Изменить стиль страницы

Старший Ламанский — низенький, толстый, совсем седой, большую часть вечера горячился насчет спиритизма и рассказывал о сеансах Юма, на которых присутствовал.

Младший Ламанский, филолог, сухощавый человек, совсем черноволосый, с орлиным носом, меланхолической наружностью, относился с недоверием к рассказу своего брата, а потом толковал втихомолку со Страховым о дарвинизме.

Крестовский — среднего роста, уланский офицер в усах и бакенбардах и со своим неизменным стеклышком, болтающимся на шнурке, — бойкий человек. Рассказывал много жидовских сцен очень забавно.

Страхов — среднего роста, довольно полный, розовый, волосы с проседью. Голос тоненький и очень гибкий. Держит себя необыкновенно деликатно, так что напоминает собою чичиковское "Вы изволили пойти с валета, я имею честь покрыть вашу двойку"[988]

Кашпирев, злополучный издатель угасающей "Зари", — наружность артиста, волосы в длинных завитках, ниспадающих на плечи, небрежный костюм. Средних лет, краснощекий, очень смеялся рассказам Крестовского. Кажется, добродушный человек.

Майков — наружность артиста, т. е. длинные волосы. В жестах его и речи видно что-то юношеское.

Владиславлева вы уже несколько знаете, так что я его не описываю.

Вечер закончился обильным ужином, за которым литераторы вспомянули старые времена русской литературы.

Тут же виделся с Иваном Григорьевичем, которого привела его жена, у которой он, кажется, совсем под башмаком[989]

Федор Михайлович и Анна Григорьевна просили меня напомнить вам о даче и что им надо знать наверное еще в апреле, будут или нет они жить в Монагорове.

Автограф // ЛБ. — Ф. 93.III.12.27.

Письмо опубликовано на немецком языке в газ. "Moskauer Rundschau". — 1931. — № 17. — 22 марта.

74. А. Г. Достоевская — Н. Н. Страхову

<С.-Петербург> 9 июня <1872 г.>

…Как вы распорядились с вашим летом, Николай Николаевич? Если вы еще ничего не решили, то не забудьте нашего общего с Федором Михайловичем приглашения и приезжайте к нам погостить в Старую Руссу[990]. У нас есть две свободные комнаты, где вы можете отлично работать; нас вы стеснить ничем не можете, а для Федора Михайловича вы будете сущим кладом[991]. Он и теперь начал тосковать, и я без ужаса не могу подумать, что с ним будет дальше[992]. Знакомств у нас там никаких, да и вообще с новыми лицами Федор Михайлович трудно сходится, так что ваш приезд будет для него благодеянием. Уезжая, он просил меня передать вам его приглашение. Федор Михайлович здоров, но в ужасном, тревожном состоянии: скучает и беспокоится о нас, то умоляет воротиться, не сняв перевязки с ручки, то просит прожить здесь целый месяц; работа у него не идет; вообще мы ужасно плохо начали лето[993]

Автограф // ЦГАЛИ. — Ф. 1159. — Оп. 2. — Ед. хр. 6.

75. Н. А. Любимов [994] — Н. С. Лескову

<Москва> 22 октября 1872 г.

…Рукопись вашу получил и очень благодарю. Относительно порядка помещения вот мои соображения. Имея в виду ваше желание чтоб рождественский рассказ был помещен в декабре, я в уме положил, что "Монашеские острова" лучше перенести в следующий год с января, чтоб и их по-приберечь — то, что предполагалось поместить в нынешнем году (а сего немало), успеем действительно поместить. Теперь вы находите, согласно моему первому мнению, что рассказ удобнее включить в январскую книжку. Не рассечь ли узел, перенеся то и другое на следующий год? Удобно ли, во всяком случае, начать "Остров" в декабре и переносить на другой год[995] — в номер уже очень много набрано, к тому же Достоевский просит пустить "Бесов" возможно больше[996], чтоб в декабре кончить[997]

Автограф // ЦГАЛИ. — Ф. 275. — Оп. 1. — Ед. хр. 256.

