— Где, где? — кричал Бульчу на бегу.

Лиза указывала на пороги.

Подбежав к ней и взглянув в ту сторону, я увидел, что посреди порогов темнел скалистый островок. Там, в расщелине, торчала верхушка ствола, застрявшего между двумя остроконечными камнями. Вода перехлестывала через них. Вокруг, бешено клубясь, вертелись завихрения пены. Только изредка раздергивалось покрывало брызг, и тогда ствол был виден очень хорошо. Мокрый, лоснящийся, лишенный веток! Двойник ствола, найденного на отмели!

— А сигнал бедствия? Есть ли на нем сигнал бедствия?

Вместо ответа Савчук сунул мне бинокль в руки.

Да, это был меченый ствол! Когда струи воды опадали, я различал на нем три красных кружка, три черных тире и снова три красных кружка.

— Ожидал его увидеть здесь. Надеялся, что он здесь, — говорил Савчук, нетерпеливо отнимая у меня бинокль. — Среди деревьев, которые прорывались к океану, должны же были быть неудачники. Один споткнулся об отмель, другой — вот он! — застрял на островке между камнями.

— Но, может, и это пустышка? — прервала его Лиза. — Есть ли в нем письмо? Цело оно?

Мы с беспокойством переглянулись.

— Вот что, — сказал я. — Мы с Бульчу попробуем подойти к нему на лодке.

— Нельзя. Перевернет!

— Не снизу, Бульчу, нет… Сверху! Вместе с течением!

— Нельзя! Разобьет о камни!

— Тогда вплавь.

Бульчу только сердито покосился на меня.

Каменный островок находился примерно на середине реки. Нас отделяло от него не более двадцати метров. Но все пространство от берега до берега представляло собой сплошной водоворот. Самый опытный пловец не сумел бы преодолеть эту опасную стремнину.

— А если веревкой обвязаться? Свободный конец держать на берегу? — нерешительно спросил я и замолчал. Новое решение пришло в голову.

— Не вплавь, а по камням — сказал я. Савчук, Бульчу и Лиза удивленно смотрели на меня. — Конечно же, по камням… Есть у тебя длинный ремень, Бульчу?

Но старый охотник, поняв меня с полуслова, уже торопливо разматывал аркан, которым был опоясан под своим сокуем.

Подобные арканы (они называются «маут»), сплетенные обычно из четырех ремней, набрасываются на оленей, которых хотят отделить от стада.

Я попытался добросить аркан до одного из камней, между которыми зажало плавник. Аркан сорвался в воду. Я повторил попытку, и опять неудачно. У Савчука тоже не получилось ничего.

Он уступил место Бульчу.

— Юношей был, ловил оленей очень хорошо. Теперь все забыл, — говорил охотник с притворной скромностью, как обычно говорят в таких случаях виртуозы своего дела. Он покружил в воздухе арканом, разминая руку.

— Нет, забыл. Не попаду, — повторил он.

В первый раз Бульчу действительно не попал. Петля соскользнула с мокрого камня, конец аркана плюхнулся в воду. Но, подтянув его обратно и дождавшись, пока рассеется облако водяной пыли, наш проводник снова примерился. Длинная черная змея пронеслась в воздухе, и Лиза захлопала в ладоши.

Петля туго затянулась на камне. Бульчу слегка отпустил аркан, и тот повис над порогами, покачиваясь, будто приглашая меня испытать надежность переправы.

— Очень хорошо, Бульчу, — похвалил я. — Свободный конец обвяжи вокруг этой скалы. Да покрепче. Я буду придерживаться рукой за аркан.

Я поспешно разулся и в одних носках шагнул на ближайший к берегу скользкий камень. Савчук придержал меня за локоть.

— Нет, я, — сказал он.

— Почему вы? Это моя мысль.

— Я начальник экспедиции, — пояснил Савчук вежливо, но твердо. — В данном случае позволю себе применить власть.

Я посмотрел на Бульчу и Лизу, ища поддержки. Они молчали.

Уже стоя одной ногой на камне, Савчук обернулся и сказал извиняющимся тоном:

— Надо, видите ли, уметь обращаться со всеми этими секретными ящиками, тайниками в стволах и прочее. Дело очень деликатное, тонкое. Никому не могу этого доверить. Даже вам!…

Бульчу поспешно обвязал его вторым ремнем вокруг талии. Савчук с осторожностью переступил на следующий камень. Он подвигался вперед очень медленно, одной рукой держась за аркан, другую отведя в сторону, чтобы сохранить равновесие.

