— Будьте свидетелями, я стрелял в порядке самозащиты. И что это вообще за порядки — на людей собак спускать?
— На людей... — поднимает голову Ромуальд. — На людей Кора не бросается!
— А я, значит, уже не человек, скот я, значит, да?.. Все слышали? Нарушение процессуальных норм, оскорбление личности! За такие словеса недолго и жалобу накатать. В порядке прокурорского надзора...
Гримасничая и подвывая, Валет демонстрирует свою руку.
— Вот что ваша псина проклятая натворила! А если бы в горло вцепилась? Лежал бы я здесь трупом смердящим! Укол мне теперь делать надо, вдруг она бешеная?..
— Тут ты прав, Дьяков, на бешенство тебя проверить не мешает. — Рябчун надевает на левую руку Валета наручник, пристегивает цепочку к своей правой руке. — Ну, хватит балаганить, пошли!
Мы направляемся к машине. Позади, сгибаясь под тяжестью взваленной на плечи Коры, идет Ромуальд. Темные глаза овчарки уже подернулись безжизненной тусклиной...
6
Когда я вернулся в райотдел, Бурцев все еще допрашивал Лямина. На мой безмолвный вопрос он кисло усмехнулся:
— Темнит наш Витя. Уперся на первоначальных показаниях, и ни с места...
Лямина надо разговорить во что бы то ни стало, только тогда можно будет подступиться к Дьякову. По дороге я детально продумал план допроса Лямина, теперь предстояло его осуществить.
— Виктор, только что задержан ваш приятель Валерий Дьяков. Все зависит от того, кто первый начнет говорить правду. Вы-то знаете Дьякова лучше нас: для своего спасения он никого не пощадит, утопит вас как кутенка. Кстати, почему вы не предупредили, что Дьяков вооружен?
— Я не знал, не знал, — зачастил вдруг Лямин. — Он говорил, что у него есть «пушка», грозил, запугивал, но никогда не показывал. Я думал, он арапа заправляет, а оказалось...
— А оказался, Лямин, целый букет. Хищение государственной собственности, ножевое ранение таксиста, сопротивление работникам милиции. Прямо скажу, неуютно тебе будет сидеть с Дьяковым на одной скамье. Отблеск его «подвигов» падает и на тебя — его ближайшего друга и помощника.
— Это все он, он! — закричал Лямин. — Он уговорил устроиться на комбинат, он навел на склад. Он мною помыкал как хотел, я у него в «шестерках» бегал...
Бурцев писал протокол, я продолжал допрос:
— Кто был с вами третьим?
— Не знаю, чтоб мне век свободы не видать, — захлебывался в приливе откровенности Лямин. — Мое дело было пролезть в склад и перекинуть мешки с шерстью через забор. На той стороне ждал Валет и еще кто-то, а кто, я не видел. Они унесли шерсть без меня, Валет обещал потом выделить мою долю...
— Значит, ночевали вы не в подвале, как показывали раньше?
— В подсобке я всю ночь промаялся, а под утро махнул через забор.
— Почему только утром, почему не сразу после кражи?
— Не знаю, так Валерка велел. Наверно, чтоб охрану не всполошить...
Настолько беспрекословно привык Лямин подчиняться чужой злой воле, что даже на миг не задумался над бессмысленностью приказа. Попробую хоть сейчас открыть ему глаза.
— Все очень просто, Лямин. Дьяков не хотел, чтобы вы знали, где будет спрятана шерсть. Так что вряд ли вы дождались бы своей доли... А теперь, Виктор, слушайте меня внимательно. В котором часу вы перекинули мешки? Попытайтесь вспомнить весь тот день, час за часом.
Лямин наморщил лоб. Как же все произошло? Последнюю субботу месяца объявили рабочей — комбинат не справлялся с планом. Виктор работал в первую смену. В три часа все пошли по домам, а он, не доходя до проходной, вернулся: мол, забыл станок выключить. Впрочем, в цехе уже никого не было. Он юркнул в подсобку и стал дожидаться условленного часа...