76. А. Н. Майков — Н. Н. Страхову

<С.-Петербург> 12 декабря 1872 г.

…Мещерский[998] назначил по вторникам обеды у себя для Федора Михайловича, Филиппова[999] и меня; вы должны бы были замыкать квинтет, если бы были налицо. Цель — после обеда прослушать готовящуюся для следующего номера его статью и ругать ее до тех пор, пока он ее не выработает. Плодом этого всего можете считать его статью о женском вопросе в одном из последних номеров "Гражданина"[1000]. Три раза он ее переделывал, и статья-то вышла недурна. Вы были бы тут очень нужны, вас часто поминаем <…>

17 декабря

Я забыл отослать письмо когда следует, — и вышло, что могу сообщить вам новость, которая и до вас касается, ибо требует от вас скорейшего возвращения: Градовский[1001] вышел из редакции "Гражданина". Место его занимает Ф. М. Достоевский. По представлении о нем в III отделение граф Шувалов[1002] на письме Мещерского надписал: "Отвечать, что с его стороны согласие", — так что завтра или послезавтра дело оформится и может быть объявлено[1003]. Разумеется, рассчитывается на вас, а именно под вашим главенством устроить библиографию, что, при месте, если вы его не прогуляете[1004], вам будет очень с руки. Тогда и я, пожалуй, напрошусь к вам в сотрудники, т. е. для краткого изложения содержания книг и замечательных статей.

Вот вам новость[1005].

Автограф // ГПБ. — Ф. 747. — Ед. хр. 21.

77. Вс. С. Соловьев [1006] — П. В. Соловьевой [1007]

<С.-Петербург. 1 января 1873 г.>

Дорогая моя, я бесконечно счастлив в эту минуту, — я только что вернулся домой; двенадцать часов ночи; на столе я видел вашу телеграмму, твое письмо и визитную карточку, оборотная сторона которой вся исписана. А взглянул на карточку — и мое сердце так задрожало, что я едва не упал; я прочел, что на ней написано, и с горячими слезами благодарил бога, услышавшего мою молитву. Еще никогда я не был так счастлив — на карточке стоит имя человека, которого я признаю гениальным, перед которым я благоговею, о знакомстве, о дружбе которого я несколько лет мечтал, как о недосягаемом счастье. На карточке стоит: Федор Михайлович Достоевский. Его рукою, написавшею столько дивных произведений, которыми я зачитывался и заплакивался, написано следующее:

"Любезнейший Всеволод Сергеевич, я все хотел вам написать, но откладывал, не зная моего времени. С утра до ночи был занят. Теперь заезжаю и не застаю вас, к величайшему сожалению. Я дома бываю около восьми часов вечера, но не всегда. И так у меня спутано теперь все по поводу новой должности моей, что не знаю сам, когда бы мог вам назначить совершенно безошибочно. Крепко жму вам руку. Ваш Ф. Достоевский"[1008].

вернуться

988

Ср. записи о Н. Н. Страхове в "Записных тетрадях" Достоевского 1870-х годов: "Неискренность в общественных сходках (Страхов у меня на вечере)"; "Он сидит на мягком, кушать любит индеек, и не своих, а за чужим столом", и др. (Лит. наследство. — Т. 83. — С. 466, 619).

вернуться

989

И. Г. Сниткин со своей молодой женой Ольгой Кирилловной незадолго до того переехал в Петербург из Москвы.

вернуться

990

В конце апреля 1872 г. Достоевские отправились в Старую Руссу, где намерены были провести все лето. На следующий день после приезда их малолетняя дочь Люба (Лиля) сломала себе руку. Вскоре выяснилось, что кость у девочки срослась неправильно. Достоевский с женой повезли ее в Петербург, где около 20 мая врачом И. М. Барчем произведена была операция. Достоевский вскоре возвратился в Старую Руссу, а Анна Григорьевна вынуждена была еще долго оставаться с больной Любой в Петербурге (Воспоминания. — С. 227-229).