Со стороны, возможно, это выглядело нелепо: толстый человек средних лет в одних носках осторожно идет по камням, балансируя, как канатоходец. Но мне, Лизе и Бульчу это не казалось нелепым.

Перепрыгнув с пятого камня на шестой, Савчук вдруг покачнулся, чуть было не упал, но выправился и пошел дальше.

— Страшно! Не могу смотреть, — сказала Лиза, закрывая глаза ладонью.

Аркан был туго натянут и вибрировал, как струна. Зато легкий ремень, которым опоясали Савчука, провисал свободно, волочась за ним по воде. Конец ремня крепко держали я и Бульчу. Это была страховка на случай несчастья.

Савчук уже приближался к меченому плавнику. Здесь некоторые камни были залиты водой, да и промежутки между ними были более широкими. Этнографу пришлось удвоить осторожность. Он пригнулся и обеими руками схватился за аркан. Грозно кипящая вода захлестывала его выше пояса.

Теперь наступал самый опасный момент. Савчук остановился. От островка отделяло его метра полтора. Надо было прыгать, не раздумывая. Но Савчук замешкался.

Мне показалось, что он смотрит вниз, в белый водоворот. Ну, теперь кончено! Закружится голова, и…

— Прыгай! — заорал я. — Прыгай же, чертова перечница!…

(Боюсь, что, охваченный волнением, я выразился несколько сильнее.)

Мой возглас подействовал, как удар бича. Савчук прыгнул. Вероятно, он не рассчитал расстояния, потому что на глазах у нас сорвался со скользкого камня и исчез под водой.

Лиза пронзительно вскрикнула.

Но этнограф тотчас же вынырнул из завихрений пены и уцепился за камень.

На островок он ухитрился вскарабкаться без нашей помощи. Он поднимался по нему медленно, цепляясь пальцами за каждый выступ, то и дело обрываясь и соскальзывая в воду. Наконец прочно утвердился на камне рядом с плавником.

Несколько минут он отдыхал. Потом, успокоительно помахав нам рукой, нагнулся над стволом.

Он возился с ним очень долго. За брызгами пены не видно было, что делает Савчук, но мы знали, что он пытается приоткрыть тайник и извлечь оттуда письмо, если оно еще сохранилось.

Работать приходилось с величайшей осторожностью, чтобы не повредить драгоценный манускрипт.

Савчук каждую минуту мог снова сорваться в воду: он сидел, как птица на насесте, на скользком камне, беспрестанно обдаваемом холодными брызгами.

Наверное, пальцы этнографа окоченели — иногда он прерывал работу и, стараясь согреть руки, закладывал их под мышки.

Наблюдая за неуклюжей фигурой, которая то появлялась, то исчезала за взлетающим над порогами каскадом брызг, я мысленно стыдил себя за то, что был несправедлив к Савчуку в Москве. Ведь я считал его сиднем, архивной крысой, кабинетным ученым. Вот он, «кабинетный ученый», работает, как грузчик, как водолаз, в кровь обдирая руки о камни, ежеминутно рискуя жизнью!

Да, нелегко ему доставался каждый новый добытый для науки факт…

Так прошло, наверное, не менее двадцати минут (некогда было взглянуть на часы). Но вот Савчук поднялся во весь рост и, приложив руки рупором ко рту, что-то прокричал нам.

Трудно было разобрать слова за шумом воды.

— Пустышка? Нет письма? Размокло письмо? — наперебой переспрашивали мы.

После неоднократных повторений нам удалось понять Савчука. Оказалось, что он не решается открыть дверцу в стволе. Она наполовину затоплена. Если открыть ее, вода может проникнуть внутрь тайника и повредить письмо. Савчук предлагал вытащить плавник на берег.

К счастью, ствол, застрявший между камнями, сидел не очень крепко. Вскоре Савчуку удалось высвободить его из каменного капкана, и мы со всеми предосторожностями подтащили к берегу свою драгоценную находку.

4

Никто не смотрел на меченый плавник, хотя из-за него была поднята эта рискованная возня. Мы стояли подле Савчука, который лежал на песке, ловя воздух широко разинутым ртом. Он перехватил мой встревоженный взгляд и попытался улыбнуться.