— Здесь и остановимся, — проговорил Ермолов, окинув оценивающим взглядом место для ночевки. — Командуй, Антон.

— Так точно, товарищ командир! — Чугун немного небрежно козырнул и продолжил, обращаясь к парням: — Привал, бойцы! Медицина, собери индивидуальные дозиметры, заряди их и иди собирать ветки для подложки. Застудить яйца на снегу — последнее, что нам сейчас нужно. Маша и Медведь, разведите костер. Балалайка, Фунтик, на вас растяжки.

— Я — Фрунзик, — пробурчал черноволосый парень, скинув на снег рюкзак и аккуратно укладывая на него СВД со сложенным прикладом.

— Хайк2, стрелок ты мой звезданутый, не выкобенивайся, — хохотнул прапор. — Что‑то я не расслышал, установки приняли?

— Есть… — нескладно протянули, простонали вымотанные парни.

— Есть на жопе шерсть, — спародировал командира Чугун под укоряющим взглядом оного. — А в доблестной русской армии отвечают — так точно!

— Так точно, товарищ прапорщик! — уже хором, хоть и не очень бодро ответил отряд.

— Орлы! Выполнять.

Приободренные отеческой улыбкой старшего, парни разбрелись каждый по своим делам. Закончивших с установкой растяжек Кирилла с Фрунзиком Чугун отправил следить за периметром, сам же начал разводить второй костер, для «офицерского» ужина. Так уж было заведено в отряде — как бы ни был близок прапор с бойцами, но на командира и себя еду готовил отдельно. «Для поддержания субординации». Благо с появлением Николая, так же трапезничающего с их котелка, бремя готовки поделилось поровну.

Когда Док, — сегодня, согласно очереди, поваром у «простых» солдат был именно он, — закончил с готовкой, и к костру подтянулись остальные бойцы отряда, из‑за деревьев показался охотник. На плече у него болтались связанные за задние лапы тушки, отдаленно напоминающие зайцев. Разве что уши у них были гораздо меньше, да конечности подлиннее. Расположившись в стороне от основного отряда, Вик принялся деловито разделывать добычу.

— Только не говорите мне, что он собирается это есть, — обалдело прошептал Кирилл, наблюдая, как резво слезает шкура с третьей пары ног животного.

Тем временем охотник нанизал часть мяса на заранее заготовленные ветки и закрепил их над костром. Пока импровизированный шашлык'готовился, растер на плоском камне потроха дичи с какими‑то травками. Потянуло довольно неприятным гнилостным запахом.

— Док, ты конечно извини, но я, пожалуй, сыт, — пробормотал зеленеющий на глазах Медведь, отставляя едва ополовиненную миску. — Пойду, отолью.

— Под ноги смотри, косолапый. Там у куста растяжка, — в тон ему ответил Фрунзик, без особого энтузиазма ковыряя алюминиевой ложкой свою пайку. — Медицина, я тоже кончил. Что‑то сегодня у тебя хавчик совсем не удался, горький и металлом отдает.

С тихим стоном Медведь поднялся и, покачиваясь на неверных ногах, побрел в сторону деревьев. Остальные бойцы, не сговариваясь, вывалили остатки трапезы обратно в котелок. Невнятно бормоча что‑то о «неблагодарных транжирах», Док отставил еду в снег, слегка притушил костер и пошел к начальству на ежевечерний доклад.

— Ну, Костик, что доброго скажешь? — проговорил Чугун, когда парень уселся рядом.

— Радиационные показатели чуть выше нормы, старшой, — отрапортовал медик, вытягивая ноги к костру. — Но я бы больше удивился, будь они ниже. Местность, в общем‑то, чистая. Одно слово — глушь.

— А в остальном? Как парни?

— Как, как… — Док со вздохом потер лоб. — Вымотаны. Как и все мы, товарищ прапорщик. Здорово нас деревенька подкосила. Знать бы раньше, что там в воздухе отрава.

— Что теперь поделаешь, — пробормотал Чугун, наблюдая, как командир готовится ко сну. — Откуда мы могли знать? Все ж далековато от нашего Рая.

— Могли. Если бы этот, — Костя кивнул в сторону охотника, — соизволил нас предупредить. И Сом бы сейчас на ногах был, будто бы нам и без носилок проблем не хватает.

