XIV (CL)[352]

Давным-давно на окраине Константинополя была площадь, и на площади той висел колокол, звонить в который мог лишь тот, кому была нанесена какая-нибудь горькая обида: либо имущество его пострадало, либо самого его обидел кто-нибудь, перед кем он был беззащитен; словом, в тот колокол могли звонить лишь те, с кем обошлись несправедливо, и никто другой. К этой площади был приставлен городской судья названного города, а с ним несколько стражников, которым поручено было одно-единственное дело: следить за колоколом. Колокол же этот так долго висел на ветру и под дождем, что канат его изрядно обветшал, и для прочности его обмотали плющем. В том же городе жил один благородный и именитый рыцарь, очень богатый, и был у того рыцаря конь, такой старый, что ездить на нем стало уже невозможно; рыцарь не захотел сдирать шкуру с коня, пока тот не умрет своей смертью, и не велел его убивать; однако избавиться от коня, преподнеся его в подарок, он не мог, ибо для подарка конь уже не годился. И вот рыцарь приказал снять с коня уздечку и седло и велел своим слугам вывести его из конюшни да пустить на все четыре стороны, дабы он сам добывал себе пропитание, ибо рыцарь не желал долее его кормить, поскольку он не годился уже ни для верховой езды, ни для другой какой-либо работы. Конюхи все так и сделали, как было им приказано. И отправился конь бродить в поисках пищи; случилось так, что вышел он как раз к тому колоколу, а так как его мучил сильный голод, он ухватил плющ и принялся его жевать. Колокол зазвонил, а конь ел себе и ел, ничего не подозревая; колокол все звонил и звонил, а конь продолжал глодать плющ. Тут сбежались стражники, судьи и увидели коня, который звонил в колокол. Они тут же доложили обо всем судье. Судья очень подивился услышанному, однако решил, что и на сей раз он должен восстановить справедливость, как то и вменялось ему в обязанность. Созвал он судейский совет и рассказал на нем все, как было; совет вынес решение послать за синьором – хозяином коня. И было предложено тому синьору под угрозой штрафа в двести лир забрать коня и содержать его, пока он не издохнет, ибо конь послужил ему в молодые годы, и теперь, когда он состарился, рыцарь должен заботиться о нем до самой его смерти. Судья в точности исполнил все, что постановил совет: послал за рыцарем и велел ему забрать коня, взяв с него обещание, что он будет делать все, как надо; так оно и произошло. Рыцарь оставил коня у себя и кормил его должным образом до тех пор, покуда тот не издох.

XV (CLI)[353]

