Встает, закрывает уши руками и громко кричит.
Закрой рот, быстро. Иначе выползет черный зверь.
Нелли непроизвольно зажимает обеими руками рот, давится. Владимир успокаивается, приходит в приятное расположение духа. Стоит руки в боки, смеется.
Наконец-то. Теперь можно начинать. Что ты хотела сказать?
Затемнение.
Комната приведена в порядок. Стол накрыт к обеду. Владимир и Нелли сидят друг против друга за длинным столом, обедают. В окно веранды падает зимний свет. Однако сам стол находится в тени. Владимир держит в руке книгу, читает вслух.
Владимир (читает). «Второе ноября. Сегодня утром впервые за долгое время вновь чувство радости при мысли о том, как в моем сердце поворачивают нож»{3}. (Смотрит поверх книги на Нелли.) Разве справедливо, что убитый не ощущает внезапности удара ножом? Он во всех отношениях обделен. (Продолжает есть.) Он никогда не сможет этого вспомнить. Никогда не найдет возможности выразить словами это подлинное приключение своей жизни. (Продолжает есть.)
Нелли. А о чем бы он должен был рассказать? (Ест.) Его слова были бы всего лишь отдаленными намеками на невероятное событие.
Владимир. Возможно. (Ест.) Если б он, на беду, выжил, то мог бы даже сделаться подлым хвастуном и лгуном. Он бы все время испытывал принуждение рассказывать тривиальную, крепкую и совершенно отчужденную от него историю. И разве это не было бы правдивым выражением его невыразимого опыта? (Ест.)
Нелли. А я? (Ест.) Разве жертва приговаривает своего убийцу не к ее собственной жизни после смерти?
Владимир. Не вижу причины сетовать. (Ест.) Я уверен: убитый лишается всего. Конечно, миг смертельного шока, которым кончается его жизнь, принадлежит ему одному. (Ест.) Но разве не ты владеешь гордым лексиконом плана, фантазии и предчувствия? Тогда как он остается, будто вещь, немым и лишенным собственности. (Ест и пьет.) Послушай. (Читает дальше.) «Самое лучшее место для нанесения удара, видимо, находится между шеей и подбородком». (Ощупывает это место.) Поднять подбородок и всадить нож в напряженные мышцы. Но место это самое подходящее, вероятно, только в воображении. Там рассчитывают увидеть огромный выброс крови и рассечь сплетение сухожилий и косточек, вроде как в жареной ножке индейки. (Откладывает книгу, снова ест и пьет.)
Нелли (рассудительно и настойчиво). Густав потребовал, чтобы я тебя бросила и любила только его. Ты мне нужен, но какое-то время мне был нужен и Густав. Однажды я поняла, что он готов силой вырвать меня у тебя или силой оторвать тебя от меня. И мне пришлось принять решение. (Ест.) Вот так, собственно говоря, все и было.
Владимир (встает; возбужденно). Нет, я не буду выступать в качестве свидетеля, никогда не дам публичных показаний. Лучше уж пытки, но я не соглашусь отвечать на публике.
Нелли. О, процесс меня не пугает. Адвокаты очень надежны. Зато очень многое говорит против убитого.
Владимир. Я мало что понимаю и не хочу страдать. (Падает на стул.) Надо ли еще что-то говорить?
Нелли. Что за краснота у тебя на шее?
Владимир отодвигает тарелки и устало роняет голову на стол. Раздвигает локти и при этом, сам того не замечая, разрывает по шву свой узкий пиджак, наружу вылезает белая подкладка.
Владимир. Все понять, все простить. Много денег, много чести. Богатство и ум, нет, одно с другим не сочетается.
Нелли. Я не ошибаюсь: ты едва говоришь.
Подходит к Владимиру, гладит его по голове. Собирает посуду, ставит на тележку. С грохотом увозит тележку за кулисы. И тотчас возвращается. Идет серьезно и тихо, опустив голову. Поднимается в «кабинет» Владимира, садится в шезлонг. Поверх низких перил смотрит вниз на Владимира.
Владимир. Все прошло. Мы снова одни. Давай пользоваться только теми словами, что принадлежат нам обоим.
Владимир снова выпрямляется. Он говорит теперь совершенно изменившимся голосом. Не просто более высоким или более низким тембром, но с врожденными речевыми особенностями другого человека, например с выдвинутой вперед нижней челюстью или «с комком в горле». Владимир ненавязчиво разыгрывает перед Нелли свою роль. Нелли ведет себя как внимательная зрительница.
Все, все нынче производит на меня грандиозное впечатление. Не пойму — нынче один день или сразу два в одном? Н-да. Разве я — при всем моем спокойствии — не добыча орды диких чувств и речевых оборотов? Н-да. Если вспомнить последние недели, которые мне пришлось провести без Нелли. Когда я лежал в полном отупении, а мое внимание угасало и грозило совсем отключиться. Н-да. Конечно, все опять началось с внезапной слабости зрения. Неужели на сей раз сетчатка, чего доброго, отслоилась или даже порвалась? В тревоге я метался вдоль грозных контуров и вскоре купил себе прочные сильные очки.
Владимир лезет во внутренний карман пиджака, встает и вынимает кожаный очечник. Показывает его Нелли. Хочет достать очки, но вместо них из очечника сыплются на пол мелкие обломки и осколки стекла.
Владимир стоит ошарашенный и беспомощный, будто клоун.
Нелли (смеется и восторженно хлопает в ладоши). Ты же рассыпал свой глазной порошок, свое лекарство, эх ты, маг и волшебник!
Владимир (строго смотрит на Нелли, не давая себя смутить. Подносит очечник к глазам). С этими очками я сумел наконец перечитать мои любимые аргентинские истории{4}, в которые глядишь как в черное зеркало. И должен постоянно быть готов к тому, что появишься там собственной персоной, под собственным именем, и окажешься замешан в какую-нибудь скверную тайну. Н-да. Я сижу на веранде, закутанный в пледы, и внимательно читаю. А когда передышки ради оглядываюсь по сторонам, то вижу за садовой стеной человека, который идет по улице. Н-да. Но стоит мне только остановить на нем взгляд, как он тотчас падает на землю. Я пугаюсь и с опаской опять погружаюсь в книгу. И там — к моему вящему смятению — читаю как раз о том, что происходит со мной в эту самую минуту. (Цитирует, принимая очечник за страницу книги и водя пальцем по строчкам.) «Я тотчас вообразил, будто у меня глаза василиска. В ужасе мечусь по комнатам и как бы невзначай смотрю в зеркало, а так как мне почудилось, что у меня глаза василиска, то я разрываюсь под собственным взглядом». Н-да. (Продолжает в своей обычной манере.) Нелли, ты вторглась в мой мозг и заставила меня смотреть глазами убийцы, верно?
Нелли (вздрагивает). Что ты выдумал? Бред какой-то. Я тут совершенно ни при чем. Ты сам убийца. У тебя сатанинский взгляд.
Владимир (тихо). Но ты же любила Густава. И убила его от безутешной любви.
Нелли. Что ты знаешь! То, что я сделала, — убогая подделка преступления. Оригинал у тебя в голове, Владимир.
Владимир (съеживается на стуле; спиной к Нелли). Я не виноват. Ты меня подстрекаешь.
Нелли (поднимает голову). О чем мы, собственно, говорим?
Владимир. Не знаю. Я только откликаюсь, подражаю тебе.
Нелли (замечает прореху в пиджаке Владимира). У тебя пиджак лопнул по шву.