Мы живем в неверье, клятву нарушая то и знай.

Всемогущий! Это слово ты забвенью не предай!

Клятву верных нарушает и цены любви не знает

Низкий духом, кто средь верных оказался невзначай.

Если в день Суда на выбор мне дадут — мол, что желаешь?

Я скажу: подругу дайте! Вам отдам небесный рай.

Пусть расстанусь с головою, но любви останусь верным,

Даже в час, когда над миром грянет ангела карнай.

Умирал я, по здоровым стал, едва пришла подруга.

Врач! Подобным мне — недужным — ты бальзама не давай!

Болен я. Но ты явилась и болезни удивилась.

Исцели меня, вопросов праздных мне не задавай!

Ветерок, что веет в пуще, позабудет луг цветущий,

Если кос твоих коснется благовонных, словно май.

И зубами изумленья разум свой укусит палец.

Если ты с лица откинешь кисеи летучий край.

Мне отрада пред тобою пламенеть, сгорать свечою,

Не гаси меня до срока, с головы до ног сжигай!

Не для глаз недальновидных красота, но ты, о мудрый,

Кисти самого аллаха след в ней тайный различай.

Взоры всех к тебе стремятся, но любовь и откровенье

Не для низких себялюбцев, не для наглых черных стай.

Ты у Саади, о верный, научись живому чувству,

На твоей могиле бедной мандрагоры насаждай.

Темным душам недоступны все восторги опьяненья,

Прочь уйди, советчик трезвый, в пьянстве нас не упрекай.

Терпенье и вожделенье выходят из берегов.

Ты к страсти полна презренья, но я, увы, не таков.

Сочувствия полным взглядом хоть раз на меня взгляни,

Чтоб не был я жалким пищим в чертоге царских пиров.

Владыка жестокосердный рабой несчастных казнит,

Но есть ведь предел терпенья и в душах его рабов.

И жизни своей не мыслю, любимая, без тебя,

Как жить одному, без друга, средь низменных и врагов?

Когда умру, будет поздно рыдать, взывать надо мной,

Не оживить слезами убитых стужей ростков.

Моих скорбей и страданий словами не описать,

Поймешь, когда возвратишься, увидишь сама — без слов.

Дервиш богатствами духа владеет, а не казной.

Вернись! Возьми мою душу, служить я тебе готов!

О небо, продли подруге сиянье жизни ее,

Чтоб никогда не расстались мы в темной дали веков.

В глазах Красоты презренны богатство и блеск владык,

И доблесть, и подвиг верных, как ни был би подвиг суров.

Но если бы покрывало упало с лица Лейли,—

Врагов Меджнуна убило б сиянье ее зрачков.

Внемли, Саади, каламу своей счастливой судьбы

И, что ни даст, не сгибайся под пошей ее даров!

Я нестерпимо жажду, кравчий! Скорей наполни чашу нам

И угости меня сначала, потом отдай ее друзьям.

Объятый сладостными снами, ходил я долго между вами,

Но, расставайся с друзьями, «Прощайте», — молвил прежним снам.

Перед мечетью проходила она, и сердце позабыло

Священные михраба своды, подобные ее бровям.

Я не онагр степной, не ранен, ничьей петлей не заарканен,

Но от стрелы ее крылатой по вольным не уйду степям.

Я некогда испил блаженство с той, что зовется Совершенство…

Так рыба на песке, в мученьях, тоскует по морским волнам.

До пояса не доставал мне ручей, и я пренебрегал им;

Теперь он бурным и бездонным вдруг уподобился морям.

И я тону… Когда ж судьбою я буду выброшен на берег,

О грозном океанском смерче в слезах поведаю я вам.

И вероломным я не стану, и не пожалуюсь хакану,

Что я сражен ее очами, подобно вражеским мечам.

Я кровью сердца истекаю, от ревности изнемогаю,

Так бедный страж дворца рыдает, певцам внимая по ночам.

О Саади, беги неверной! Увы… Ты на крючке, как рыба,—

Она тебя на берег тянет; к ней — волей — не идешь ты сам.

Коль с лица покров летучий ты откинешь, моя луна,

Красотой твоею будет слава солнца посрамлена.

Сбить с пути аскета могут эти пламенные глаза,

А от глаз моих давно уж отогнали отраду сна.

И давно бразды рассудка уронила моя рука.

Я безумен. Мне святыня прежней истины не видна.

Но Меджнуна не избавит от мучений встреча с Лейли,

Изнуренному водянкой чаша полная не полна.

Тог не искренний влюбленный, кто не выпьет из милых рук

Чашу огненного яда вместо искристого вина.

Как жалка судьба лишенных человечности и любви!

Ведь любовь и человечность неразрывная суть одна.

Принеси огня скорее и собрание озари!

А с пустых руин налога не потребует и казна.

Люди пьют вино надежды, но надежд они лишены.

Я не пью, душа любовью к ней навеки опьянена.

Саади в себе не волен, он захлестнут петлей любви,

Сбит стрелой, чьим жалом ярость Афрасьяба сокрушена.

В дни пиров та красавица сердце мое привлекла,

Кравчий, дай нам вина, чтобы песню она завела.

В ночь на пиршестве мудрых ты нас красотой озарила.

Тише! Чтобы кутилы не знали, за кем ты ушла!

Ты вчера пировала. Все видят — глаза твои томны.

Я от всех утаю, что со мною вино ты пила.

Ты красива лицом, голос твой мое сердце чарует,

Хорошо, что судьба тебе голос волшебный дала.

Взгляд турчанки — стрела, брови темные выгнуты луком,

Боже мой! Но откуда у ней эти лук и стрела?

Я — плененный орел, я сижу в этой клетке железной.

Дверцу клетки открой. И свои распахну я крыла!

Саади! Был проворен в полете, а в сети попался;

Кто же, кроме тебя, мог поймать его, словно орла?