вернуться

991

Как отмечал впоследствии Страхов, в периоды "невыносимо тяжелого настроения", когда Достоевского все "раздражало и пугало и он тяготился присутствием самых близких людей", брат его и жена посылали за Страховым — "со мной ему было легко, и он понемножку оправлялся" (Биография… — С. 225).

вернуться

992

"Кроме боязни за Лилю, — писала в своих воспоминаниях Анна Григорьевна, — у меня не выходила из головы мысль о том, что-то теперь с моим мужем, не случилось ли с ним припадка? Из его писем я видела, что он тоскует и беспокоится о нас, а я ничем не могла ему помочь" (Воспоминания. — С. 231).

"Мне нестерпимо скучно жить, — писал Достоевский в это время жене. — Если б не Федя, то, может быть, я бы помешался…" (Письма. — III. — С. 37).

1 июня 1872 г. А. Г. Достоевская писала мужу:

"Желаю тебе заниматься с успехом, приготовь побольше, и за раз побольше продиктуешь, я берусь очень скоро переписать. Не вздумай сам переписывать, это меня огорчит, лучше пиши и приготовляй побольше к моему приезду…" (Авт. // ЛБ. — Ф. 93.II.3.35).

вернуться

993

Страхов, вероятно, по каким-то причинам приглашения не принял и в Старую Руссу не поехал.

вернуться

994

Николай Алексеевич Любимов (1830-1897) — профессор Московского университета, редактор беллетристической части "Русского вестника". См. о нем в воспоминаниях его внука Льва Любимова "На чужбине". — М., 1963.

вернуться

995

"Монашеские острова" Лескова в "Русском вестнике" не появились.

вернуться

996

9 октября 1872 г. Достоевский писал жене из Москвы о публикации "Бесов": "С Любимовым по виду все улажено, печатать в ноябре и декабре, но удивились и морщатся, что еще не кончено". В ноябре было напечатано четыре главы третьей части, в декабре — остальные шесть (Письма. — II. — С. 45).

вернуться

997

Историк литературы, один из первых биографов Лермонтова профессор Павел Александрович Висковатов (1842-1905) писал Достоевскому 6 марта 1871 г. из Петербурга:

"Не могу не написать вам своей горячей благодарности за то удовольствие, которое вы дали мне вкусить при чтении вашего нового романа "Бесы". Я сказал удовольствие — этого мало, потому что чтение это натолкнуло меня на много серьезных дум. История развития нашего общества за последние десятилетия вами ясно рисуется, и к счастливому выражению А. Н. Майкова, что вы представили конец тургеневских героев, я прибавлю свою надежду, что вы похороните и еще некоторых героев, обессмертив в то же время их тип. Один в своей комнате я страшно хохотал, читая о Степане Трофимовиче и людях, с которыми он проводит время и встречается. Публика наша очень капризна. Не знаю, как она примет ваше превосходное произведение, но все мыслящие и искренние люди с интересом и нетерпением будут следить за дальнейшим развитием романа. Я знаю, что Степан Трофимович не может быть одной из главных личностей романа, тут выйдут на сцену другие; может быть, не последнюю роль будет играть Шатов, хотя главная, конечно, будет принадлежать не ему…" (Авт. // ЛБ. — Ф. 93.II.2.38).

вернуться

998

Князь Владимир Петрович Мещерский (1840-1914) — издатель еженедельной "газеты-журнала" "Гражданин", выходившей с января 1872 г.

вернуться

999

Тертий Иванович Филиппов (1825-1899) — один из видных идеологов славянофильства, член редакции "Гражданина", крупный правительственный чиновник. См. его письма к Достоевскому: "Лит. наследство". — Т. 15. — 1934. — С. 149-156.

