[Вероятностная гносеология и субъект познания] <...> В гносеологию Нового времени впервые вводится субъект. Признание вероятностной гносеологией недоступности для субъекта абсолютно достоверного знания сущности физического мира (мы специально подчеркиваем это, чтобы отделить данную позицию вероятностной гносеологии от признания ею абсолютной достоверности математического знания) исторически является первой попыткой осмысления теорией познания Нового времени активности познающего субъекта. Даже очищенный в огне радикального декартовского сомнения разум (в перспективе — кантовский «чистый разум») абсолютно достоверно может знать только то, что находится во власти ясного и отчетливого мышления: истины самосознания, утверждения математики. Подобный уровень достоверности недоступен для знания о физическом (не зависящем от человеческой мысли) мире; для этого принципиально гипотетического, вероятностного знания возможен лишь уровень моральной, но не математической или метафизической достоверности — такова позиция Декарта, Лейбница, Бойля, Локка, Ньютона, Гюйгенса.

Появление в натуральной философии XVII в. этико-религиозной по генезису категории «моральная достоверность» свидетельствует о глубоких социальных переменах, приведших к формированию нового типа субъекта деятельности и познания и к новой концепции знания о мире. Гипотетизм, вероятностный характер новой эпистемологии возникает вместе с формированием совершенно нового типа субъекта. В чем его особенность? В развитом самосознании, в способности самостоятельно принимать жизненно важные решения, не опираясь на совет «посредника», в роли которого может выступать либо традиция («все так поступали в подобных случаях»), либо специальное лицо (учитель, гуру — в традиционных культурах Востока, личный духовник — в средневековом католицизме и т.п.). В формировании такого рода духовной самостоятельности индивида в социально значимом масштабе огромную роль сыграла Реформация. Максимальная уверенность в собственной, лично выношенной и выстраданной (а не взятой в готовом виде у какого-либо авторитетного лица — Платона или Аристотеля, Августина или Фомы) истине — уверенность, выраженная в лютеровских словах «На том стою и не могу иначе», — стала основой морального сознания человека Нового времени, сыграв огромную роль и в рождении нового познавательного отношения к миру.

В данную эпоху формирования нового, духовно самостоятельного субъекта деятельности, с развитым самосознанием и способностью к систематической рефлексии, возникает огромный интерес к позднеантичным философским системам — скептицизму, стоицизму и эпикуреизму, в которых, по словам Маркса, «полностью представлены все моменты самосознания». Но основную роль в массовом формировании самосознающей личности играют в этот период идеологии Реформации (протестантизм, янсенизм и др.). Для последователя принципов, рожденных Реформацией, личный опыт в познании природы, опытный подход является единственно нравственно приемлемым. Не слепое доверие к опытам (или псевдоопытам, как писал Ф.Бэкон) авторитетных лиц — Аристотеля и других, а собственная проверка их истинности — таким становится новый идеал познания природы (1, с. 138-139). <...>

Наука Нового времени как институт становится возможной при наличии совершенно определенного типа субъекта, а именно нравственно самостоятельного типа личности, носителя индивидуального морального сознания с высокоразвитой рефлексивностью. Именно такого типа личностями она была сформирована в начале Нового времени и именно к такого типа субъективности она обращена. Рефлексивность, противостоящая слепой вере, традиции, авторитету не является прерогативой только науки и вообще теоретического сознания; она присуща прежде всего «моральному сознанию, приходящему на смену традиционно-архаическому типу регуляции поведения». Наука Нового времени, становясь носительницей такого типа морального сознания, начинает выполнять функцию «разрушителя мнимого всезнания и фиктивной уверенности», свойственных обыденному сознанию, мифологии, религии. От этих форм сознания науку отличает способность осознавать меру своего незнания. Наука Нового времени предполагает наличие в индивиде автономного морального сознания и, «более того, апеллирует к нему». Тяжесть знания о собственном незнании способен вынести лишь определенный, зрелый тип личности, сформированный культурой эпохи ранних буржуазных революций и ярко воплотившийся в типе ученого-естествоиспытателя Нового времени.

Научное исследование предполагает готовность человека и умение действовать на свой страх и риск, поступать определенно в условиях информационной неопределенности, когда во внешнем мире недостает необходимых целевых ориентиров. <...>

Факты не обладали требуемыми качествами всеобщности и необходимости, нужными для обоснования истинности выдвигаемых концепций мироздания. В этой ситуации выбора картины мира, образа мироздания, обшей концепции физической действительности категория моральной достоверности играла поистине решающую роль. С помощью этой категории (располагающей требуемыми качествами всеобщности и необходимости) защитники физических концепций, альтернативных аристотелевско-схоластической, обосновывали предлагаемые ими альтернативы перед лицом скептицизма. Сама по себе эмпирия не могла противостоять скепсису; но, будучи включенной в «орбиту» морально достоверной гипотезы, теории, она могла стать элементом нового «тела науки», корпуса знания, отличавшегося от простого мнения.

Категория моральной достоверности, таким образом, играла в гносеологии XVII в. важную роль в обосновании а) научности того или иного фактуального свидетельства и б) научной приемлемости предлагаемой гипотезы (теории, концепции). Рассмотрим кратко каждый тип обоснования.

А) Фактуальное свидетельство (желательно письменное) получало свою квалификацию как относящееся или не относящееся к сфере науки от субъекта, наделенного (в идеале) такими качествами, как максимально развитый разум (способный к трезвому самоконтролю, к систематической рефлексии, к ясным и отчетливым идеям, к самостоятельным критическим суждениям, способный не искажать своей деятельности вспышками аффектов) и максимально развитая нравственность (безупречная честность, стремление не к эгоистической выгоде, а ко всеобщему благу и к объективной сути дела). Например, членами Королевского общества вводится практика указания конкретного лица, собирающего те или иные наблюдения, и ряд сведений морального характера об этом лице, на основании которых можно было бы судить о степени объективности сообщаемого им факта.

Таким образом, степень объективности фактуальных свидетельств определялась не отсутствием заинтересованности субъекта, не отсутствием ценностной нагруженности акта свидетельствования, а, напротив, максимальным присутствием в нем нравственного начала, доведенного до исключительной ориентации на благо для всех. <...> Субъективность с ее моральной природой нельзя устранить из акта свидетельства, но ее можно из частичной, узко эгоистичной превратить во всеобщую и необходимую, несущую в себе, говоря словами Лейбница, «моральную необходимость». Объективно о фактах судит не просто ум как равнодушное ко всему техническое устройство, а ум сознательный, т. е. разум, ум плюс совесть (со-весть, co-знание, знание с некоторой общечеловеческой точки зрения, con-science). Гарантией максимальной достоверности в фактуальных свидетельствах предполагалась предельная моральность субъекта, стремящегося ко всеобщему благу, и его максимальная личная убежденность в истинности сообщаемого наблюдения. Таким образом, категория «моральной достоверности» служила теми вратами всеобщности и необходимости, проходя через которые фактуальное свидетельство попадало в царство обоснованного знания, формируя его «нижний этаж» — научную эмпирию.