Оливия и Майлз находились в кабинете директора магистрата: она стояла у окна, взирая на шпили старых церквей, а Майлз метался по комнате, как тигр в клетке.

– Какая тут холодина, – пробормотал он.

Оливия поежилась, но это не имело отношения к холоду. По правде говоря, она завидовала деревенским жителям, которые шагали вверх и вниз по булыжной мостовой, закутанные в шерстяные шарфы и плащи, время от времени останавливаясь, чтобы поговорить с подругой или знакомым, а затем помахать им на прощанье. Она завидовала их жизни. Их друзьям. Самой обыденности их существования. Боль обручем сковала ее грудь, и хотя девушка старалась глубоко дышать, она не проходила.

Майлз слегка коснулся ее плеча.

Оливия подскочила и обернулась. Майлз не сводил с нее глаз, словно пытался загипнотизировать ее.

– На улице холодно, – сказал он и потянулся, чтобы закрыть окно. – Ты простудишься.

Оливия отошла в сторону.

– Тогда вы станете очень богатым вдовцом, не так ли, мистер Уорвик?

– Мне кажется, мы уже прошли стадию мистера и миссис, разве нет?

– Как ты смеешь? – проговорила она сквозь стиснутые зубы. – Как ты смеешь делать вид, что все идет прекрасно?

– Я не хотел...

– Полагаю, тебе все равно, что ты унизил меня.

– У нас будет масса времени, чтобы обсудить это позже.

– Я не желаю обсуждать это позже! Я хочу обсудить это сейчас!

– Бога ради, у тебя же истерика, – отрезал он. Шагнув к нему так, что ее грудь прижалась к его груди, а голова откинулась назад, она холодно произнесла:

– Сегодня день моей свадьбы, сэр. У меня есть полное право на истерику. Еще у меня есть полное право узнать радость и восторг начала новой жизни, для себя и моего сына. У меня есть право наслаждаться букетами и конфетами и любовными стихами в мой свадебный день. У меня есть право окружить себя любящей семьей и друзьями, которые бы брались за руки и хором желали мне сказочной жизни. Но более всего я заслуживаю мужа, которому я не безразлична. – Затем, не выдержав, Оливия срывающимся голосом закричала:

– Если ты не заметил, будь ты проклят, ничего этого у меня не было, и я ненавижу тебя за это. Ты меня понимаешь? Ненавижу!

– Чудесно! – в ответ крикнул Майлз, остановив взгляд на побелевшем, разъяренном лице своей жены. – В случае, если до вас еще не дошло, миссис Уорвик, мне глубоко плевать, какие чувства вы ко мне испытываете. Таково было условие, если вы помните. Этот так называемый брак был заключен по двум причинам: облегчить мои денежные страдания и содействовать восстановлению вашей репутации, которая лопнула по всем швам, когда вы раздвигали ноги перед отцом Брайана!

Она ахнула. Отшатнулась назад. Уставилась на него так, словно он выстрелил в нее. Затем рука ее взметнулась со свирепостью жалящей змеи и ударила его по щеке с такой силой, что ей показалось, будто весь мир вокруг нее стал красным.

Кто-то кашлянул.

Оливия заморгала, приходя в себя.

Майлз, взбешенный, с горящей адским пламенем щекой, отвернулся.

Суперинтендант Харгривс прикрыл дверь и с видом полнейшего замешательства подошел к своему столу, где лежал раскрытый регистрационный журнал, ожидавший подписей жениха и невесты. Достав из кармана очки, он надел их на нос и сделал вид, что изучает страницу. Наконец чиновник поднял глаза на Оливию.

– Полагаю, мне следует пояснить вам, что в том случае, если вы решите не подписывать этот документ, предшествующая церемония будет объявлена недействительной.

В коридоре послышался смех пар, ждущих своей очереди, и голоса приглашенных ими гостей, наперебой произносивших поздравления. Майлз стоял у стола, сжимая его край побелевшими от напряжения пальцами, уставившись через плечо директора на портрет королевы Виктории в позолоченной раме. Он видел отражение Оливии в стекле. Щеки ее пылали, выражение лица было вызывающим. Что-то похожее на тревогу зашевелилось у него в груди.

– Итак, – сказал Харгривс, угрюмый, как владелец похоронного бюро, – мисс Девоншир?

Оливия бросила сердитый взгляд на Майлза, затем наклонилась над книгой, чтобы поставить в ней свою подпись.

Они присоединились к своим гостям в переполненном людьми коридоре – к лорду Девонширу, Беатрис и графу Уорвику. Брайан бросился в объятия Оливии и чмокнул мать в щеку.

Лорд Девоншир оттащил Майлза в сторону и тихо объяснил, что долг обязывает его вернуться в Девонсуик.

– Это из-за Эмили. Я беспокоюсь о ней. Она такая хрупкая, а после смерти жены... ну, вы понимаете.

Майлз смотрел на своего тестя и молчал. Лицо у Девоншира было мясистым и одутловатым. Он законченный эгоист, подумал Майлз. Доверить жизнь своей дочери такому негодяю, как он, – и все ради счастья Эмили.

– Ну, я пойду, – заявил Девоншир и повернулся к двери.

– Как! – воскликнул Майлз, заставив Девоншира резко остановиться и медленно обернуться. Старик стоял, слегка покачиваясь и тяжело дыша. Майлз продолжал:

– Никаких строгих наставлений от отца, как мне следует обращаться с его дочерью? Ни вежливых угроз относительно того, что будет со мной, посмей я оскорбить ее чувства?

– Ну, я...

– Ни слова ей на прощанье? Ни заверений, что если ее жизнь со мной станет невыносимой, у нее всегда есть место, куда она может обратиться за поддержкой? Думаю, ласкового поцелуя в щеку было бы достаточно.

– Едва ли вы имеете право критиковать, сэр, учитывая ваше прискорбное поведение сегодня и всю последнюю неделю, если уж на то пошло. Я вообще удивляюсь, как Оливия стерпела все это. Вы знаете, как говорят, Кембалл: тому, кто живет в стеклянном доме, не стоит бросаться камнями.

С этими словами он развернулся и, вскинув голову, покинул помещение.

– Связать бы этого старого ублюдка да высечь, – заметил Дэмиен за спиной у Майлза.

Он оглянулся на брата через плечо. В этот момент он внезапно осознал, что семью Оливии мало заботят ее чувства и благополучие, тогда как Дэмиен, несмотря на происхождение Майлза и все неприятности, которые он причинил Уорвикам за все эти годы, пришел сегодня поддержать его.

– У тебя руки чешутся врезать ему кулаком по зубам, да? – сказал Дэмиен.