На исходе горбачевской перестройки у нас были опубликованы «Окаянные дни» И. Бунина, который первым увидел в Ленине «прирожденного преступника», который не остановится ни перед чем и выполнит все затаенные желания массы. Бунин говорил, что большевики убили чувствительность. Мы переживаем смерть одного, семи, писал он, допустим, труднее сопереживать смерти семидесяти, но когда убивается семьдесят тысяч, то человеческое восприятие перестает работать.

«Так про народ не писал еще ни один враг революции, — вспоминает С. Баймухаметов свои ощущения после ее прочтения. — Сколько там ужаса пополам с брезгливостью, физического отвращения и тяжкой ненависти ко всем этим солдатам, матросам, «этим зверям», «этим каторжным гориллам», мужикам, хамам, которые вдруг стали хозяевами жизни и смерти, ко всему революционному быдлу»[118]. А ведь взялись эти прирожденные преступники, Иван Алексеевич, из крепостных деревень ваших дедов и прадедов. Из крепостного рабства. И страшно, и надолго перекурочили всю судьбу России потому, что иначе не могли. Потому что раб — не человек. Когда человек становится рабом, то все человеческое опадает с него сверху, как шелуха, а изнутри, из души, выжигается дотла. Раб — это быдло, т. е. скотина. А раз скотина, то можно все, ничего не страшно и ничего не стыдно. То есть вообще нет ничего. Никаких устоев. Говоря нынешним языком уголовников — полный беспредел. И так росли и воспитывались дети, и внуки, и правнуки, и праправнуки. Четыреста лет рабства. Почти двадцать поколений, родившихся и выросших в ярме, не знающих в своем воспитании ничего, кроме подлой науки холопского выживания[119].

Была ли альтернатива революции?

При том состоянии властей предержащих, при той политике, которая ими проводилась, при том их презрении к собственному народу положительной альтернативы 1917-му году не существовало. Фактом была и остается непоследовательная и слабая политика императорской власти — внешняя, внутренняя, кадровая, главная причина которой заключалась в преобладании в политической элите того периода антигосударственных, антинациональных и антинародных сил. Сочетание этих факторов усугубляло ситуацию в стране, провоцировало широкое возмущение и рост радикализма.

А в октябре 1917 г. решающую роль сыграл субъективный фактор — то, что во главе переворота оказались Ленин и Троцкий. В итоге группа профессиональных революционеров, заключив временный договор с радикальной чернью, захватила власть над огромной страной и начала ставить социальные эксперименты над людьми. Выводить новую породу людей. Ведь большевики никогда не скрывали, что именно выведение новой породы людей и есть их цель[120].

21 августа 1940 г. вдали от родины, почти всеми забытый, погиб человек, имя которого в пору его всесилия заставляло трепетать тысячи людей. Троцкий был убит в разгар работы над литературной биографией Сталина — человека, по чьему приказу он был ликвидирован. Именно последний литературный труд Троцкого послужил основанием для вердикта о смертной казни. Рукопись Троцкого была опасна не пикантными биографическими подробностями; она покушалась на сами устои сталинизма[121].

Троцкий более трети жизни провел в эмиграции. Оказавшись впервые в Европе в 1902 г., он воспринял это время как «восторженное откровение». Он писал, спорил, ездил, впитывал жизнь, знакомую раньше лишь по книгам и газетным статьям. Ему было только двадцать три года и надо было найти баланс между своим «я» и новой социальной и духовной средой. Троцкий еще молодым навсегда поверил, что обязательно оставит глубокий след в истории. Он не ошибся, считая, что будет знаменитым, но это и было его жизненной целью: с очень ранних времен им сохранялись не только черновики статей, речей, проектов резолюций, но и афиши, пригласительные билеты, пометки на газетах и календарях, вырезки из периодических изданий, где просто упоминается его имя.

Уже его поведение в дни первой русской революции убедительно говорило, что на сцене истории появилась выдающаяся личность. Он оптимистично принял поражение революции, веря, что это лишь подготовка к будущей победе мирового пролетариата. Заточение в тюрьме «Кресты», Петропавловской крепости, в Доме предварительного заключения он использовал для самообразования, написания статей и прокламаций. Именно в это время в статье «Итоги и перспективы» он впервые в законченном виде излагает свою концепцию перманентной революции, за которую его всю жизнь будут третировать.

Троцкий в Октябре 1917 г. проявил себя как один из ведущих руководителей революции. Вся работа по практической подготовке восстания проходила под непосредственным руководством Председателя Петроградского совета.

Троцкий обладал даром несколькими страстными фразами увлечь сотни, тысячи людей. Никто не учил его ораторскому мастерству, в нем, видимо, соединились необходимые компоненты: высокая эрудиция, неподдельная личная увлеченность идеей, способность к неординарным суждениям. В его выступлениях было много картинного, театрального, это был способ воздействия на людей, попытка увлечь их в едином порыве в борьбе за то, что для Троцкого было смыслом жизни. Он был кумиром масс. Ни один руководитель революции не общался с людьми столько, сколько Троцкий. И эта его одержимость, несомненно, имела притягательную силу.

Революция победила во многом благодаря сверхчеловеческим усилиям ее организаторов. Но, известно, «удачных революций не бывает». Постепенно Россия погрузится в хаос, братоубийство и невиданные лишения. Социализм Ленина и Троцкого опирался на штыки и насилие. Многочисленные разногласия, которые сопровождали их на предыдущих этапах деятельности, ушли в прошлое. За некоторыми исключениями, например по вопросу о Брестском мире, между двумя вождями было полное взаимопонимание. Роль второго человека в революции была быстро принята Троцким. Но, признавая первенство Ленина, Троцкий никогда не делал из него иконы, выступал против его обожествления. До самой смерти Ленина они были единомышленниками. Взлеты, достижения, просчеты, насилие являлись общими. Ни тот, ни другой не уловили трагизма русской революции. И тот и другой «пришпоривали» историю.

Троцкий — тип верующего фанатика. Он уверовал в марксизм. Уверовал прочно и на всю жизнь. Никаких сомнений и колебаний у него никогда не было. В вере своей он был тверд, никогда не отказывался от своих идей и до конца жизни твердо их придерживался. Из людей такого типа выходят Франциски Ассизские, Савонаролы. Не теоретики, не мыслители, а подобные фанатики оказывают гораздо большее влияние на судьбу человечества, чем столпы разума и мудрости.

Так что согласимся, что такой человек, как Лев Троцкий, никак не мог пройти мимо революции.

Эволюция отношения наших историков к барону Врангелю — пример «эластичности» и политизированности исторического знания. В литературе советского времени его подавали исключительно в черных тонах, как и Деникина, Колчака, Корнилова, Юденича, других вождей белого движения. Затем «черный барон» превратился в «демократа и реформатора». Кто-то из историков даже назвал его «российским Шарлем де Голлем». Правда, экспериментальным полем его реформ был всего лишь маленький Крым, да и времени Врангелю история отпустила совсем немного — с марта по ноябрь 1920 г. Но и за это время им была продемонстрирована довольно убедительная альтернатива социальному эксперименту большевиков.