Александр и Фанни: Клянемся.

Оскар: Потише, потише. А то мама услышит, и тогда конец представлению.

Оскар ставит стульчик на стол рядом с волшебным фонарем и другими рождественскими подарками. Он проводит по нему рукой и делает большой глоток вина.

Оскар: Это самый дорогой стул в мире. Он сделан из металла, который есть только в Китае, на глубине пятидесяти девяти тысяч метров. Металл похож на алмазные кристаллы, но намного красивее, дороже и редкостнее. Стул был сделан три тысячи лет тому назад императорским ювелиром в подарок императрице на день её рождения. Она была маленького роста, не выше Фанни, но прекраснее её не было женщины в целом мире. Всю свою жизнь она просидела на этом стуле — куда бы она ни направлялась, двое слуг следовали за нею, неся стул. Когда императрица умерла, её поборонили сидящей на стуле. Две, тысячи лет просидела она в своей гробнице, и стул мерцал в темноте, освещая фигуру императрицы снаружи и изнутри. Но однажды в гробницу проникли разбойники, они сбросили на пол императрицу, тотчас же рассыпавшуюся в прах, и стул забрали с собой. Теперь он принадлежит вам! Он принадлежит вам, этот самый драгоценный в мире стул. Берегите его! Он очень хрупкий, легко может сломаться, металл, проживший миллиарды лет на глубине в пятьдесят девять тысяч метров, устал от людей, он рассыпется в прах, превратится в пыль, как императрица, если вы не будете его беречь. Обращайтесь с ним бережно, садитесь осторожно, разговаривайте с ним и дышите на него не реже двух раз в день.

Оскар кланяется, держа палец на губах, и тихонько скрывается в гардеробе, рядом с кроватью Фанни. Стул по-прежнему стоит на столе. От него исходит мерцание. Через минуту отец возвращается: халат натянут на голову, на лице разбойничье выражение. Он крадётся по комнате, злобно оглядываясь, и останавливается у стоящего на столе детского стульчика.

Оскар: Какой гадкий стул! Совсем ветхий, просто смех. И до чего же уродливый.

Он берет его правой рукой (в левой он всё ещё держит бокал, теперь уже почти пустой) и делает вид, будто собирается его сломать.

Оскар: Ай, ай! А как колется, черт! По-моему, проклятый стул хотел меня укусить. Сейчас он у меня за это получит!

Оскар начинает ломать стул, пытается отодрать спинку, входит в раж.

Фанни: Не трогай стул!

Оскар немедленно прекращает терзать стул и с восторгом смотрит на свою маленькую дочку, которая стоит на кровати с рассерженным лицом. Оскар осторожно ставит стул на пол, усаживается на диван, тянется за бокалом и тут же опустошает его. Открывается дверь спальни.

Эмили: Вы что, с ума сошли? Уже три часа, через два часа нам вставать к заутрене.

Она пытается поднять Оскара с дивана, но тот притягивает её к себе и усаживает на колени, она обнимает его за плечи, он целует её возле уха.

Александр: Можно, мы тоже будем играть в «Гамлете»?

Эмили: Я уже знаю, что вы говорили об этом с дядей Ландалем. Но этот вопрос решаем мы с отцом.

Оскар: Решает мама.

Эмили: Спектакль заканчивается слишком поздно, а вам на следующий день в школу.

Фанни: Мы можем играть пажей в первом акте.

Эмили: Если вы не будете участвовать в последнем акте, то не можете быть и в первом.

Александр: Но все равно в первом и последнем актах не могут быть одни и те же пажи, прошло ведь не меньше трех лет.

Аманда: Я могу сыграть пажа в первом акте и придворную даму в последнем.

Александр: Таких маленьких придворных дам не бывает даже в Дании.

Аманда: В то время принцесс выдавали замуж в двенадцать лет, значит, и придворные дамы могли быть такого же возраста!

Эмили: Ну, хватит спорить! Три пажа в первом акте при условии, что все уроки будут выучены и вы отправляетесь домой сразу нее после сцены в замке. И чтобы на следующее утро не хныкать!

Аманда, Фанни и Александр с готовностью соглашаются на эти условия, родители целуют детей и желают им спокойной ночи. Они уже собираются выйти из комнаты, но тут Александр выпрямляется во весь рост на кровати.

Александр: ...«Завтра», «завтра».

Так тихими шагами жизнь ползет

К последней недописанной странице.

Оказывается, что все «вчера»

Нам сзади освещали путь к могиле.

Конец, конец, огарок догорел!

Жизнь — только тень, она — актер на сцене.

Сыграл свой час, побегал, пошумел —

И был таков. Жизнь — сказка в пересказе

Глупца. Она полна трескучих слов

И ничего не значит1.

