Однажды прихожу в чулан; а там целая куча яиц. Разбиваю одно, из него выскакивает солдат и — раз! — в окошко. Второе разбиваю — тоже солдат и тоже в окошко. И в третьем солдат. Я все яйца разбил, и в каждом было по солдату. А в последнем оказался конь.
Сел я на коня и приказал солдатам строиться. Солдаты построились и запели:
На высокой ели,
Атъ-два!
На высокой ели
Воры порох ели,
Атъ-два!
Атъ-два!
Были эти воры,
Атъ-два!
Были эти воры
Страшные обжоры,
Атъ-два! Атъ-два!
А когда объелись,
Атъ-два!
А когда объелись,
Дрынъ! — и разлетелись.
Атъ-два!
Атъ-два!
Потом я скомандовал: «Разойдись!» — и солдаты пошли по домам.
Ещё бывает — стою на полу, а надо мной гиря от ходиков. Я хвать за неё — и вверх! Колесики крутятся, часы стучат, а я лечу. Выше! Ещё выше! Вдруг гиря трах-тарарах обо что-то, и я — вниз! Падаю, падаю, падаю… Потом как закричу и проснусь.
Стоит мне уснуть, я всегда попадаю в Гдетотам. А когда просыпаюсь, снова оказываюсь в Тут.
Глава тринадцатая, в которой Анечка-Невеличка и Соломенный Губерт, находясь в Тут, решают, что очутились в Гдетотам
— Я ТОЖЕ, КОГДА СПЛЮ, ПОПАДАЮ в Гдетотам, — сказала Анечка. — Но сейчас-то я не сплю, а в Гдетотам очутилась.
Она глядела не отрываясь в самый конец мира за бесконечным стеклянным окном и видела там себя и Соломенного Губерта, и было это наяву — ведь она ясно видела и себя, и Соломенного Губерта.
— А я в Гдетотам плавать умею! — сказал Соломенный Губерт и прищёлкнул пальцами. Прищёлкнул пальцами он и в Тут, и в Гдетотам.
— Прыгну в реку и выловлю шляпу! — продолжал он уверенно.
— А если шляпа утонула?
— На дне найду.
— А если её Рыба-Кит проглотила?
— Проткну Рыбу-Кит гарпуном!
— А вдруг шляпа размокла?
— Высохнет!
— А если высохнет и ничего не останется?
— Тогда я тоже стану невидимкой.
— Как это?
— А вот как! — сказал Соломенный Губерт и отпрыгнул на одной ножке от бесконечного стеклянного окна.
— А я вас вижу! — сказала Анечка-Невеличка.
— Вы меня видите в Тут! А в Гдетотам видите?
Анечка поглядела в бесконечное стеклянное окно.
— Нет, в Гдетотам не вижу.
— А сейчас? — спросил Соломенный Губерт и шагнул к бесконечному стеклянному окну.
— Сейчас вижу.
— И в Тут, и в Гдетотам? — Да.
— Значит, Соломенную Шляпу я найду.
— Но тогда придётся стать невидимкой в Тут!
— Попытаюсь!
— Как? — спросила Анечка-Невеличка.
— Очень просто! — ответил Соломенный Губерт.
— Как — просто?
— А так! Мы забудем, что мы в Тут, и представим, что мы в Гдетотам.
— Но ведь в Тут мы всё-таки останемся!
— Лично меня уже в Тут нету. Лично я нахожусь в Гдетотам.
Анечка-Невеличка поглядела в самый конец мира за бесконечным стеклянным окном и снова увидела себя и Соломенного Губерта, который сказал:
— Я нахожусь в Гдетотам, видите? Я только в Гдетотам, и больше нигде меня нету.
Анечке вдруг показалось, что голос Соломенного Губерта приходит из далёкого далека, почти с самого конца мира за бесконечным стеклянным окном.
«Ой, он уже в Гдетотам, и больше нигде его нету!» — подумала Анечка. Но тут она услыхала его голос так близко, словно бы Соломенный Губерт стоял рядом. И тогда ей показалось, что и она тоже в Гдетотам и что больше нигде её нету.
