На конфорке стояла сковородка с нарезанной картошкой, кусочками сала, комком маргарина. Рядом наверняка лежала записка: «Залей яйцом» или: «В холодильнике селедка в маринаде». Это и была еда, которой можно перебиться до вечера; только встретиться голодный желудок Йогена и жареный картофель не могли: дверь оставалась запертой.

За найденный грош он получил в булочной на углу бутерброд, сливочную карамель и медный пфенниг - не много для урчащего желудка. К тому же ноябрьский туман пробрался в бутерброд и сделал его клеклым.

Йогену запрещалось приводить домой школьных приятелей, поэтому сейчас ему самому пойти было не к кому.

Он сел на лестницу и уставился на дверь. Толку от этого чуть. По лестничной клетке гулял сквозняк, до вечера - целая вечность.

Госпожа Хеннингс из квартиры напротив наверняка не сказала бы «нет», попроси он разрешения переждать у нее и сделать домашнее задание. Но уж лучше остаться здесь, на лестничном сквозняке. Соседка тараторила бы и тараторила, она бы его сразу же отправила на поиски ключа и дала при этом уйму советов, как его лучше найти. На нервы действовала и ее сюсюкающая приветливость, которая для пятилетних девочек, возможно, и в самый раз, а для тринадцатилетнего парня обидна и даже оскорбительна.

Йоген встал и вприпрыжку побежал вниз по лестнице - ему пришла в голову спасительная идея. Если он сейчас не спеша побредет по городу, разглядывая киноафиши и загадывая желания на рождество перед витринами магазинов, то как раз к двум часам доберется до молодежного центра отдыха, где можно неплохо провести время до вечера. Сам он там еще не был - одноклассники рассказывали.

До молодежного центра было довольно далеко.

Ноябрьский туман слезился изморосью, еще не решавшейся сгуститься до первого снега. Сырость тяжело разлилась в атмосфере, так что бродить по улицам было мало радости. Даже витрины выглядели хмуро, без того блеска, который сам собой подразумевался на рождество.

Около двух Йоген оказался перед стеклянной дверью молодежного центра отдыха. Внутри, в вестибюле, уборщица мыла пол. Она посмотрела на Йогена и замахала на него руками, будто хотела отогнать или как минимум дать понять, чтобы он не входил, хотя дверь все равно была заперта. Йоген ждал, поеживаясь от холода.

Ровно в два пришел какой-то мужчина. Он уже собирался отпереть дверь, но заметил стоящего у дверного косяка Йогена и спросил:

- Ты сюда?

- Угу. - Йоген кивнул.

- В таком случае тебе сегодня не повезло.

- А почему? Я в дом к себе попасть не могу, понимаете, ну, я и подумал…

- Приходи в любой другой день, мальчик, это только сегодня закрыто - в порядке исключения. У нас тут совещание районного актива по работе с молодежью. Когда народу битком, то шум очень мешает. А завтра приходи. Мы каждому рады, мы ведь для вас и существуем.

Мужчина зашел внутрь, запер за собой стеклянную дверь и кивнул Йогену. Вообще-то он ему очень понравился, да и дом выглядел шикарно.

Наверно, и в самом деле стоило захаживать сюда время от времени.

Но куда же теперь?

Надо было убить целых четыре часа, а непогода делала их еще длиннее. Почему-то из-за сырого тумана особенно стыли коленки.

На берегу водоема догнивала палая листва, на аллее Гете стояли в лужах припаркованные машины.

В тумане проступили огни универмага. Йоген ненадолго задержался на железной решетке у входа. Теплый воздух топорщил штанины, пузырил спортивную куртку. Это была первая приятная минута за весь день.

Мимо, хихикая, протиснулись девочки. Толстая женщина с двумя хозяйственными сумками обругала Йогена: он загородил ей путь. Крутящиеся двери находились в непрерывном движении.

Йоген шагнул внутрь. Там было светло и тепло. Яркие разноцветные шерстяные варежки, горкой сваленные на прилавке, напоминали о приближении зимы.