вернуться

1000

Имеется в виду статья Мещерского "К делу! Ответ русской женщине", помещенная в № 31 "Гражданина" 4 декабря 1872 г. вслед за открытым "Письмом русской женщины за женский вопрос", подписанным К. Соколовская.

вернуться

1001

Григорий Константинович Градовский (1842-1915) — журналист; был редактором "Гражданина" с января 1872 г.

вернуться

1002

Граф Петр Андреевич Шувалов (1827-1889) — шеф жандармов с 1866 по 1874 г.

вернуться

1003

См. "Лит. наследство". — Т. 83. — С. 51-52, 325-342.

вернуться

1004

Страхов собирался поступить на службу в Публичную библиотеку.

вернуться

1005

Согласие Достоевского принять на себя обязанности официального и фактического редактора "Гражданина" чрезвычайно обрадовало Мещерского. "Жизнь глядит светлее с тех пор, что вы были так добры предложить себя в хозяева "Гражданина"", — писал он Достоевскому 15 ноября 1872 г. (Письма. — III. — С. 301).

14 января 1873 г. Страхов отвечал Майкову:

"…Я давно уже послал письмо к Федору Михайловичу и очень усердно вам кланялся в этом письме. Но он не отвечает — и теперь я понимаю, почему (если даже письмо мое не пропало). Я надеялся, впрочем, если не на его письмо, то, по крайней мере, на получение "Гражданина"; но и его не получаю, а теперь уже готов просить, чтобы ничего не посылали — так вы меня напугали… Да, очень я обрадовался вашему письму, но — злодей вы! — вы совсем разрушили мое спокойствие. Я тут было расположился читать, работать — как будто буду жить здесь без конца, а с вашего письма мне все грезится телеграмма, и я чувствую себя в положении человека не на месте, которому нельзя ни за что приняться, потому что его завтра же позовут.

Мои беды начались, впрочем, еще раньше. В "Московских ведомостях" я прочитал объявление о главном сотрудничестве Федора Михайловича и сейчас же понял, в чем дело: то есть, что мне следует садиться за стол и писать статью. Я даже хотел в точности исполнить столь ясное требование долга, но… приехала бабушка с дочкой, и начались святки <…>

Будьте уверены, что я буду ревностным сотрудником "Гражданина". Федор Михайлович — истинное счастье для этого журнала. Можно будет начать непрерывный ряд статей под заглавием "Летопись книг и журналов" с эпиграфом из Пушкина: "Не бойтесь! Мы не будем слишком строги."

Можно будет… Нет, нет и нет! Знаете ли, дорогой Аполлон Николаевич, что я нахожусь в истинном затруднении.

Я было решился:

1) не иметь никакой срочной журнальной работы;

2) Не заводить никогда полемики; заниматься философскими вопросами <…>

Вы с Федором Михайловичем можете отдыхать на лаврах (какая жалость, что я не могу здесь перечесть вашего "Деция"! Но я уж рад и тому, что мог дочитать "Бесов". Смерть Кириллова — поразительна, и то место, которое мне читал в Петербурге Федор Михайлович, не потеряло своей страшной силы и при чтении. Как хороша смерть Лизы! Степан Трофимыч с книгоношей и весь его конец — очарование. Я удивляюсь теперь цельности этого романа. Николай Ставрогин, очевидно, вставное лицо, как и Свидригайлов в "Преступлении и наказании", но не лишнее, а как будто из другой картины, писанной в том же тоне, но еще страшнее и печальнее. С нетерпением буду ждать отдельного и полного издания).

