— Это Камень, — сказал нам Лем. — Камень, это мои друзья! — заорал он троллю. — Обслужишь по высшему классу?

— А как же, — добродушно прогудел тот и потопал снабжать нас едой.

Лем потащился к ближайшему свободному столику. Впрочем, здесь их было достаточно; похоже, посетители боялись тролля и редко сюда приходили. Даже сегодняшний наплыв народу почти не затронул трактир.

— Камень чуть глуховат, поэтому приходится орать, — пояснил поэт, когда мы расселись и были готовы начинать трапезу. Не было только предмета поклонения… — Он тролль, как вы уже заметили…

— Я думал, тролли не выносят солнечного света, — заметил я. — Превращаются в булыжник.

— Это пещерные тролли. А Камень — горный. Два родственных, но все же разных народца. Горным Солнце не опасно, они же целые дни проводят под ним.

— А чего этот тут делает? Горы ведь уже не близко, верно?

— Трактир содержит.

— Это вижу…

— А причин не знаю. Посетителей у него, конечно, кот наплакал, но все — с толком. Камень готовит так, что не только оближешь пальчики — обгрызешь их до костей. Потому ему много посетителей и не резон иметь, а завсегдатаи — они, брат, сюда только богатые приходят. Да и грех за такую жратву денежку хорошую не отдать.

Произошло маленькое землетрясение — к нам притопал хозяин. Легко, словно пушинку, поставил на стол увесистое блюдо — жареного в яблоках гуся, присовокупил к нему громадный каравай, дополнил графином воды и завершил натюрморт большой бутылью известного содержания.

Я отчаянно замотал головой.

— Не, не буду. Шо хошь делай, не буду. Пиво есть?

— Пива, увы, не подаем, — развел тролль в стороны свои небольшие скальные образования. — Могу эль сообразить.

— Давай.

Камень ушел.

— Ты чего, Хорс? — сделал большие глаза Лем. — Крыша едет не спеша, тихо шифером шурша?..

— Вот еще немного — и точно поедет. Я пока завяжу, ладно? Надо же иногда и что-то иное пить, не все время алкоголем питаться. Так, глядишь, и Бодуна с трона Похмелья скинут, да на его место меня посадят. Нет, не хочу.

— Ну, воля хозяйская. Алкс, тебе? Будете, Жюли?

— Я, пожалуй, тоже пока обойдусь, — покачала головой Жуля.

Лем притворялся мастерски. Ни за что бы не поверил, что он не огорчился, если бы не слышал давеча разговор.

— Жаль, — искренне сказал он. Алкс тоже отказался. — Что же мне теперь, одному все это ухлопать? — вскричал Лем, в притворном ужасе глядя на бутыль.

— Шо ухлопать? — тут же сунулся Серот. — Офигел? А я че, буду сидеть рядом и зыркать, как ты спиваешься? Вместе бум, понял?

— Серот, ты сам — как водочный завод…

— Я же не говорю, шо ты — как цех писателей-рифмовиков.

— Не понял…

— А неча понимать. Ага, похоже, самогончик-то из нашенских будет, из самодуровских. Только попробуй не дать — зад подпалю.

— Ух, воплей-то будет, — ответствовал Лем. — Драконьих.

— Ага, довольных. И воплей поэтических — поджаренных.

— Ладно, бери, — сдался Лем. — Подожди немного, я себе отолью.

— Ага, щас полбутыли…

— А то!

— А я че делать буду? С другими полбутылями? В глаза закапывать?

— Лопату сперва найди подходящую. Вон, не докопаешься.

— На зуб цедить?

— Да ты зальешься этой фигней! На век хватит.

— Ага, ежли яду подсыпешь, то хватит. Хотя сомневаюсь.

Лем страдальчески закатил глаза.

— Никогда не мог переспорить негодника, — сказал он, улыбаясь. — На, злыдень, поперхнись, — Лем вылил из кувшина воду, заполнил сосуд до самых краев вонючей бражкой и сунул Сероту бутыль в лапу. — Только не до смерти, а так, чтобы самогонки еще и мне хватило. Впрочем, если иначе нельзя, можешь и до смерти…

Гусь оказался вкусным, тем более для нас — оголодавших после побега из Кму. Землю время от времени покачивало, но так незаметно, что я понял, в чем причина моего беспокойства, только где-то на четвертый или пятый раз, когда по поверхности не начатой еще мною кружки эля пробежала заметная рябь.

