Итак, император готовил новую операционную линию своей армии. Но очень скоро он был вынужден отказаться от этого плана. Кровопролитное сражение за Малоярославец, хотя и закончилось его тактической победой, показало, что путь на Калугу может стоить слишком больших жертв. К тому же, польская рекогносцировка из Вереи на Медынь наткнулась на казачий отряд и вооруженных крестьян. В конечном итоге 26 октября император был вынужден повернуть свою армию на Можайск и отозвать в Вязьму отряд Эверса. Виктору он велел написать, что движение его войск на Ельню было полезным и еще: «…нужно посылать нам навстречу в Вязьму как можно больше продовольствия и привезти из Ельни в Дорогобуж то, что… было направлено в Ельню».{15} Итак, на несостоявшейся коммуникационной линии осталась стоять в Ельне в «гордом одиночестве» дивизия Барагэ д’Илльера.{16}

Бои за Ельню

Пребывание этой дивизии в городе было весьма неспокойным. Барагэ с мекленбуржцами прибыл в Ельню 25 октября, а уже на следующую ночь мекленбуржцы были атакованы русским отрядом силою в 1500 человек. Капитан Берг отступил в город, поскольку увидел на подходе ещё одну неприятельскую колонну. Неожиданно русские ряды отошли: новая колонна, которую Берг принял за вражескую, оказалась французским маршевым полком. Теперь уже мекленбуржцы перешли в атаку и отогнали русских, нанеся им существенный урон; впрочем, и сами они понесли значительные потери. Мекленбуржцы возвратились в Дорогобуж 28 октября. Оставшиеся в городе войска Барагэ оказались фактически в полуокружении. Дело в том, что по приказу Кутузова отряд Калужского ополчения занял Рославль, а вправо к Ельне был отряжен генерал-майор В. М. Яшвиль, который, как доносил 15 (27) октября В. Ф. Шепелев фельдмаршалу, открыл «там неприятеля до 3 тыс. чел. регулярных свежих войск как пехоты, так и кавалерии, и с немалым числом орудий». 18 (30) октября он сообщал, что в Ельне «до 4 тысяч с 20 орудиями находится за укреплениями неприятелей».{17} В рапортах от 22 октября и 10 ноября Шепелев подробно описал ход боевых действий вокруг Ельни.

Яшвиль был послан с двумя донскими казачьими ополченскими полками полковника И. А. Андрианова 1-го и войскового старшины И. И. Андрианова 3-го, батальоном егерей, батальоном Калужского ополчения и 4 орудиями (всего 2122 чел.), чтобы занять Ельнинский уезд. 14 (26) октября на подходе к Ельне он, как гласит рапорт, «был встречен вышедшими из города 3 неприятельскими колоннами из 2500 пехоты и конницы (1200 пехотинцев, сказано в первом рапорте) и 4 орудий, состоящими под командою генерала Шампаньи, которые, мгновенно атаковав его… с трех сторон, сделали столь сильное нападение, что казаки наши едва могли удержать стремление неприятельской конницы». Тогда Яшвиль построил свои войска в две колонны. В рапорте сообщается: «Закрытая взводами в головах двух колонн артиллерия наша, выждав на близкий картечный выстрел пехоту, открыла свое проворное и верное действие вместе с ружейным огнем столь сильно и дружно, что, причиня значительной урон и конфузию неприятелю, тотчас опрокинула их нападение. Неприятель, изумленный столь неожиданною встречею, отступя от выстрелов, устроился вторично, напал сильнее первого раза, но… приведен опять в замешательство, обращен в бегство, коего уже со словом “ура” гнали и поражали до самого форштата, в коем он из-за строений, канав и палисадника защищался». В первом рапорте говорится: «… в то самое время усмотрен пришедший из г. Дорогобужа новый двухтысячной неприятельский отряд также с частию кавалерии и 3 орудиями, стремящийся зайти в тыл нашим. Для того отряд кн. Яшвиля, остановясь на месте, сделав и по сих картечью и ядрами несколько выстрелов, остановил их. После чего неприятель, соединясь с прежним елинским гарнизоном, вступил в город, огражденный палисадником и окопами». (Возможно, это была колонна, с которой прибыл Барагэ д’Илльер).