ДЕЙСТВИТЕЛЬНО БЫЛА ОНА В ГДЕТОТАМ,
И БОЛЬШЕ НИГДЕ ЕЁ НЕ БЫЛО.
И БЫЛ С НЕЙ В ГДЕТОТАМ СОЛОМЕННЫЙ ГУБЕРТ
Глава четырнадцатая, в которой Анечка-невеличка и Соломенный Губерт не могут сделать ни шагу
ДАЙТЕ МНЕ, ПОЖАЛУЙСТА, руку. — сказал Соломенный Губерт, стоя у большого шкафа и раскачиваясь, точно паяц на ниточках.
Анечка попыталась протянуть руку, но это почему-то не получилось, и она сказала:
— У меня почему-то не получается. Вы лучше подойдите ко мне!
— Или вы ко мне!
Анечка попыталась сделать и это, но и это не получилось: ноги её не отрывались от земли. Тогда Анечка потянулась рукой к руке Губерта, но тут же потеряла равновесие и тоже закачалась, точно паяц на ниточках.
— Вы что это вытворяете? — крикнул Соломенный Губерт.
— Руку вам протягиваю!
— Да вы всё время качаетесь!
— И вы тоже!
— Вы что, хоть на минутку остановиться не можете? У меня же голова закружится! — резко сказал Соломенный Губерт и зажмурился.
Анечка расставила руки и, удержав равновесие, перестала качаться. Зато Соломенный Губерт с зажмуренными глазами раскачивался и раскачивался, точно паяц на ниточках.
— Немедленно остановитесь! — закричал он.
— А я остановилась. Откройте глаза и увидите. Вы руки расставьте и тоже остановитесь! — посоветовала Анечка.
Соломенный Губерт открыл глаза, расставил руки и сразу же перестал раскачиваться.
— Что это?! Ой! — крикнула вдруг Анечка-Невеличка. — Видите?!
— Вижу! — ответил Соломенный Губерт.
То, что они увидели, хоть и было удивительно, но было на самом деле. Откуда ни возьмись, появились два сапожка и преспокойно стали расхаживать. Таких сапожков Анечка никогда не видела. Были они до колена, не выше, а расхаживали как ни в чём не бывало.
Потом, откуда ни возьмись, появилась вторая пара сапожков, за ней — ещё несколько пар, и тоже стали расхаживать как ни в чём не бывало, хотя были тоже до колена, не выше.
— Бегают, как цыплята! — шепнула Анечка.
— Как страшилы бегают! — сказал Соломенный Губерт.
— Тише! — испугалась Анечка. — Вы их обидите, и они могут на нас напасть…
— Я бы этого им не советовал!
— Я бы тоже. Я бы им советовала бегать, как цыплята.
— А что толку, если они будут бегать, как цыплята?
— Я их позову, и они, может быть, подбегут! — сказала Анечка и позвала: — Цып-цып-цып, цыплятки! Не бойтесь! Цып-цып, идите сюда!
Сапожки сразу же подошли близко-близко. Стоило протянуть руку, и можно было их поймать. Анечка потянулась было, но покачнулась, точно паяц на ниточках, и чуть не стукнулась головой об пол. Однако она успела схватить в каждую руку по сапожку, вернее сказать, не схватить, а просунуть в один сапожок одну руку, а в другой — другую.
И тут случилась поразительная вещь: Анечка побежала на руках, словно руки её превратились в ноги!
Соломенный Губерт вздрогнул и сразу же закачался, точно паяц на ниточках. И хотя качаться было очень неприятно, он бы предпочёл стоять и качаться, чем видеть, как Анечка-Невеличка бегает на руках, словно на ногах.
— Остановитесь! — крикнул он, когда Анечка пробегала мимо.
— Не получается! — на бегу ответила она.
Вдруг какой-то громкий голос, словно бы где-то заговорило радио, только громче, намного громче, приказал:
— Выключить ток!
Что-то щёлкнуло, и все сапожки — до колена, не выше — остановились. Вместе с остальными остановились сапожки, которые были на Анечкиных руках, и она во весь рост шлёпнулась на пол, причём сапожки сразу же соскочили с её рук.