В "Материалах для жизнеописания Ф. М. Достоевского" приведены отрывки из воспоминаний Ризенкампфа, которые относятся к годам поступления и учения Достоевского в Инженерном училище и началу его литературной деятельности (1837-1844). Соединяя иногда отрывки воспоминаний из разных мест тетради, Миллер упустил некоторые существенные детали. Так, остались неуказанными многие не известные в биографии Достоевского адреса (дома, в которых он бывал в Петербурге и в Ревеле), имена тех лиц, с которыми он встречался и которые его особенно интересовали, имена авторов и названия книг, привлекавших в ту пору особый интерес Достоевского, библиотеки, в которых он абонировался, имена артистов балета и Александрийского театра, увлекавших юного Достоевского.

Рукопись Ризенкампфа представляет собою тетрадь большого формата (27×21) в 67 страниц. В общей сложности материалы, приводимые О. Миллером из воспоминаний Ризенкампфа, составляют половину текста рукописи. Наиболее значительные страницы, не вошедшие в "Жизнеописание", мы публикуем ниже.

Отметим, что рукопись Ризенкампфа дает возможность уточнить и некоторые даты в биографии Достоевского. Так, Миллер, а вслед за ним и Л. П. Гроссман, указывают, что Достоевский вместе с Ризенкампфом был на представлении оперы "Руслан и Людмила" в апреле-мае 1842 г.[632] Однако опера "Руслан и Людмила" была поставлена на петербургской сцене весною 1843 г.[633] Рукопись Ризенкампфа позволяет сделать уточнение: в опере они были 18 апреля 1843 г. У Ризенкампфа находим и точную дату, когда Достоевский впервые читал друзьям отрывки из своих драматических опытов "Мария Стюарт" и "Борис Годунов".

В тетради Ризенкампфа содержатся ценные воспоминания о старшем брате писателя Михаиле Михайловиче Достоевском. До сих пор о различии характеров, литературных интересов и занятиях братьев в годы их детства и отрочества было известно лишь из воспоминаний их младшего брата Андрея Михайловича Достоевского[634].

Рукопись Ризенкампфа начинается со сравнительной характеристики братьев Достоевских, их облика и характера в годы юности и содержит несколько стихотворений Михаила Михайловича. "Мы с братом мечтали <…> о поэзии и поэтах. Брат писал стихи, каждый день стихотворения по три", — писал Достоевский в "Дневнике писателя" 1876 г., вспоминая о поездке из Москвы в Петербург в мае 1837 г. (XI. — 169). Стихи М. М. Достоевского считались утраченными. О них было известно лишь из писем Достоевского и их общего друга И. Н. Шидловского. В архивах сохранились только некоторые переводы М. М. Достоевского из Шиллера, сделанные им в поздние годы[635]. У Ризенкампфа находим переводы М. М. Достоевского из немецкой поэзии и те его лирические стихотворения, которые были написаны летом 1837 г. и в 1838-1840 гг. Ими тогда восхищались Достоевский и его друзья. "…Я никогда не был равнодушен к тебе; я любил тебя за стихотворения твои, за поэзию твоей жизни…" — писал Достоевский брату 1 января 1840 г.[636] С ним Достоевский любил беседовать о литературе и философии, потолковать о форме его стихов, иногда и "кое-что подчистить"[637] в них. В воспоминаниях Ризенкампфа М. М. Достоевский предстает мечтателем и возвышенным поэтом.

"Поэзия моя содержит всю мою жизнь, все мои ощущения, горе и радости. Это дневник мой!" — писал М. М. Достоевский к отцу[638]. Отражения душевной, жизни искал и Достоевский в стихах брата: "Какая живая повесть о тебе, милый! И как близко она сказалась мне"[639], — писал ему Достоевский, получив из Ревеля "прелестные" лирические стихотворения, согревавшие сердце "приветным нашептом воспоминаний"[640]. Шидловский знал эти стихи наизусть[641]. Достоевский называет стихотворения "Прогулка", "Утро", "Роза", "Фебовы кони" и "много других"[642].

У Ризенкампфа, по его словам, хранилось около тридцати юношеских стихотворений М. М. Достоевского. В тетради мемуариста находятся лирические стихотворения, посвященные невесте, из которых одно написано в размере "клопштокских од", перевод из Гердера ("Однажды сидела Забота задумчиво возле ручья…"), переводы из Гете.

Наибольший интерес представляет стихотворение "Видение матери", приведенное Ризенкампфом без последней строфы.

Достоевский писал о нем брату 31 октября 1838 г.:

"В твоем стихотворении "Видение матери" я не понимаю, в какой странный абрис облек ты душу покойницы. Этот замогильный характер не выполнен. — Но зато стихи хороши, хотя в одном месте есть промах. Не сердись за разбор"[643].

Однако в этом стихотворении выступают и реалистическая картина похорон матери, и грустное возвращение всей семьи с кладбища домой на Божедомку, и облик кроткой, поэтичной женщины, с "небесной улыбкой" и "светлым взглядом", много страдавшей от незаслуженных обид со стороны мужа. Предпоследняя строфа стихотворения говорит о том, что в памяти старших сыновей глубоко запечатлелись "слезы в ее приветливых очах" и "укоры обманчивой надежде", которые ощущаются и в сохранившихся ее письмах к мужу[644]. Форма "видений", "сновидений" была характерна для романтической поэзии 1830-х годов. Так писал свои стихотворения и Шидловский. К образам таких фантастических видений обращался и Достоевский в своих ранних произведениях. В тетради Ризенкампфа приведены неизвестные строки из стихотворений Шидловского ("О дар поэзии, ты казнь, не наслажденье, С тобой постыл нам свет, ужасен жизни путь…"), которые, по свидетельству современников, "с увлечением читались и выучивались наизусть его поклонниками"[645]. Как указывает Ризенкампф, эти стихи были рекомендованы ему Достоевским для перевода на немецкий язык.

Ризенкампф приводит и свое, посвященное М. М. Достоевскому, стихотворение — подражание Гете, в котором, как он сообщает, Ф. М. Достоевскому особенно понравилась последняя строфа:

Ближних, как себя любить,

Зло, чтоб ненавидеть;

Для добра, для пользы жить,

Слабых не обидеть;

Быть защитой им от зла

И от оскорблений,

И нажить нам до конца

Дань благодарений.

Воссоздавая атмосферу, в которой жили братья Достоевские, вспоминая их друзей, Ризенкампф, кроме Григоровича и Шидловского, называет имя Станислава Осиповича Сталевского, до сих пор остававшееся неизвестным. С ним, по словам мемуариста, Ф. М. Достоевский "искренно подружился".

Ризенкампф пишет и о творческой манере Достоевского, о его настроениях и болезненном состоянии[646].

Многое в идейных интересах Достоевского осталось Ризенкампфу чуждым (так, он, как и другие товарищи Достоевского этих лет, например, Трутовский, не понял причин, приведших Достоевского к петрашевцам). Но его воспоминания, написанные о друзьях юности, много лет спустя, с глубоким уважением и сердечной теплотой, являются достоверным источником для биографии писателя.