– Тварь... – выдохнул Карни, вереница образов рептилий и обезьян преследовала его.

– Человек, – парировал Поуп. – Узел эволюции, парень.

– Человек... – повторил Карни. И когда он произнёс это слово, его затуманенные глаза встретили сверкающую фигуру на машине за спиной его палача. Да, это был человек. Ещё влажный после перерождения, со следами родовых травм, но определённо человек. Поуп прочёл осознание в глазах Карни. Старик схватил юношу, собравшись использовать инертное тело в качестве щита, и тут его брат перешёл в нападение. Обнаружив себя, человек спрыгнул с крыши машины и обхватил худую шею Поупа. Старик завопил и вывернулся из объятий, бросившись наутёк, но его противник погнался за беглецом, преследуя его уже за пределами видимости Карни.

Во время долгого пути к выходу до Карни доносились последние мольбы Поупа, обращённые к догнавшему его брату... А вскоре слова превратились в крик, который – Карни надеялся – ему не доведётся больше услышать. Потом была тишина. Родственник Поупа не вернулся, за что Карни, с напрочь отбитым любопытством, был бесконечно ему благодарен.

Когда спустя несколько минут он собрал все свои силы, чтобы пересечь двор свалки, свет над воротами снова зажёгся, и он обнаружил Поупа, вниз лицом лежащего на земле. Даже будь он в силах, которых впрочем не было, никто бы не заставил его перевернуть тело. Достаточно видеть, как руки мертвеца агонизирующе вцепились в гравий, и как яркие кольца внутренностей, некогда столь аккуратно лежавшие в брюшной полости, расползлись из под тела. Рядом лежала книга, которую Поуп так лихорадочно спасал. Карни нагнулся, чтобы поднять её, и его голова пошла кругом. Книга станет, почувствовал он, некоторой компенсацией за пережитую кошмарную ночь. Ближайшее будущее принесёт вопросы, на которые он вряд ли сможет ответить; обвинения, против которых его защита будет выглядеть жалкой. Но, листая книгу в свете фонаря, он обнаружил, что испачканные страницы предлагают более весомую награду, чем он смел надеяться. Здесь, скопированные тщательной рукой и сопровождаемые замысловатыми рисунками, содержались теоремы запретного знания Поупа: создание узелков для притягивания любви и положения в обществе; узлы, разлучающие души и соединяющие их; для везения и лёгкого зачатия... для конца света.

После беглого знакомства с книгой, он перелез через ворота и спрыгнул на улицу. На ней, как обычно в этот час, было пустынно. Несколько окон горели в домах, напротив: в этих комнатах страдающие бессонницей считали часы до наступления утра. Устав упрашивать свои изнеможенные ноги, Карни решил остановиться и подождать попутной машины, которая отвезёт его туда, где бы он смог рассказать свою историю. Он вновь ощущал целостность. Несмотря на то, что его тело онемело, а голова гудела, он чувствовал внутри себя большую ясность, чем когда – либо ещё. Он вошёл в тайны на страницах запретной книги Поупа, как в оазис. И, вдоволь напившись, он с удивительной бодростью смотрел вперёд, на предстоящее паломничество.

Откровение

«Revelations» перевод М. Галиной

В Амарилло только и было разговоров, что о торнадо: о коровах, автомобилях, а иногда и о целых домах, которые поднимались в воздух и вновь опускались на землю, о поселениях, опустошенных всего за несколько сокрушительных минут. Возможно, именно поэтому Вирджиния сегодня вечером ощущала такую тревогу. Поэтому, или из-за усталости, накопившейся за время путешествия по пустынным шоссе, когда единственным пейзажем за окном были расстилавшиеся над ними мертвенные небеса Техаса, когда ничего не ждет тебя в конце пути и надеяться не на что – опять бесконечные гимны и адское пламя. Она сидела на заднем сиденье черного «понтиака», спина у нее болела, и изо всех сил пыталась заснуть. Но овевающий затылок горячий воздух вызывал сны об удушении, так что она оставила свои попытки и удовлетворилась зрелищем пшеничных полей да подсчетом проносящихся мимо элеваторов, ярко-белых на фоне собирающихся на северо-востоке грозовых туч.