После этого Яшвиль, «отступя в чистое поле, охотниками выманивал его к сражению», «но устрашенный неприятель не осмелился более из укреплений выйти», и тогда он отошёл от города вёрст на 7–8, «расположился биваками с пехотою, а конные устроил бекеты и разъезды так, что оставил неприятелю по малолюдству своему одну только свободную дорогу к г. Смоленску; с трех же сторон пресек все его продовольствие, как и самые выезды»; («с трех же сторон, — гласит первый рапорт, — держал его в блокаде, не давая разорять жителей и забирать из селений хлеб, к чему они нередко покушались, выходя из города»), «Будучи в стесненном таковом положении, неприятель несколько раз покушался выходить на фуражировку, но всякой раз был поражаем и прогоняем в город, а особливо 17 и 18-го числа, в которые также бит и прогнан с уроном». 18 октября полк Андрианова 1-го бился с неприятелем у селения Коноплянки, а полк Андрианова 3-го — у деревни Пронина. После таких неудачных для французов стычек 29 и 30 октября Барагэ пишет 31-го в письме своей супруге: «Не сделавши ни одного выстрела, солдаты наши приходят легко в страх перед казаками, которые ведут войну на манер мамелюков: окружают войска, испуская дикие крики. Я надеюсь… избавиться от этого скучного командования, которое не может стать ни полезным, ни почетным. Я принял его безропотно. Мало вероятий на близкий мир; вторая кампания неизбежна, так как русская армия, несмотря на свои потери, очень ещё сильна. Все солдаты, до единого, жаждут конца этой войны, а офицеры ещё того более».{18}

Во втором рапорте Шепелева говорится: «Неприятель, получа сикурс войск из Дорогобужа, 20-го числа выступя из города в числе 4 тыс. французского войска с несколькими орудиями при пехоте, латниках и уланах, потеснил донские бекеты. Кн. Яшвиль, немедля взяв позицию при с. Пронино, устроился в боевой порядок, ободрив войска…, двинулся вперед, занял выгодные пригорки, ожидал к себе, но генерал Шампаньи, командующий неприятельскими войсками, выхваляемый пленными офицерами в военном искусстве, занял селение Михелевку, начал было укрепляться во рвах, разграбленном господском доме и прочем строении». Увидев это, русские перешли в решительное наступление. Поначалу французы отчаянно защищались, но русские войска, несколько раз меняя диспозицию, через два часа принудили их к отступлению, и, как сообщается в рапорте, «чем долее отступал Шампаньи, тем стремительнее наступали войска наши, так что, наконец, привели его в совершенное замешательство — неприятель терял людей и оружие». Казаки в тот день сражались при Коноплянке и Михайловском дворе, и Андрианов 1-й делал «неприятелю своими полками стеснения и выходившему для фуражировки и причинения жителям грабежа поражение».{19} Бегущего в беспорядке неприятеля провожали пиками и штыками до самого города. Видимо, в этом бою и был взят в плен «батальон 25-го линейного полка» — в 1-й полубригаде у Ожеро действительно находилось две роты 5-го батальона этого полка.

21 и 22 октября (2 и 3 ноября) «неприятель сидел смирно». Шепелев путём частичной блокады предполагал вынудить неприятеля оставить Ельню, он сообщал: «21-го числа с. м. предписал я генерал-майору кн. Яшвилю, дабы попытал сильнее наступить на утесненного с трех сторон в г. Ельне неприятеля». Для усиления своего отряда Яшвиль призвал к себе 4-й полк Калужского ополчения полковника П. П. Яковлева, который прибыл к вечеру 23 октября (4 ноября). В тот день Барагэ д’Илльер писал супруге: «Мне пришлось сражаться ежедневно; по счастью, я не потерпел урона…, но я не стану ждать подхода русской армии, которая, несомненно, будет здесь через несколько дней. Не с моими же новобранцами мне отличиться!… Испытанному в боях ветерану нужны и солдаты соответствующие ему… Жизнь наша, как передового войска: спим на соломе, за два часа до рассвета уже на ногах, частенько не слезаем с лошади по 16 часов кряду, сапог никогда не снимаем, по ночам нас то и дело будят; питаемся скверно: без вина, все на черном ржаном хлебе, и пьем отвратительную воду… Наш образ жизни и здешний климат враги посильнее русских… Но всему бывает конец, и я думаю достигнуть его после настоящей кампании».{20} Последние слова генерала оказались пророческими, но в своём роде…