Синюшная, застойная наружная так называемая твердая мозговая оболочка потеряла свою относительную прозрачность и не позволяла видеть, что же делается под нею. Обычная пульсация, свойственная нормальному спинному мозгу, отсутствовала. Мозг был неподвижен. После рассечения этой твердой мозговой оболочки в рану стали выпирать массы белозато-розоватого цвета, с которых стекала жидкость. Быстро, неукротимо эти массы заполнили весь дефект в стенке позвоночного канала. Эта ткань представляла собой спинной мозг, выпирающий в костный дефект стенки позвоночного канала, образовавшийся в результате произведенной ламинэктомии. Под воздействием быстро нараставшего отека спинного мозга эти ткани выбухали наружу из позвоночного канала и ущемлялись, как мы говорим, «срезались» о края костного дефекта…

После того, как была закончена операция и Лида вышла из наркозного сна, оказалось, что ее ноги совершенно неподвижны, повисли как плети и не чувствуют, не отличают горячего от холодного, тупого от острого. Частичный паралич перешел в полный… Причиной ускорения столь трагической развязки, несомненно, явилась считающаяся спасительной в этих случаях операция ламинэктомии.

Исход Лидиной операции парализовал мою волю. Я не мог заставить себя зайти в операционную. Мне казалось, что вся хирургия – это цепь случайностей, что возможности хирургии ничтожны.

А работа клиники шла своим чередом. Обходы, осмотры больных, эксперименты, беседы с сотрудниками, конференции. Я не имел права показывать свои переживания. Мне следовало быть деятельным, рассудительным, ровным и объективным.

Очень трудно и тяжело переживал я трагический исход операции у Лиды. Само слово «ламинэктомия» (…)

(К сожалению, по причине полиграфического брака, в книге были пропущены страницы со 193 по 224).

(…) тем, которые выстилают внутреннюю поверхность кровеносных сосудов и наполнены кровью. Кровотечение из этих синусов всегда значительно по той простой причине, что из-за костной основы их стенок они не способны спадаться – уменьшать свой просвет, как это бывает с мягкотканными сосудами – артериями и венами.

Не успел подумать о возможности кровотечения из синусов, как оно возникло. Справился с ним легко и быстро. Просвет синуса я выполнил специальным хирургическим воском, которым и закрыл его наподобие того, как пчелы закрывают ячейки сотов, наполненные медом.

Раз возникло кровотечение из синусов, значит, я близок к задней поверхности тел позвонков, вот-вот вскрою просвет позвоночного канала и вступлю в прямой контакт с его содержимым – структурами «конского хвоста» и спинномозговыми корешками.

При вскрытии позвоночного канала я должен быть весьма осторожным, чтобы не повредить элементы спинного мозга, что весьма реально в условиях, сложившихся в результате бывшей травмы. Это и есть вторая опасность, которую я должен всячески избежать. Дело в том, что в такой ненормальной ситуации внутри позвоночного канала тоже имеются порой довольно мощные рубцы, которые спаивают между собой отдельные корешки «конского хвоста» и крайне затрудняют все хирургические манипуляции на них.

Вот в костной ткани тел позвонков появилось зыбление – это верный признак того, что от просвета позвоночного канала меня отделяет очень тонкая прослойка кости. Удваиваю осторожность. «Шаги» мои в ране становятся совсем маленькими, настолько маленькими, что миллиметровые по сравнению с ними кажутся гигантскими.

Вот, наконец, на небольшом пространстве мне удалось разрушить переднюю стенку канала и вскрыть его просвет.

Как я и предполагал, вместо свободно смещаемой твердой мозговой оболочки на моем пути встала неподвижная стенка из рубцовой ткани, то, что в нашей специальности называется рубцовым эпидуритом. Это значит, что рубцовая ткань, проникшая в просвет позвоночного канала в результате бывшей ламинэктомии, прочно сковала все внутриканальные образования в единый конгломерат. В этот конгломерат впаяны и спинномозговые корешки, которые надлежит освободить и выручить из рубцового плена. Может быть, обретя свободу, эти корешки начнут выполнять положенную им работу. А применительно к Анатолию – это если не восстановление, то во всяком случае улучшение работы ног, мочевого пузыря и прочих органов малого таза.