«В склад полезешь около двенадцати ночи, — негромко наставлял Валет, разливая коньяк. — Пропажи хватятся не раньше понедельника, к тому времени успеем эту шерсть загнать. И все будет шито-крыто...» — «А если заметут?» — спросил тогда Виктор, преданно, по-собачьи заглядывая в глаза своему «наставнику». Валет подлил коньяку в его фужер. «Пей, Косой, и не поднимай волны. Ты меня знаешь не первый день, все продумано до тонкостей. Но в случае чего запомни — ты был один. Если дохнешь на меня в милицию... Ни один хирург не соберет, всю жизнь на аптеку горбачить будешь!..»
...Виктор посмотрел на часы — без пятнадцати двенадцать. Пора! Как раз к этому времени сторожа вневедомственной охраны заканчивали очередной обход территории и забирались в свою будку чаевничать. Виктор подошел к забору, тихонько свистнул. В ответ услышал два коротких свистка.
Прогуливаясь днем возле склада, Лямин заметил проржавленную решетку на вентиляционном отверстии. Сорвать ее не составило труда даже голыми руками, без инструментов. Через образовавшийся люк Виктор протиснулся в склад, через него же вытащил четыре мешка пряжи в бобинах. Чуть не подпортил дело сторож, внезапно появившийся из проходной. Этот хромоногий старик всегда очень бдительно ощупывал Лямина взглядом, раза два даже обыскал. Вахтер стоял и настороженно всматривался в тот затемненный угол, где притаился Виктор... То ли сторож решил, что подозрительный шум ему лишь почудился, то ли лень было дойти до склада — проверить, но с места он не сдвинулся. Постоял-постоял и снова ушел в помещение. Виктор выждал еще немного, подтащил мешки к забору и один за другим перекинул на ту сторону. Конечно, он и сам мог бы перелезть, помочь отнести шерсть. Но раз Валет велел остаться...
Меня терзает смутная догадка, в которой я боюсь себе признаться.
— Вы уверены, Лямин, что там, за оградой, стоял именно Валерий Дьяков? — спрашиваю я.
— А кому ж там еще быть? — искренне удивился допрашиваемый
— Он что-нибудь вам сказал, вы слышали его голос?
— Разговаривать, даже шепотом, Валет запретил. Когда мешки были переброшены, он дал один длинный свисток...
— Понятно. Продолжайте!
— Остальное вам известно, — сказал Лямин, обращаясь к Бурцеву. — Сами ведь меня из дому выковыряли, и позавтракать толком не успел. Никогда не думал, что так быстро меня сцапаете. Да что говорить — штучная работка!..
Бурцев насмешливо поклонился:
— Сердечно тронуты высокой аттестацией нашего скромного труда. Постараемся и в дальнейшем оправдать и не уронить...
— Надолго я теперь засел, гражданин начальник? Бурцев пожал плечами:
— Авансов давать не стану, но полагаю — суд учтет чистосердечное признание. Хоть и не сразу, но заговорил, дал ценные показания.
— Боялся я, гражданин начальник. Вы его не знаете, он ужас какой мстительный...
— Не того ты, Витя, испугался! Бездумно прожитой жизни надо страшиться, горя, которое ты причинил своей матери, презрения товарищей по цеху, которые тебе поверили...
Лямина увели. Бурцев достает новый бланк.
— Дим Димыч, как будем Валета допрашивать: вместе или?..
В его голосе слышится просительная нотка: только что я блестяще разговорил Лямина, а Дьяков — орешек покрепче, и моя помощь может оказаться очень кстати. Зауважал меня Бурцев, определенно признал мои незаурядные аналитические способности. Для полного триумфа не хватает сущей безделицы: уверенности, что Валет тот, кто мне нужен. Одно из двух: или Дьяков причастен к нападению на таксиста, или... если верить Лямину...
— А разве невозможен вариант «и — и»? — возражает Бурцев.
— В один день два преступления?.. Да что день? Часа не прошло! Смотри: в субботу в двадцать три часа нападение на таксиста, а в двадцать три сорок пять Валет уже пересвистывается с Ляминым. Тут есть над чем подумать...
Бурцев подходит к карте района, которая висит на стене, замеряет расстояние.
— Комбинат в получасе ходьбы от Гончарной. Бегом можно добраться минут за двадцать. Если взять такси...
— Вертолетом, Игорь Константинович, еще быстрей. Временного алиби у него нет, но психологически... Можешь ты представить человека, всадившего в ближнего нож и преспокойно отправившегося на заранее подготовленную кражу? У меня это как-то не укладывается...