Публика аплодирует. Дверь в спальню закрывается. На минуту воцаряется тишина.

Фанни: Когда это ты выучил?

Александр: Я всю роль знаю наизусть. Собираюсь дебютировать в роли Макбета.

Аманда: Ты?

Александр: Вот именно я! (Пауза.) Тоже мне, Павлова с плоскостопием.

Фру Хелена и Исак Якоби бодрствуют вместе в рождественскую ночь. Это тоже стало традицией, как и многое другое в экдальском доме. Они сидят на бабушкином диване, все лампы погашены, свечи на елке догорели, потрескивает огонь в камине, бра, подвешенные у зеркала, из серебра и горного хрусталя, освещают тихую комнату мягким цветным сиянием. Фру Хелена освободилась от пышного наряда и надела фиолетовый халат, серую шерстяную шаль и красные шлепанцы, волосы заплетены в толстую косу. Исак снял сюртук и накинул на плечи мягкий плед; туфли его стоят под стулом.

Хелена: Ну вот, я сварила хороший крепкий кофе, гораздо лучше, чем та жуткая бурда, которую готовит фрекен Вега. (Исак церемонно отвешивает поклон.) Который теперь чае? Десять минут четвертого. У нас есть два часа, потом мне надо будет переодеться к заутрене. Утренний кофе мы сегодня будем пить у Густава Адольфа. А ты можешь пойти и сладко поспать, старина Исак, только не забудь про обед у Карла и Лидии. В прошлом году ты проспал. Сказал, что простудился, а на самом деле проспал. (Вздыхает.) Как хорошо, что ты здесь! Ты верный друг. Мой самый большой друг. Что бы я делала без тебя! (Исак берет её руку и легонько похлопывает.) В прошлом году мне было весело на Рождество, а сегодня хочется плакать. Наверное, я старею. Я постарела?

Исак: Ты стала старше, вот и все.

Хелена: Так я и думала. Мне все время. хотелось плакать. Хотя внуки доставляют радость. По-моему, Оскар плохо выглядит. Он слишком много работает, изнуряет себя до изнеможения в этом проклятом Театре. И что это ещё за дурацкая идея — сыграть Призрак! Они могли бы взять кого угодно на эту роль. Ему следовало бы поберечь себя, и, кроме того, он действительно Отвратительный актер. Не знаю, понимает ли Эмили, что у него слабое здоровье и ему нужен отдых! Надо мне поговорить с ней. Он, конечно, молодец, работает на совесть. Представляешь, Исак, Театр сводит концы с концами и далее приносит небольшой доход. Разве это не замечательно! Ещё несколько лет назад мне приходилось давать им дотацию в пятьдесят тысяч ежегодно. Ничего страшного, разумеется, но Оскару было всегда так неловко просить у меня деньги, хотя он ни гроша не тратил на себя. В отличие от Карла. Карл опять просил у меня в долг, но я отказала. Если он заявится к тебе с той же просьбой, ты тоже должен ему отказать. Обещай мне это, Исак!

Исак (рассеянно кивает): Да, да.

Хелена: Я ничего не понимаю. Раз за разом я устраиваю его дела, а через год он опять на мели. Он уверяет меня, что к ростовщикам не обращается, не знаю, правда ли это. А ты не знаешь?

Исак: Я ничего не знаю.

Хелена: И эта ужасная немка, его жена. Красится, точно продажная девка. Не понимаю, как мог Карл увлечься такой женщиной. За этим, наверное, кроется эротика. Как ты думаешь, Исак?

Исак: Что ты сказала? Эротика? Гм. Может быть, что-нибудь в этом роде.

Хелена (бьёт его по руке): Ты меня не слушаешь. (Отпивает глоток коньяка.) Но это неважно. Главное, ты здесь, со мной. (Вздыхает, задумывается, потом смеется.) У Карла и Густава Адольфа повышенная эротическая возбудимость, это они унаследовали от отца. Он был сверхэротичен. Только не подумай, будто я жалуюсь, дорогой Исак, ничего подобного. (Исак делает слабый жест.) Он был ненасытен. Я, правда, считала, что перебарщивать ни к чему, но никогда ему не отказывала. Хуже всего с Густавом Адольфом. Я говорила с Альмой, и она очень разумно ответила, что не обращает внимания на его похождения, так как он самый милый и умный муле на свете. Просто счастье, что Альма такая покладистая. Надо бы предостеречь эту малышку — как её там зовут, Май, что ли. Мила необыкновенно, должна признаться, и с детьми умеет ладить, прелестный цвет лица, славная фигурка, жалко, хромает, бедняжка. Но я не буду вмешиваться. Не будешь вмешиваться — не придется и расхлебывать, как говорила моя бабушка. Ты спишь?