— Землетрясение?

— Да, — Лем оглянулся, — небольшое. Мурфи бушует. В Кму сейчас совсем нехорошо. Сюда только отголоски доходят. Вовремя убрались.

— Неловко как-то, — смутился я. — Вроде сбежали…

— Ты что, хотел там угробиться? С твоим-то везением?

— В самом деле, — поддержал Алкс, — зачем рисковать без смыслу?

— Да ну вас, — обиделся я. — Во мне совесть играет, а вы…

Эль — похожий на пиво напиток, но слабее и горше. Впрочем, лучше провести аналогию с медовухой и брагой. Брага хватает за мозги, но ходишь более или менее твердо. Медовуха оставляет разум незамутненным, но ноги совершенно не слушаются. Так и тут. Пиво хмелит, туманит, но ходить позволяет. От эля же у меня совсем отпали копыта, особенно когда я прикончил третью большущую кружку. Уж очень понравился…

— Ну обещал же — не пить, — простонал я, при помощи рук и Алкса взбираясь на стул, с которого по опрометчивости действий встал, намереваясь выйти проверить лошадей. — Ну чего я обещал?

— Обещания, даваемые самому себе, — воздел палец Лем, — бывают либо нерушимыми, либо мгновенными. В смысле, на одно мгновение.

— Спасибо, утешил. Как я теперь ходить буду?

— Через часок оклемаешься.

— Правда?

— Конечно. После обеда же выходить.

— Куда? — в один голос возмутились Жуля и Алкс. Серот, урча, приканчивал бутыль. — Зачем выходить?

— Время, братцы, время не ждет. Алкс — в Ехтасу, если я не ошибаюсь. Вы двое — в сторону Габдуя. Ну, это уже проще, по Облегченке пойдете, без особых приключений достигнете завтра к вечеру. А я по следам вашим пойду с утречка. Смотрите там, особо не буяньте.

Лем сказал это шутливо, но я заметил строгий взгляд, брошенный на Жулю. Девушка скромно опустила глаза. Впрочем, поэт тут же исправился, его взгляд вернул свою шаловливость.

— Ну ладно, — вздохнул Лем, вставая и хлопая себя по пузу. — Пора ухи давить. Что-то устал я сегодня.

От гуся на столе остались лишь обглоданные кости, пустой графин сиротливо лежал на боку. Алкс лениво ковырялся в зубах тонкой косточкой. Жуля тихонько млела, развалившись на стуле. Как можно развалиться на стуле, я так и не понял, но что есть — то есть. Серот налакался и теперь лежал, пуская пузыри, и дрых.

— Что, концертов не будет? — спросил я.

— Какие, к черту, концерты? — возмутился поэт. — Я третий день сутками не сплю, и все из-за вас. Все, вообще, уйду в монастырь, блин… С курами спать. С утками надоело…

— О, — оживился Алкс, — это хорошая мысль, понимаете? Уйти в монастырь, в женский, далекий…

— И стражем одиноким стать у порога, — продолжил Лем. –

Знаем-знаем мы эту пошлость. Ровуд, помнится, сварганил. Безвкусица, по моему мнению, полная. Ритм хромает, рифма надуманная, смысл теряется. Я бы и то лучше сочинил. Беда только, что похабствами не занимаюсь, а то б завернул… Все, пока, — Лем махнул нам рукой, мимоходом пнул Серота ногой в чешуйчатый бок, отчего тот дернулся и икнул, поднялся по лестнице и исчез наверху.

Я поудобнее устроился на двух стульях, полагая, что, раз уж скоро выходить, то и комнату снимать не обязательно. Камень, возможно, был со мной не согласен, так как несколько раз недовольно пропыхтел мимо, производя маленькие земле… или, скорее, полотрясения; но в конце концов отстал. На редкость миролюбивый тролль…

Проснулся, как всегда, от воды в лицо. Жуля хихикала и капала холодную гадость прямо на меня, спящего. Я от негодования схватил ее за руки, притянул к себе и поцеловал.

— Тихо, тихо, — испугалась она, — народ кругом.

Я уселся, стараясь навести порядок в сумбуре, воцарившемся в голове после почивания. Мысли шли с трудом, но потихоньку прояснялось. Я взял у Жули кружку и выпил — действительно оказалась вода… Не так уж часто в последние дни приходилось пить обычную воду.