Итак, вы видите, в чем дело. Место в Библиотеке мне уже кажется благополучием великим; оно сделает меня свободным. Но, с другой стороны, я все-таки журналист по привычкам и по некоторой страстишке к этому делу. Если притом такие чудесные люди, как вы и Федор Михайлович, очень усердно будут заняты "Гражданином", то я не вытерплю и примусь строчить, пожалуй, не хуже прежнего <…>

<Н. Я.> Данилевский в настоящую минуту уехал по службе, а то он, без сомнения, велел бы усердно кланяться вам и Федору Михайловичу; узнав о редакторстве Федора Михайловича, он сказал: "Теперь я охотно бы напечатал в "Гражданине", если бы что-нибудь написал". Увы! Он ничего не напишет! <…>

Анне Ивановне мое усердное почтение. И Федору Михайловичу…" (Авт. // ИРЛИ. — 16947. — C. VIIIб6).

6 февраля Страхов писал ему же:

"А ваше второе письмо возбудило во мне много мыслей — горьких — о нашей любезной литературе; но теперь некогда их расписывать. Так и быть — опять придется окунуться в эту грязь — и охота была Федору Михайловичу добровольно связываться со стаей прогресса! Скажите ему, что он все еще слишком много важности придает этой стае…" (там же).

вернуться

1006

Всеволод Сергеевич Соловьев (1849-1903) сын историка С. М. Соловьева, беллетрист, критик и поэт, автор мемуаров о Достоевском и ряда критических статей о нем, появившихся еще при жизни писателя.

вернуться

1007

Полина Владимировна Соловьева — его мать.

вернуться

1008

1 января 1873 г. Соловьев сделал в дневнике следующую запись:

"Вернулся домой в четверть первого. На столе поздравительная телеграмма отца с матерью, ее письмо, дорогое письмо, какое только она написать может "своему дорогому, родному волчонку" <…> У меня посветлело на сердце от этих родных приветов. Но тут же, на столе лежала визитная карточка, оборотная сторона которой вся исписана. Я взглянул: "Федор Михайлович Достоевский". У меня сильно забилось сердце. Я стал читать следующее "…Приведя текст письма Достоевского, Соловьев продолжает: "Я благодарил бога за то, что одно из горячих желаний моих исполнено, я испытал минуты счастья и взял перо, чтоб поделиться с лучшим, не изменяющим другом — мамой — этими минутами счастья. А поговорил с ней и успокоился. Прочел первый номер "Гражданина", подписанный Достоевским, прочел в нем начало его "Дневника". "Вернулись дед и Вадим, поговорили, дед сел ужинать, я лег спать, было три часа, я не мог заснуть.

Первый день моего нового года, начавшийся так тоскливо, закончился хорошей улыбкой, а я давненько не видал этой улыбки. Привет Достоевского — это залог многого нового в моей жизни. Я, наконец, нашел человека: он имел на меня огромное влияние своими творениями, он будет иметь на меня великое влияние своей личностью. Несколько дней тому назад, когда я узнал, что он делается редактором "Гражданина" и что, стало быть, находится в Петербурге, я, как сумасшедший, кинулся подписаться на "Гражданин" и узнать его адрес. Я сел и писал всю ночь человеку, которого не знаю; вот что, между прочим, писал я ему; помню, кажется, слово в слово эту часть письма моего…"

Далее следует большой отрывок из письма Соловьева к Достоевскому, датированного 28 декабря 1872 г. (опубликовано в примечаниях к письмам Достоевского // Письма. — III. — С. 299-300).

Соловьев завершает свою запись словами:

"Написал я это письмо и послал, и жутко мне стало — я так часто ошибался, так часто ожидал от людей того, что они не могли мне дать, и получал от них то, чего они не должны были давать мне. Прошел день, другой, третий — и он сам приехал ко мне. Я в нем не обманулся. Это одна из немногих удач моих. Много значит для меня привет его — да пошлет ему бог счастья! Вперед! Вперед! Что-то начинает светлеться…" (Авт. // ЦГИАЛ. — Ф. 1120. — Оп. 1. — Ед. хр. 87).