к вере других людей, и в завоеванных государствах поддерживаю то направление, которого придерживается большинство. В Сирии меня считают ревностным шиитом, а в Хорасанне я восстановил суннитское правоверие. Христиане, живущие в моей стране или приезжающие к нам по торговым делам, могут рассчитывать на покровительство закона и защиту наравне с правоверными. Одинокий безоружный странник может не опасаться за свою жизнь и имущество, путешествуя по землям, на которые распространяется моя власть. Но, скажи мне Кэллоин, разве справедливо, что только люди, живущие в Хорезме, Хорасанне и в других наших провинциях, единственные в этом мире, пользуются благами моего правления? Разве не величайшим счастьем для всех остальных будет право стать равноправными и свободными гражданами моей великой империи?

- Значит, ты считаешь себя идеальным правителем, и хочешь, чтобы как можно больше людей стало счастливыми под твоим личным руководством? - усмехнулся Кэллоин, - Остается только заставить поверить в это других.

- Поверят. Потому что нет ничего убедительнее силы. Я не жесток, но, чтобы сломить волю к ненужному и бесполезному сопротивлению, приказываю строить пирамиды из человеческих голов. Эти черепа ведь все равно уже мертвые. Но когда они сложены в большие кучи, то очень хорошо остужают горячие головы живых людей. Иногда я приказываю уничтожать города, но сам же потом восстанавливаю их. Не все это понимают. Хан Тохтамыш был мне как сын, из моих рук получил он власть. Но он предал меня. И не только меня, Кэллоин. Он обманул свой народ. Воины его армий были бесчисленны, как капли дождя. Теперь у него нет и сотни нукеров. Я разрушил его города и увел людей в Мавераннахр. Золотая Орда отныне перестанет быть великим государством. Да, я понимаю, что сроки моей жизни ограниченны, и я не успею завоевать весь мир. Поэтому я не воюю с неверными. Этот маленький и бедный русский городок взят мной по ошибке. Скоро я скоро уйду отсюда: не могу тратить свое время на христиан, когда многие тысячи правоверных ждут от меня помощи, страдая от жестокости и несправедливости своих царьков и султанов.

- Ну и как тебе эта программа, Кэллоин? - усмехнулась стоящая на берегу Хугли Кали.

- Я в замешательстве, моя Госпожа, - опустил голову маг.

- Можно ли убить тысячу человек ради счастья ста тысяч? Какой процент жертв можно считать допустимым и не критическим?

Кэллоин молчал.

- В конце концов, лес рубят - щепки летят, и, не разбив яиц, не изжаришь яичницы. Не так ли? Посмотрим, что будет дальше? На западе, султан Мурад сокрушил Сербию в битве на Косовом поле, но сам погиб от руки Милоша Обилича. Его сын Баязид никогда не отступает и стремителен в походах, за что прозван Молниеносным. Он захватил Синоп, Салоники и Филадельфию, разбил стотысячное войско крестоносцев и две мечети уже возвышаются на азиатском берегу Босфора. Баязид - надежда и опора мусульман всего мира. Но он, не стесняясь, пьет вино и покровительствует Кара-Юсуфу, который сделал своей профессией грабеж караванов двух священных городов - Мекки и Медины. Повод для войны найдется. Однако на пути твоего подопечного еще не встречались столь опасные враги и соперники.

В 1400 году, узнав о движении войска Тимура к малоазийским крепостям Сивас и Малатии, Баязид направил свою армию на помощь. Впервые в своей жизни он опоздал, союзные города лежали в руинах, Тимур же к этому времени ушел в Сирию. Султан задумался. Богатый опыт полководца требовал идти следом, ударить по войскам Тимура если не под стенами Халеба, то хоть под Дамаском, но он не чувствовал себя готовым к войне. И Баязид позволил уговорить себя, отступил в надежде, что, истратив все силы в сражениях с арабами, Железный Хромец уйдет обратно в свой Самарканд.

- Браво, Кэллоин, - сказала Кали, - Но это ведь еще не все.