Давным-давно, где-то в Бретани, стоял большой приют для монахинь, а иначе сказать – монастырь; монахини те славились своим богатством, и было у них в обычае приглашать всех купцов, которым случалось проезжать мимо, к себе на ночлег; когда какой-нибудь купец попадал к ним в монастырь, и сама настоятельница, и все монахини устраивали ему пышную встречу, а та, которой удавалось лучше других ему угодить, пользовалась среди них особым почетом. И было у них заведено: как только купец слезал с коня, все они вместе с настоятельницей выходили ему навстречу. И настоятельница говорила: «Синьор купец, которая из нас тебе больше по душе?» Купец, никогда ранее о таком не слыхивавший, приходил в немалое удивление, однако волю дам следовало исполнять. И он отвечал: «Вот эта», – указывая на ту, что больше всех пришлась ему по вкусу. Потом эта монахиня прислуживала ему за столом, ела с ним из одного блюда, а вечером ложилась с ним в постель, то есть ублажала его как только возможно и днем и ночью. Наутро, когда купец просыпался, все монахини были уже тут как тут: одна подносила ему воду для умывания, другая протягивала полотенце, третья – гребень; и все они помогали ему одеваться, проделывая все, что бывает необходимо в подобных случаях. В те времена еще не носили пуговиц и, дабы скрепить рукава и полы костюма, их зашивали каждое утро либо сами, либо с помощью слуги, а благородным и именитым синьорам Зашивали платье шелком. И вот все эти монахини, как мы о том уже поведали, приходили утром к купцу, подобно тому, как делали они это накануне вечером, и настоятельница говорила: «Милый купец, послушай же теперь, какой еще есть у нас обычай, который следует исполнять всем гостям нашим на второй день и который гласит: «Ты провел ночь в нашем монастыре и получил от нас, как мы полагаем, столько удовольствий и наслаждений, сколько был в состоянии получить: мы принесли тебе и воду для умывания, и полотенце, и гребень, и все, что необходимо, а та, что провела с тобой ночь, принесет тебе иглу и моток алого шелка; теперь мы желаем, чтобы ты взял и то и другое и вдел шелковую нить в иглу, после чего мы поможем тебе зашить твое платье. Но если ты трижды не сумеешь вдеть нить в игольное ушко, тебе придется оставить нам своего коня, весь товар и все твои драгоценности, а самому отправиться на все четыре стороны, и ничего на свете не может тому помешать. Поэтому наберись смелости и постарайся изловчиться и выполнить наше условие. Если тебе это удастся, мы возвратим тебе все твое добро, да еще впридачу щедро тебя наградим, и ты сможешь отправиться дальше по своим делам. Однако помни, что будь даже у тебя добра больше, чем у государя нашего, графа Бретани, если ты не справишься, мы отберем у тебя все до последней нитки». Тут приходила монахиня и приносила, что требовалось; и купец исполнял то, что было ему приказано, многим приходилось оставлять в монастыре все свое состояние и возвращаться восвояси нищими и обездоленными, но были и такие, которым удавалось, насладившись любовью и отдохнув на славу, покинуть монастырь вместе со всем своим добром, да еще получить дорогие подарки от монахинь.

XVI (CLII)[354]

Жил некогда один благородный синьор, который задумал узнать, отчего возникает любовь между мужчинами и женщинами, и вот как он это сделал. Когда родился у него сын, он лишь в самом раннем детстве поручил его воспитание нянькам, дабы тот не запомнил, как выглядит женщина. Затем он поместил его в некоем уединенном месте и приставил к нему одних мужчин, которые ухаживали за ним, как могли, и приказал им под страхом смерти никогда не упоминать при сыне о женщинах. Мальчик вырос и стал уже почти совсем взрослым. В один прекрасный день отец привел его в некую комнату, оставил там одного и велел принести туда самые дорогие сокровища, какие только бывают на свете. После чего он велел показать сыну всевозможные украшения из золота и серебра и другие роскошные вещи. А затем он приказал привести к сыну прекрасных женщин и девушек и сказал ему, что они называются демонами ада. Потом отец сам пришел к сыну и спросил его, что из того, что он видел, понравилось ему более всего, и велел сыну говорить все как есть, без утайки, ничего не опасаясь. Выслушав волю отца, юноша ответил: «Отец мои, что бы там ни было, знайте: больше всего на свете мне нравятся демоны ада, а все остальное – ничто в сравнении с ними. А посему, если хотите сделать меня счастливым, подарите мне Этих демонов, и ничего другого мне не надо». Услышав такие речи, отец пришел в великое изумление и решил, что, видно, такова уж природа, и не следует идти ей наперекор. Ведь он сделал так, что сын его никогда не видел женщин, и приказал, пока тот был еще ребенком, даже не упоминать при нем ни о женщинах, ни о плотских наслаждениях, и все так и было исполнено. С этого времени отец не мог уже запретить ему испытывать любовь к женщинам, а в особенности к молодым девушкам, которые красотой всех превосходили; но не ведал юноша, кто из них состоит с ним в родстве, а потому любил их всех без исключения. И нельзя было в том винить его, ибо с той поры, как научился он отличать добро от зла, он не видел ни одной женщины и ничего о них не слышал. Поведали ему тогда, кто из них его мать, кто сестры и прочая родня, дабы не впал он в нечаянный грех. Вот какому испытанию подверг отец родного сына своего и как дознался он до истины.