— Оставить, медицина, — в голосе прапорщика прозвучали металлические нотки. — Андрейка — наш товарищ. А мы своих в беде не бросаем…

— Так я ж к Сому без претензий! Меня этот… Шаман…

— Что?

— Да нас всех который день колбасит, а он ходит, будто ничего и не было! — вскинулся было медик, но разом присмирел под осуждающим взглядом прапорщика и продолжил уже тише: — Напрягает это. Сильно напрягает. И, к слову, не только меня.

— Так, — отрезал Чугун. — Передай этим «не только»: коли аргументированные претензии к парню есть — я выслушаю. В порядке живой очереди. А коли нет, так и нечего пустозвонить. Установку принял?

— Так точно, товарищ прапорщик.

— Вот и умница. Топай спать. Завтра опять с ранья встаем.

Костя поднялся и вытянулся в струнку. Для полноты эффекта

на мгновение приставил ко лбу сложенную ладонь, развернулся, едва не щелкнув каблуками, и зашагал в сторону солдатского костра. До сего момента молчавший Николай шумно вздохнул и пошерудил палочкой в углях, подняв в воздух хлопья тлеющего пепла.

— А не слишком ты был с ним строг, Антон?

— Не слишком. Взялись, тоже мне, разброд в отряде чинить, — Чугун с кряхтением растянулся на лежанке, уставившись в звездное небо. — Молодые они, глупые еще. Чуть не досмотришь — передерутся просто из спортивного интереса. Ладно, спать давай.

Утро началось для отряда даже раньше положенного. Буквально с первыми петухами. Этих незатейливых пернатых довольно правдоподобно пародировал срывающийся на крик Скальд.

— …ты совсем охренел, ниндзя — недомерок? Я тебя спрашиваю!

— Не употребляю, — раздался в ответ низкий, едва не рычащий голос Вика.

— Что?!

— Батон через плечо.

— Да что ты с ним разводишь, Балалайка, — пророкотал Медведь. — Слышь, охотничек, пойдем, отойдем. Решим вопрос по — мужски.

— По — мужски! Ой, косолапый, насмешил, — вторил ему едва не ласковый голос напарника. — Он же — форменная баба! Балаклаву напялил, теперь все можно? Гюльчатай, открой‑ка личико!

— Тоха, — раздался из‑за спины прапора глухой голос Ермолова. — С молодняком разберись. А то, видит Бог, я сейчас сам…

— Понял, Лёшка…

Поминая добрым словом норов некоторых небезызвестных ребятишек, Чугун поднялся с лежанки и с кряхтением размял затекшую спину. Потопал к солдатскому костру, у которого уже обещала разразиться драка. Все парни были на ногах. Напыжившиеся, злые до чертиков, они стояли полукругом, сжимая кулаки. Перед ними в обманчиво расслабленной позе расположился Вик. Воздух вокруг него буквально трещал от напряжения, выдавая истинное настроение охотника. Левая рука чуть зашла за спину, как бы невзначай поглаживая черную рукоять клинка.

— Эй, ребятушки, чего вы разорались, как девицы в первую брачную? — прервал перепалку прапорщик. — Чего вам не спится с ранья пораньше? Не устали? Так удвоить дневной километраж никогда не поздно.

Только сейчас заметившие прапорщика солдаты дружно развернулись к нему и вытянулись. Чугун бегло оглядел маленькое войско и пришел к неутешительному выводу, что причина утреннего конфликта была более чем серьезной. Небывалое дело — даже обычно спокойный, как танк, Медведь едва сдерживал эмоции.

— Вольно, — выдохнул прапор и, почесав отросшую щетину, продолжил: — Ну, касатики, слушаю.

— Да этот… Этот уе… — начал было вновь верещать Кирилл, но буквально подавился последним словом, схватив душевный подзатыльник от Медведя.

В их отряде, в числе прочих негласных правил, старшими поддерживался так называемый «закон о чистоте речи». Проще говоря, ни Чугуну, ни, тем паче, Ермолову не нравилось, когда их солдаты ругались, как сапожники. Нет, никто не спорит, что в запале боя парням спускались резкие высказывания. Но в повседневной походной жизни от них желательно было воздерживаться.

— Выдыхай, Балалайка, — прошептал Лис и продолжил, уже обращаясь к прапору: — Наш эмоциональный Трубадур хотел сказать, что охотник этот удумал нас травануть. И мы, в свою очередь, в довольно сдержанном и культурном диалоге старались доказать ему, что в этих действиях он не прав.