Захватив Халеб, Дамаск и Багдад, Тимур вернулся в Грузию и потребовал от Баязида выдать ему Кара-Юсуфа. Получив отказ, он двинул свои войска уже в Малую Азию и осадил Анкару. Баязид бросился на защиту своей провинции. Численный перевес был на стороне Тимура, но битва носила исключительно упорный характер, причем наибольшую стойкость в рядах турецких войск проявили сербы, отразившие удар правого крыла армии Тамерлана. Однако атака левого крыла была успешной: командующий правым флангом турецкой армии, принявший Ислам серб Перислав, был убит, а часть татар перешла на сторону Тимура. Следующим ударом он попытался отделить неистовых сербов от Баязида, но те, пробившись сквозь неприятельские ряды, соединились с резервными частями турок.

- Эти оборвыши сражаются как львы, - сказал удивленный Тамерлан и, не доверяя больше своим полководцам, сам возглавил атаку на Баязида.

Командир сербов, князь Стефан, советовал султану отступить. Сыновья Баязида умоляли его уйти вместе с ними. Кэллоин вместе с шейхом танцующих дервишей-бекташей уговаривал его не доверять коварным сыновьям и неверным собакам-сербам, и, вместе

с начальником корпуса янычар, уверял, что его подчиненные умрут, но не сойдут с места, защищая своего повелителя. Так все

и случилось. Охраняемый сербами Сулейман, наследник престола, был насильно увезен к Бруссе, на запад. Второй сын султана, Магомет, отступил к горам северо-востока, третий, Иса - ушел на юг. Баязид остался на месте и преданные ему янычары стояли насмерть, до ночи отражая атаки превосходящих сил Тамерлана. Когда султан все же решился бежать, его лошадь пала и правитель, от одного звука имени которого трепетала Европа, попал в руки

к безвластному хану Джагатайского улуса Султан-Махмуду. “Должно быть, Бог невысоко ценит власть и обладание обширными царствами, когда раздает их калекам: тебе - одноглазому уроду, и мне - хромому бедняку, которым к тому же стало тесно жить на земле”, - сказал Тимур, увидев потерявшего глаз в той самой битве на Косовом поле Баязида.

- Ну, что ж, - посмотрела на Кэллоина Кали, - Баязид не отступил и война, которая могла длиться еще несколько месяцев, а, может быть, и лет, и унести жизни десятков тысяч людей, закончена одним эффектным ударом. Фанатики янычары погибли и с ними уже никогда не сравнятся те, что будут потом носить это имя. Набирающая силы Европа облегченно вздохнула. Неслыханный по своей щедрости подарок, уже второй после разгрома Золотой Орды, получила от Тамерлана Москва. Умирающей от старости Византии подарено еще пятьдесят лет безрадостного и безотрадного существования. Что дальше? Сирия

и Египет признали себя вассалами Тимура. Грузия заплатила дань

и избежала нашествия. Тимур принял послов испанского короля

и вступил в переписку с королями Англии и Франции. Он вернулся в Самарканд и уже через пять месяцев собрался в новый поход - теперь уже в Китай. Ты доволен Кэллоин?

- Зачем ты снова идешь на войну, Тимур? - спросил Кэллоин, - Неужели мало крови и славы? Что еще нужно тебе, чтобы остановиться и заняться лечением ран, нанесенных тобой народам

и странам этой земли?

- Мне ничего не надо, - ответил Тамерлан, - Я уже стар и скоро умру. А мои наследники бездарны и не обладают талантами великих правителей. Что будет с построенным мной государством, Кэллоин?

- Оно распадется, как распадаются все империи.

- Вот именно поэтому я и тороплюсь так. Для обеспечения будущего моей страны, процветающей, авторитетной и хорошо управляемой, я должен разгромить все сильные и представляющие потенциальную опасность державы. Китай - последняя из них. Уничтожив его, я смогу умереть спокойно.

- Хватит крови, Тимур. Я не позволю тебе…

- Я давно уже ждал, когда ты скажешь мне это.

Тамерлан сделал знак, и стоявший сзади слуга вонзил нож

в спину Кэллоина.

- Я очень благодарен тебе, Кэллоин, и мне, действительно, очень жаль, но я никому не позволю помешать мне завершить дело всей моей жизни, - сказал ему Тимур.

Земля ушла из-под ног мага, теряя сознание, он мысленно дотянулся рукой до сердца Завоевателя и, невесомый, полетел

в бескрайнее синее небо, чувствуя, как его сознание растворяется в нем.