Набережная в Сэнт-Луи (пятидесятые годы XIX в.); слева фотография Биксби, 1907 г.
Новыми глазами смотрел теперь Сэмюэль Клеменс на набережную Сэнт-Луи, у которой пароходы стояли в два и три ряда. Из высокой лоцманской рубки река видна особенно хорошо.
Клеменс, конечно, хочет быть лоцманом на самом оживленном участке Миссисипи — от Сэнт-Луи до Нового Орлеана. В нижней своей части река в высокую воду достигает ширины в полтора и более километров и становится значительно глубже. Но когда — в самом широком месте Миссисипи — Сэм впервые очутился на короткое время у руля (Биксби, спрятавшись, наблюдал за учеником), у него пересохло во рту и сердце, казалось, готово было выскочить. Он чувствовал, что еще секунда и пароход сядет на мель или ударится о бревно под водой, получит пробоину и пойдет ко дну.
Стать лоцманом, значит изучить реку так, чтобы знать ее берега, ее дно, каждую мель, каждое свалившееся в реку дерево на всем ее протяжении. Миссисипи нужно знать днем и ночью, в полную темень и в лунную ночь, когда все кажется призрачным и дали обманчивы. Но недостаточно изучить однажды все две тысячи километров реки. Миссисипи непостоянна и капризна: там, где недавно был остров, теперь водная гладь, проливы между островами внезапно оказываются несудоходными, берега осыпаются и нарастают. Иногда Миссисипи вдруг пробивает себе новое русло, сокращая на много километров свой путь.
Дело это оказалось невероятно трудным. Сэм знает не одного лоцмана, но никогда он не представлял себе, что этим людям приходится хранить в голове такое количество сведений. Река записана в их памяти, точно на длиннейшей ленте. Сэм умеет работать изо всех сил, когда это нужно, но он не отличается особой усидчивостью. Он легко вспыхивает и быстро остывает. Здесь же нужна огромная выдержка. Пособий, книг, учебников не существует. И они устарели бы, прежде чем были бы отпечатаны. Недаром лоцманы, не работающие почему-либо, время от времени обязательно отправляются в поездку по реке, чтобы узнать, какие, произошли изменения, какова глубина русла у плантации Джонза, что наделала река у Орехового поворота. Если нагрузить голову всей этой лоцманской премудростью, то придется ходить на костылях, говорит Сэм, — иначе не вынести тяжести собственной головы.
Биксби — добросовестный и умелый педагог. Прежде всего он постарался сбить спесь с самоуверенного и несколько ленивого ученика. Несомненно, Сэма тянет к реке, он любит даже ее причудливость и коварство. Клеменс решил стать лоцманом не только ради большого жалованья, но он не привык работать систематически.
По указанию Биксби Сэм завел записные книжки и стал заносить в них сведения о реке. Чтобы пройти такой-то поворот, надо пустить пароход вдоль такой-то мели и на столько-то футов выше повернуть в такую-то сторону. Проще всего вести пароход по середине Миссисипи, но там приходится иметь дело с наиболее сильным течением, когда пароход идет вверх по реке. Однажды лоцман, которому снизили жалованье, отомстил тем, что во время рейса из Нового Орлеана пустил пароход как раз по середине реки. Это было безопасно и спокойно, нр пароход шел медленно и пожирал уйму топлива. Жалованье пришлось повысить, и тогда судно стало быстро пробираться то у одного, то у другого берега, в таких местах, где, казалось, ему грозила неминуемая гибель.
Очертания берегов реки на всем ее бесконечном протяжении постепенно начали врезываться в память Клеменса. Теперь ни ночь, ни туман, ни обманчивый лунный свет не могут сбить его с пути. Биксби учит Сэма не полагаться на то, как выглядит река, лоцман должен знать, каковы её очертания в действительности. И источником сведений о подлинной реке является наблюдательность и память. Клеменс стал отчетливо представлять себе подводное хозяйство Миссисипи — мели, бревна, затонувшие деревья, остатки погибших кораблей. Он изучил все острова и все протоки на Миссисипи. Он приобрел то чувство, которое позволяет по солнечному или лунному отражению на поверхности реки сказать, что именно находится под водой.
