Якобсон одним из первых заявил о необходимости создания общей науки о знаковых системах — семиотики. Ему принадлежат классификация знаков в семиотике, признанная классической семиотическая модель коммуникации, мысль о необходимости создания общей науки о коммуникации, в которую входили бы лингвистика, изучающая обмен словесными сообщениями, и этнология (культурная антропология), исследующая другие типы обменов в обществе. Занимался также вопросами соотношения лингвистики с науками естественного и гуманитарного цикла. Среди сотен работ Якобсона на русском языке представлены: «Новейшая русская поэзия. Набросок первый» (М., 1921), «Славянская филология в России за годы войны и революции» (в соавторстве с П. Богатыревым) (М., 1923), «Морфологические наблюдения над славянским склонением» (1958), «Смерть Владимира Маяковского» (в соавторстве с Д. Святополк-Мирским) (1975), «Работы по поэтике» (1985), «Язык и бессознательное» (М., 1996).
Е.В. Фидченко
Фрагменты работ —
«Лингвистика в ее отношении к другим наукам»,
«Язык в отношении к другим системам коммуникации»,
«О лингвистических аспектах перевода» — цитируются по изданию:
Якобсон Р. Избранные работы. М., 1985.
Эдуард Сепир указывал на тот очевидный факт, что «язык является коммуникативным процессом в чистом виде в каждом известном нам обществе». Наука о языке исследует строение речевых сообщений и лежащий в их основе код. Структурные характеристики языка интерпретируются в свете задач, которые они выполняют в различных процессах коммуникации, и, следовательно, лингвистику можно кратко определить как изучение коммуникации, осуществляемой с помощью речевых сообщений. Мы анализируем эти сообщения с учетом всех относящихся к ним факторов, таких, как неотъемлемые свойства сообщения самого по себе, его адресанта и адресата, либо действительного, либо лишь предполагаемого адресантом в качестве реципиента. Мы изучаем характер контакта между этими двумя участниками речевого акта; мы пытаемся найти характерные общие черты, а также различия между операциями кодирования, осуществляемыми адресантом, и способностью декодирования, присущей адресату. Наконец, мы пытаемся определить место, занимаемое данным сообщением в контексте окружающих сообщений, которые либо принадлежат к тому же самому акту коммуникации, либо связывают вспоминаемое прошлое с предполагаемым будущим, и мы задаемся основополагающим вопросом об отношении данного сообщения к универсуму дискурса. (С. 319)
О лингвистических аспектах перевода
Мы различаем три способа интерпретации вербального знака: он может быть переведен в другие знаки того же языка, на другой язык или же в другую, невербальную системы символов. Этим трем видам перевода можно дать следующие названия:
1) Внутриязыковой перевод, или переименование, — интерпретация вербальных знаков с помощью других знаков того же языка.
2) Межъязыковой перевод, или собственно перевод, интерпретация вербальных знаков посредством какого-либо иного языка.
3) Межсемиотический перевод, или трансмутация, интерпретация вербальных знаков посредством невербальных знаковых систем.
При внутриязыковом переводе слова используется либо другое слово, более или менее синонимичное первому, либо парафраза. <...> (С. 362)
Точно так же на уровне межъязыкового перевода обычно нет полной эквивалентности между единицами кода, но сообщения, в которых они используются, могут служить адекватными интерпретациями иностранных кодовых единиц или целых сообщений. <...> (С. 362)
Однако чаще всего при переводе с одного языка на другой происходит не подстановка одних кодовых единиц вместо других, а замена одного целого сообщения другим. Такой перевод представляет собой косвенную речь; переводчик перекодирует и передает сообщение, полученное им из какого-то источника. Таким образом, в переводе участвуют два эквивалентных сообщения, в двух различных кодах. Эквивалентность при существовании различия — это кардинальная проблема языка и центральная проблема лингвистики. Как и любой получатель вербального сообщения, лингвист является его интерпретатором. Наука о языке не может интерпретировать ни одного лингвистического явления без перевода его знаков в другие знаки той же системы или в знаки другой системы. Любое сравнение двух языков предполагает рассмотрение их взаимной переводимости. Широко распространенная практика межъязыковой коммуникации, в частности переводческая деятельность, должна постоянно находиться под пристальным наблюдением лингвистической науки. Трудно переоценить, насколько велика насущная необходимость, а также какова теоретическая и практическая ценность двуязычных словарей, которые давали бы тщательно выполненные сравнительные дефиниции всех соответственных единиц в отношении их значения и сферы употребления. Точно так же необходимы двуязычные грамматики, в которых указывалось бы, что объединяет и что различает эту пару языков в выборе и разграничении грамматических категорий. И в практике и в теории перевода предостаточно запутанных проблем, и время от времени делаются попытки разрубить гордиев узел, провозглашая догму непереводимости. <...> (С. 363)
Способность говорить на каком-то языке подразумевает также способность говорить об этом языке. Такая «метаязыковая» процедура позволяет пересматривать и заново описывать используемую языком лексику. Взаимодополнительность этих уровней — языка-объекта и метаязыка — впервые отметил Нильс Бор: все хорошо описанные экспериментальные факты выражаются посредством обычного языка, «в котором практическое употребление каждого слова находится в комплиментарном отношении к попыткам дать ему точную дефиницию». Весь познавательный опыт и его классификацию можно выразить на любом существующем языке. Там, где отсутствует понятие или слово, можно разнообразить и обогащать терминологию путем слов-заимствований, калек, неологизмов, семантических сдвигов и, наконец, с помощью парафраз. <...> (С. 363-364)
Языки различаются между собой главным образом тем, что в них должно быть выражено, а не тем, что в них может быть выражено. С каждым глаголом данного языка обязательно связан целый ряд вопросов, требующих утвердительного или отрицательного ответа, как, например: было ли описываемое действие связано с намерением его завершить? Есть ли указание на то, что описываемое действие совершалось до момента речи или нет? Естественно, что внимание носителей языка будет постоянно сосредоточено на таких деталях, которые обязательны в их вербальном коде.
В своей когнитивной функции язык в наименьшей степени зависит от грамматических моделей, потому что определение нашего опыта находится в комплиментарном отношении к метаязыковым операциям; когнигивный уровень языка не только допускает, но и прямо требует перекодирующей интерпретации, то есть перевода. Предполагать, что когнитивный материал невозможно выразить и невозможно перевести — значит впадать в противоречие. Предполагать, что когнитивный материал невозможно перевести — значит впадать в противоречие. Но в шутках, фантазиях, сказках, то есть в том, что мы называем «вербальной мифологией», и, конечно, прежде всего в поэзии, грамматические категории имеют важное семантическое значение. В таких случаях проблема перевода становится гораздо более запутанной и противоречивой. (С. 365-366)
В поэзии вербальные уравнения стали конструктивным принципом построения текста. Синтаксические и морфологические категории, корни, аффиксы, фонемы и их компоненты (различительные признаки) — короче, любые элементы вербального кода противопоставляются, сопоставляются, помещаются рядом по принципу сходства или контраста и имеют свое собственное автономное значение. Фонетическое сходство воспринимается как какая-то семантическая связь. В поэтическом искусстве царит каламбур, или, выражаясь более ученым языком и, возможно, более точным, парономазия, и независимо от того, беспредельна эта власть или ограничена, поэзия по определению является непереводимой. Возможна только творческая транспозиция, либо внутриязыковая — из одной поэтической формы в другую, либо межъязыковая — с одного языка на другой, и, наконец, межсемиотическая транспозиция — из одной системы знаков в другую, например из вербального искусства — в музыку, танец, кино, живопись. (С.367)