А как это важно для него.

Осторожно иссекаю рубцы. Твердая мозговая оболочка тоже утолщена и изменена. Рассекаю ее и подлежащие оболочки. Корешки «конского хвоста» перепутаны и спаяны между собой. Очень тщательно разъединяю сращения, иссекаю рубцы – «причесываю» «конский хвост». Тщательно удаляю выступающие части сместившихся позвонков, которые сдавливали спинномозговые корешки. Они теперь лежат свободно и не сдавливаются, хотя смещение позвонков и не устранено. Мною как бы сформирован новый позвоночный канал, который на уровне бывшего повреждения более широк за счет удаления выступавших краев сместившихся позвонков. Спереди укладываю костный саженец, который прочно будет удерживать сместившиеся позвонки. Это все, что я мог сделать. Большего сделать невозможно…

Рана зашита.

Операция закончена…

Период после операции Анатолий провел хорошо. Не возникло каких-либо осложнений. Он довольно быстро справлялся с последствиями бывшего оперативного вмешательства.

Обрадовало меня то, что сразу же по выходе из наркозного сна Анатолий отметил, что привычные болевые ощущения в ногах как-то изменились. Они приняли другой характер.

А на третьи сутки боли резко усилились… Большие дозы обезболивающих и наркотических средств в незначительной мере снижали их интенсивность.

Анатолий очень страдал. Он забывался на короткое время, а затем вновь изнывал от болей.

Делалось все для того, чтобы уменьшить страдания Анатолия.

Как это звучит ни парадоксально, я радовался случившемуся. Я знал, что усиление болей – благоприятный прогностический признак, свидетельствующий о сдвигах в функции спинного мозга, говорящий о том, что должна улучшиться деятельность спинного мозга.

Многократно я наблюдал, как у пациентов с нарушением проводимости спинного мозга после операции восстановление его деятельности сопровождалось периодом появления, если их не было до операции, или усиления болей.

Я терпеливо ждал и надеялся… Верил, что у Анатолия улучшится деятельность спинного мозга… А вот в какой степени? – этого я не знал.

Наряду с обезболивающими и снотворными Анатолий получал целый комплекс лечебных процедур, которые должны были облегчить спинному мозгу Анатолия возвращение к нормальной деятельности…

Мои надежды оправдались. Постепенно боли у Анатолия стали затухать – их интенсивность значительно уменьшилась. Вскоре появились «светлые промежутки» – промежутки без болей. Вначале они были кратковременными, а затем постепенно увеличивались. Наконец, наступило время, когда в течение целой ночи у Анатолия не было болей. Он был счастлив. Был счастлив вместе с ним и я. К концу восьмой недели после операции боли оставили Анатолия…

Примерно к этому же сроку стало совершенно очевидно, что улучшилась и деятельность тазовых органов. Увеличился объем движений в ногах. Окрепли мышцы ног. Увеличилась их сила.

По мере улучшения физического состояния Анатолия менялся и его духовный облик. Ушли в прошлое его негативизм и замкнутость. Исчезли скепсис и недоверие. С удивлением и радостью я наблюдал, как передо мной появляется совершенно новый, духовно обогащенный человек, обретающий вновь радости жизни, человек, выстрадавший эти радости…

На сто двадцать первый день после операции Анатолий встал на костыли. Несмотря на большой корсет, тяжелый и неудобный, Анатолий довольно сносно передвигался, во всяком случае значительно лучше, чем до операции.

Я отпустил Анатолия домой на шесть месяцев. По истечении этого времени Анатолий вновь вернулся в клинику. Обследование показало, что в состоянии его произошло значительное улучшение.

Анатолий уверенно шел к выздоровлению…