Конфеты, к которым самому можно подобрать начинку, модные украшения, фотоаппараты, бинокли. По проходам с сумками и пластиковыми мешочками расхаживали женщины, вперив взгляд в очередную цель. Другие слонялись бесцельно, в нерешительности. Наверное, сами еще не знали, что им захочется купить в следующую минуту, или ничего не собирались покупать, а просто наслаждались тем, что здесь сухо и тепло. Так же, как и Йоген. Мужчина в белом халате с пеной у рта доказывал обступившим его покупателям, что перед его новым чистящим средством не устоит ни одно пятно, - при этом он энергично растирал и демонстрировал какой-то лоскуток.

Эскалатор доставлял людской поток на верхние этажи. Йоген поплыл наверх, вдыхая сырой аромат оказавшегося перед носом шерстяного пальто. Второй этаж. Разноцветные ткани. Третий этаж. Товары для дома, пластинки, электротовары, игрушки.

Вверх, вниз, вверх…

Гора конфет не таяла, несмотря на то что десятки рук непрерывно рылись в ней, пригоршнями накладывая конфеты в пакетики. Их все равно оставалось там тысяч десять. А то и больше.

Йоген пошарил в кармане, ища пфенниг. Сто граммов - сорок пфеннигов. Несложная арифметика: если за сорок пфеннигов можно купить сто граммов, сколько граммов получишь за один пфенниг? Два с половиной. Весит ли одна конфетка два с половиной грамма? Или больше? Определить это было трудно, даже взвесив конфету в руке. Разве что… приблизительно…

Йоген положил пфенниг на деревянный выступ прилавка, сунул руку с конфетой в карман и сделал несколько быстрых шагов, потом медленно побрел дальше.

Начинку покрывала тонкая оболочка. Конфета буквально растаяла на языке. Вкусно, ничего не скажешь, но что такое одна конфета для урчащего от голода желудка!

У стойки, где можно было прослушать пластинку, все места оказались заняты.

Одновременно на сорока - пятидесяти телеэкранах беззвучно шевелил губами министр. Когда он сопровождал свои неслышимые слова выразительным жестом, казалось, будто сорок - пятьдесят министров выполняют групповые вольные упражнения.

Человек с бумагами присматривал за игрушечными машинками.

На первом этаже ни одного человека с бумагами заметно не было. Во всяком случае, рядом с конфетной горой. Сто граммов за сорок пфеннигов - стоило ли ради этого держать в магазине сыщика!

Медный пфенниг лежал на прежнем месте. Наверное, не очень-то принято рассчитываться таким вот образом, но не утруждать же, в самом деле, кассиршу из-за единственного пфеннига и одной конфетки. Ее кассовый аппарат звенел не переставая. Отвлечься она никак не могла. И мужчины, который приглядывал бы за покупателями поверх своих бумаг, тоже нигде видно не было.

Всего три конфетки - от десятитысячной горы не убудет. Кроме того, это не воровство, а кража небольшого количества съестного в целях немедленного употребления. Учитель очень четко объяснил, в чем состоит разница. На уроке государствоведения. В последнем свидетельстве об успеваемости у Йогена четверка. Гражданин наряду со многим другим должен также знать, когда он ворует, а когда крадет самую малость съестного в целях немедленного употребления - или как там это еще называется. Воровство начиналось самое меньшее со ста граммов, а то и с полкило. Все, наверное, зависело от степени голода того, кто решался что-либо взять. Ну а Йогену страшно хотелось есть. Таким образом воровством это наверняка не было, от силы - кража малого количества съестного в целях немедленного употребления.

- А мне одна будет?

Йоген резко обернулся. Парень был на голову выше и года на два-три старше.

- О чем это ты?

- Не обломится ли мне одна штучка?

- От чего?

- От конфет, которые ты сейчас спер. Только не надо сразу краснеть, приятель. Какие проблемы! Ты дашь мне одну, и дело с концом.

Йоген достал из кармана конфету, сунул в подставленную руку, развернулся и быстро зашагал прочь. Тот, другой, - за ним.

- Ну чего ты сразу понесся! Погоди, давай еще немного поболтаем. Ловко ты это проделываешь. Правда. Наверняка никто не заметил, кроме меня.

- Мне пора идти.

- Что ж, прекрасно, мне тоже.

Туман на улице сгустился. После магазинного тепла стало еще холоднее, Йоген шел, глядя себе под ноги и пытаясь не замечать идущего рядом незнакомца.