В последние десятилетия семантика пострадала от рук не только врагов, но и некоторых своих друзей. Особенно повредила ее прогрессу доктрина «фамильного сходства» и связанные с ней нападки на понятие семантического инварианта — краеугольный камень эффективного семантического анализа.

<...> Слова имеют значения и <...> эти значения могут быть проанализированы и эксплицированы. Если они не были успешно эксплицированы в прошлом, например пропонентами семантических «признаков» и «маркеров», то причина не в отсутствии у слов постоянного значения, а в неадекватности методологии. (1, с. 31)

Разумеется, значения могут меняться — с течением времени или от одного диалекта, социолекта и «генерациолекта» к другому. Но семантическое изменение как таковое не градуально, постепенно лишь распространение семантического изменения. (Одно значение может постепенно исчезать, другое постепенно распространяться, но оба значения детерминированы, и различие между ними дискретно.) Каждое данное языковое сообщество располагает общими для всех его членов значениями. Эти общие для всех значения составляют основу коммуникации и оплот культуры; в значительной степени они являются также средством трансмиссии культуры.

Должно быть очевидным, что для того, чтобы быть способными вполне понимать культуру, отличную от нашей собственной, мы должны быть способны проникнуть в смысл слов, кодирующих культуру,-специфические понятия. Например, чтобы понять японскую культуру и объяснить ее культурному аутсайдеру, нам следует проникнуть в смысл ключевых японских слов, таких, как апюе, on или та; чтобы быть способными проникнуть в малайскую культуру, мы должны уловить смысл ключевых малайских слов, таких, как maly, halus или iah. Использование Естественного Семантического Метаязыка позволяет нам устанавливать такие значения точным и проясняющим дело образом. Оно позволяет нам за превратностями языкового употребления распознать и разъяснить семантический инвариант слова. (1, с. 31-32)

За время, прошедшее с начала зарождения теории ЕСМ в середине 60-х годов, ее основные допущения и цели остались неизменными: поиски универсальных семантических элементов, отказ от искусственных «признаков» и «маркеров», неприятие логических систем репрезентации значения. В то же время теория не стояла на месте; напротив, она постоянно развивалась. Можно выделить шесть основных направлений развития:

1) предложенный набор элементов значительно увеличился;

2) поиски элементов стали идентифицироваться с поисками лексических универсалий;

3) поиски лексических элементов стали сочетаться с поисками универсальных синтаксических моделей (то есть универсально доступных комбинаций элементов);

4) интерес сначала к элементам, а потом к их комбинациям вырос в более широкую программу построения полномасштабного «Естественного Семантического Метаязыка»;

5) теоретическая подоплека всего предприятия постепенно принимала все более четкие очертания;

6) диапазон областей: языков и культур, к которым применялась и на которых проверялась теория ЕСМ, существенно расширился.

Здесь нет места для всестороннего обсуждения выделенных направлений развития, однако стоит коротко остановиться на каждом из них.

1. Теория ЕСМ начинала с поисков лексически воплощенных неопределяемых концептов, или семантических элементов, идентифицируемых в качестве таковых внутри одного языка (любого). Первый пробный список примитивов, выделенных в процессе этих поисков, был опубликован в 1973 г. в моей книге Semantic Primitives. Он содержал четырнадцать элементов.

При проверке на все увеличивавшемся пространстве семантических областей большинство предложенных примитивов (с сегодняшней точки зрения, одиннадцать из четырнадцати) проявили себя как эффективный инструмент семантического анализа. Но в то же время становилось все более ясно, что минимальное множество из четырнадцати элементов недостаточно. Главным импульсом его расширения был Семантический семинар 1986 года, организованный Клиффом Годдардом и Дэвидом Уилкинсом в Аделаиде, на котором Годдард предложил ряд новых примитивов для дальнейшего исследования. Когда соответствующие расширенные множества примитивов испытывались в семантическом анализе, процесс повторялся, и расширение продолжалось.

Эти расширения существенно облегчили семантический анализ целого ряда различных участков смыслового пространства и позволили формулировать семантические толкования, гораздо легче читающиеся и в большей степени доступные интуитивному пониманию, чем толкования, опирающиеся на более ранние и более скудные множества. К теоретическим «издержкам» этих расширений относилась необходимость отказаться от Лейбницева принципа взаимной независимости примитивов. В ранних версиях теории ЕСМ предполагалось, что если элементы воспринимаются как семантически связанные (например, 'good' ['хороший'] и 'want' ['хотеть'] или 'the ваше' ['тот же самый'] и 'other' ['другой']), то по крайней мере один из них должен быть семантически сложным (на том основании, что если у двух элементов есть общая часть, то они имеют части и, следовательно, не могут быть семантически простыми).

Впрочем, этого положения и раньше не придерживались слишком строго. Например, I, YOU и SOMEONE с самого начала были постулированы в качестве примитивов, несмотря на интуитивное ощущение их связанности (ведь каждый «я» и каждый «ты» есть «кто-то»). Со временем допущение относительно взаимной независимости примитивов было полностью отвергнуто и было признано, что примитивы могут быть интуитивно связаны, не будучи связанными композиционно (как «I» и «someone») или вообще не будучи разложимыми (т. е. определимыми).

2. Первые примитивы были выделены, путем проб и ошибок, на базе небольшой горстки европейских языков. Со временем благодаря работе экспертов по многим разнообразным языкам эмпирическая база существенно выросла, включая теперь среди прочих такие разные языки, как китайский, японский, малайский, австронезийский язык мангап-мбула и австралийские языки янкуньтьятьяра и аррернте. Кульминацией этой экспансии стали Semantic and Lexical Universal, упомянутые ранее.

A priori можно было бы ожидать, что процесс испытания гипотетического набора примитивов на материале все увеличивающегося круга языков приведет к сокращению предложенного множества (по мере того как предложенные примитивы один за другим будут отсутствовать в том или ином языке). В целом, однако, этого не случилось. Напротив, список примитивов проявил тенденцию к постепенному расширению.

3. В течение длительного времени разыскания в области синтаксиса предложенных примитивов ощутимо отставали от исследования самих примитивов — обстоятельство, привлекшее внимание ряда рецензентов. Это отставание, хоть и достойное сожаления, продиктовано самой природой вещей: едва ли можно изучать модели комбинации примитивов до тех пор, пока ты не имеешь какого-то представления о том, что представляют собою сами примитивы. <...> (1, с. 39-41)

4. Построение Естественного Семантического Метаязыка было и продолжает быть постепенным процессом. В отличие от семантических теорий более спекулятивного толка, ЕСМ постоянно ищет подтверждения — или опровержения — в широкомасштабных дескриптивных исследованиях. Например, в моем семантическом словаре, посвященном английским глаголам речевых актов, я попыталась проанализировать значение более чем 200 глаголов; позднее в серии статей, посвященных другой концептуальной сфере, я предприняла аналогичную попытку относительно по меньшей мере 100 английских слов, обозначающих эмоции.

Именно дескриптивные исследования такого рода выявляют недостатки (равно как и сильные стороны) последовательных версий ЕСМ, а также помогают более ясно увидеть дальнейшие пути его развития. До сих пор, быть может, важнейшим направлением эволюции ЕСМ было все большее упрощение, а также стандартизация синтаксиса толкований, непосредственно связанная с поисками универсальных синтаксических моделей.