На переднем сиденье автомобиля Эрл вел машину, напевая себе под нос. Рядом с ней Джон – всего лишь в двух футах, но недостижимый для ее притязаний – читал Послания святого Павла и бормотал отдельные прочитанные слова и фразы. Когда они проезжали через Пантекс-вилледж (они тут собирают боеголовки – загадочно сказал Эрл и больше ничего не пояснил), начался дождь. Он хлынул внезапно, когда уже темнело, и добавил тьмы, торопливо опустив шоссе Амарилло-Пампа в мокрую ночь.

Вирджиния подняла стекло в окне – дождь, каким бы освежающим он ни был, быстро промочил ее скромное голубое платье – единственное, в котором Джон позволял ей появляться на собраниях. Теперь за стеклом ничего нельзя было увидеть. Она сидела, и тревога росла в ней с каждой милей их приближения к Пампе, прислушивалась к водяным струям, бьющим в крышу автомобиля, и к своему мужу, который бормотал у нее под боком:

"Посему сказано: встань, спящий, и воскресни из мертвых и осветит тебя Христос.

Итак, смотрите, поступайте осторожно, не как неразумные, но как мудрые.

Дорожа временем, потому что дни лукавы".

Он сидел, как всегда, очень прямо, держа все ту же потрепанную Библию в мягком переплете, которая столько лет лежала, раскрытая, у него на коленях. Наверняка, он знал те главы, которые читал, наизусть, он возвращался к ним довольно часто, и в голосе его звучала такая странная смесь уверенности и удивления, что, казалось, это слова не апостола Павла, а его собственные, только что произнесенные впервые. Эти страстность и напор сделают со временем Джона Гаера величайшим евангелистом Америки, в этом у Вирджинии сомнений не было. На протяжении всех этих изнурительных, лихорадочных недель турне по трем штатам, ее муж демонстрировал исключительные уверенность и зрелость разума. Его проповеди не имели ничего общего с нынешней модернизированной манерой – они были все той же старомодной смесью проклятий и обещаний спасения, которую он практиковал всегда, но теперь он получил полную власть над своим даром и в городе, и за городом. В Оклахоме, Нью Мексике, а теперь в Техасе собирались сотни и тысячи жаждущих услышать и вновь вернуться в Царствие Божие. В Пампе, которая лежит впереди на расстоянии тридцати пяти миль, они уже, должно быть, собираются, невзирая на дождь, чтобы иметь возможность как можно ближе поглядеть на нового проповедника. Они приведут с собой детей, принесут свои сбережения и жажду получить прощение.

Но прощение будет завтра. А поначалу они должны добраться до Пампы, а дождь лил все сильнее. Эрл, как только полил дождь, прекратил свое пение и сконцентрировал все внимание на расстилающейся перед ним дороге. Иногда он тяжело вздыхал и потягивался на сиденье. Вирджиния пыталась не вмешиваться в то, как он ведет машину, но, когда хлынул этот потоп, беспокойство вконец овладело ею. Она наклонилась вперед на заднем сиденье и начала таращиться сквозь ветровое стекло, наблюдая за машинами, едущими в противоположном направлении. Катастрофы в таких ситуациях происходили достаточно часто: плохая погода, усталый водитель, жаждущий оказаться в двадцати милях от того места, где он находился на самом деле. Джон почувствовал ее беспокойство.

– Господь нас не оставит, – сказал он, не отрывая взгляда от убористых страниц, хотя теперь было слишком темно, чтобы читать.

– Это тяжелая ночь, Джон, – сказала она. – Может, нам и не пытаться сегодня доехать до Пампы? Эрл, должно быть, устал.

– Я в порядке, – вставил Эрл. – Это не очень далеко.

– Ты устал, – повторила Вирджиния. – Мы все устали.

– Ну, я думаю, мы можем найти какой-нибудь мотель, – предложил Гаер. – А ты как думаешь, Эрл?

Эрл пожал своими массивными плечами.

– Как скажешь, босс, – ответил он невыразительно.

Гаер повернулся к жене и мягко похлопал ее по тыльной стороне руки.

– Мы найдем мотель, – сказал он. – Эрл может позвонить оттуда в Пампу и сказать им, что мы будем там утром. Как тебе это?