлебы. Однако попадаются среди них и тунеядцы, и алкоголики, и даже лица, объявленные во всесоюзный розыск. И хоть я не великий любитель пива, решаю пристроиться к длинному хвосту очереди. Долго ждать? Тем лучше. Будет время присмотреться к публике — не исключено, что здесь могут оказаться интересующие нас люди.
Очередь продвигается довольно резво, и вот я у цели. Толстушка продавщица с хитрющими карими глазами обслуживает меня по первому разряду — с отстоем и доливом. Уверен — видит меня впервые, где работаю — не знает. И все же выхватила наметанным глазом из массы рядовых потребителей...
Беру свою кружку, отхожу в сторону и вдруг вижу старого знакомого. Гриша Прибылов по кличке Кирпич (это прозвище ему дали за багрово-красный цвет лица), окруженный группой собутыльников, рассказывает очередной эпизод из своей бурной жизни. Я особенно не вслушиваюсь, но улавливаю, что речь идет о субботнем «балдеже» в строительном общежитии.
Вдруг Прибылов вгляделся и, раскинув руки, пошел на меня.
— Здравствуйте, товарищ начальник! Каким ветром занесло к нашей «магнитке»?
Собутыльники, с хмурой опаской поглядывая на меня, начинают понемногу рассасываться. А Прибылов уже рядом со своей хмельной ухмылкой.
— Товарищ Агеев, хоть пивом и не положено, хочу с тобой чокнуться. Потому что правильный ты человек и вовремя предостерег от пагубного шага...
Действительно, был такой эпизод в жизни Гриши Прибылова. Стало нам известно о готовящейся краже из продовольственного магазина. Вызвал я Прибылова в отдел и дал понять, что милиция все знает, посоветовал отговорить своих дружков. Те не послушались и подзалетели. На Гришу этот случай подействовал отрезвляюще: стал меньше пить, устроился на работу...
— Дим Димыч, ты меня ув-важаешь? — тянет Прибылов ко мне мокрые обвислые губы.
Я деликатно отодвигаюсь.
— Да пока, Гриша, вроде бы не за что...
— Правильно, Дим Димыч, пока не за что, — легко соглашается Прибылов. — Но будет, это я тебе ответственно заявляю. А я тебя, Дим Димыч, все равно уважаю. Ты меня — нет, а я тебя — да...
Я отвожу Прибылова подальше от чутких ушей его недавних слушателей.
— Меня, Гриша, вот что интересует. В котором часу ты в субботу вышел из общежития?
Прибылов собирает лоб в гармошку.
— Значит, так, дай припомнить. Жинке я обещал в одиннадцать быть дома, следственно, в половине уже засобирался, а без четверти вышел. С посошком, естественно...
— Какой дорогой добирался?
— Как всегда, кратчайшей. Сам знаешь — от Ключевой до Литейной короче, чем по Садовой, не пройти.
Я ощущаю легкую дрожь в коленках: Садовая проходит параллельно Гончарной. Но голос мой по-прежнему спокоен, даже ленив:
— По дороге никто не встретился?
— Да нет, пустынная была улица. Вот уже когда я на Литейную вышел, хлопец один мимо пробежал. Я еще подумал: куда в такую поздноту спешить? На работу — рано, в магазин — закрыто...
— Как он был одет?
— Плащ на нем был... светлый такой. На голове ничего.
— Куда направлялся?
— Как раз троллейбус трогал в сторону города, он почти что на ходу сел.
10
Чуть ли не бегом возвращаюсь я в райотдел. Еще бы — после длинной полосы невезенья наконец-то забрезжило вдали нечто конкретное. Конечно, сообщение Прибылова нуждается в проверке, и все же первая ниточка есть. А это вселяет надежду, что будет со временем размотан и весь клубок.
Перепрыгивая через три ступеньки, я взлетаю на второй этаж, врываюсь в свой кабинет, бросаюсь к телефону.
— Леша, ты? Найди Рябчуна, и мигом поднимайтесь ко мне. Есть отличные новости, Леша! У тебя тоже? Добро, посоревнуемся, кто кого удивит.
Не прошло и пяти минут, как оба помощника сидели напротив меня.
— Андрей Петрович, как успехи?
— Сижу в домоуправлении, просматриваю списки, жильцов, кое-кого проверяю. Пока ничего обнадеживающего...
Чувствую — чем-то озабочен старый участковый, чего-то недоговаривает.
— Что еще, Андрей Петрович?
Рябчун отмахнулся:
— А, ерундистика! Как-нибудь после...
Я поворачиваюсь к Волкову:
— Леша, ты собирался нас чем-то удивить? Волков, скорбно разглядывавший на рукаве крохотное пятнышко, резко выпрямился.
— Не знаю, Дим Димыч, может, то, что я выяснил, никаким боком к нашему розыску не относится, но сообщить я обязан. Опрашивая жильцов, я наткнулся на студента Вольдемара Риекстиня. В минувшую субботу он провожал девушку, шли они по Октябрьскому мосту. Мимо них на большой скорости проехал мотоцикл. Возле политехнического института мотоциклист развернулся и помчался обратно...
— И что ты здесь нашел подозрительного?