Сэмюэль Клеменс становился подлинным лоцманом. Каждое новое достижение наполняло его гордостью. Нет на реке более почетного положения, нет более вольной жизни, чем та, которую ведет лоцман. Изучение лоцманского искусства не оставляет времени ни для чего другого. На просьбы Ориона прислать письма для местных газеток Сэм отвечает отказом.
Даже находясь на вахте, Сэм не может не чувствовать дыхания, запахов, всей прелести величественной реки. На палубах пароходов он встречает тысячи людей самых разнообразных профессий и характеров. Он изучает жизнь.
Вот стоит повозка, в которой переселенцы едут на Дальний запад. Холодно. Детям неудобно, неуютно. Кто-то из жалости пускает их в каюту, и они спят на голом полу, свернувшись в клубок. Когда-то родители Сэма тоже ехали в Сэнт-Луи на одном из таких пароходов…
Едут иммигранты и джентльмены из Южных штатов, фермеры-янки из Новой Англии, шулеры, проходимцы и охотники из диких районов Кентукки, хвастуны и врали, жестокие негроторговцы, сердобольные дамы и пароходные проститутки. Иногда на пароходах устраивают пышные свадьбы. Играет музыка, всё танцуют.
Сэм знакомится с капитанами, боцманами и матросами. У каждого своя история. Это люди горячие, в споре они умеют и обругать и пустить в ход оружие. Иногда на пароходе располагаются последователи какой-либо новой секты, уезжающие на Дальний запад, чтобы не иметь дела с еретиками, чтобы в диких местах строить жизнь по учению новых наместников бога на земле — фанатичных и расчетливых пророков-американцев. У сектантов голодный, изможденный вид. Иногда они восклицают: «Будем славить бога. Будем славить бога. Кайся, постись, молись!» Пассажиры стараются отойти подальше от этих грязных, дурно пахнущих, странных людей.
Нигде, пожалуй, не услышать столько анекдотов, шуток, подлинных историй человеческой жизни, легенд, хвастливого вранья, как на пароходах. Рассказывают о разбойниках, о речных пиратах, о кровавой мести на Юге, о ловких мошенничествах, о находках драгоценных металлов на Западе, об обычаях мормонов и других сектантов, о людях, создававших колонии для перестройки жизни на новый лад, по идеальному образцу. Сообщают об убийствах, о суде Линча, о восстаниях рабов, рассказывают о чудесах, о детях, родившихся с таинственными знаками на теле, говорят и о политике, борьбе янки с южанами в сенате и палате представителей, об иллинойсском юристе и ораторе — любимце фермеров Линкольне, о жестокой конкуренции пароходных линий, о катастрофах на реке.
Сэм уже завел маленькие бакенбарды и в праздничном костюме был очень привлекателен. Его приветливо встречали в любой компании. Казалось, что медлительный говор Клеменса специально приспособлен для рассказов о глуповато-хитрых фермерах и невероятных хвастунах с Дальнего запада. Повествуя о самых комических эпизодах, Клеменс никогда не улыбался.
Особенно нравилось Сэму плавать на грузовых пароходах, где пароходная прислуга чувствовала себя совсем свободно. Клеменс организовал хор, и в свободные часы матросы пели песню о старой лошади по имени Мафусаил, которую давным давно продали в Иерусалиме.
С Миссисипи уже исчёзли бурлаки, но легенды об этих буйных людях реки, умевших замечательно драться, пить и побеждать женщин, еще в ходу на плотах, баржах и пароходах. Майк Финк, дравшийся бесчисленное количество раз, непобедимый Майк, мечта и ужас всех женщин на огромной реке, тоже был бурлаком.
Кроме провинциальных газет с их сплетнями и юмористическими рассказами, Сэм читал и серьезные книги. Однажды с трепетом душевным, опасаясь, что будет пойман с поличным, Сэм принялся за добытую где-то книгу самого Пэйна, Томаса Пэйна. Этот бывший ремесленник принимал участие в американской войне за независимость, но ведь он также участвовал в безбожной французской революции и написал «Права человека» и «Век разума».
Жалованья Сэм все еще не получал. Когда пароход стоял в Сэнт-Луи, Сэм уходил к сестре; в Новом Орлеане у него никого не было. Клеменсу удалось устроиться ночным сторожем на пристани. Это стало его обычным занятием во время стоянок парохода в Новом Орлеане.