Майор Ридер вскидывает револьвер и стреляет в Штейна. Острая боль обжигает плечо Бережного. Он в упор выпускает всю обойму своего парабеллума в Ридера. Майор замертво падает на палубу…

Воспользовавшись суматохой и растерянностью немцев на бронированном катере, партизаны, сидевшие в прибрежных кустах густого лозняка, стреляя на ходу, бросаются через катер Николая на немецкое судно. Завязывается рукопашная схватка.

Немцы, укрывшись за палубными надстройками, за бронированным бортом, за бухтами канатов, открывают сильный огонь. Партизаны, теряя убитых и раненых, отходят назад.

Адъютант перевязал рану Бережного. Они стоят на корме. Немцы не трогают Бережного: он по-прежнему остается для них представителем гаулейтера.

Бережной понимает: не теряя секунды, надо создать перелом.

Бережной и его помощники стреляют во фланг немцев. Среди немцев замешательство. Партизаны еще раз бросаются на бронированный катер и прорываются на его палубу…

Через несколько минут все было кончено…

После боя Бережной прежде всего подошел к Николаю. Тот был тяжело ранен в грудь, и взводная сестра перевязывала его.

— Придется тебе, дружище, хорошенько отдохнуть в плавнях, — сказал Бережной. — А жаль. Признаться, мне хотелось поплавать с тобой в море. В плавни скоро придет Дарья Семеновна. Береги ее, брат, она — золотая старушка. Без нее мы с тобой все равно ничего не сделали бы…

Но Дарья Семеновна так и не пришла в плавни. Николай, лежа в госпитале, рассказал мне, что, когда, в день отъезда Бережного, она вместе с племянницей уходила из станицы, за околицей их остановил немецкий часовой. Племянница, выхватив револьвер, уложила его на месте. Женщины побежали. Но сзади них раздалась автоматная очередь — очевидно, немцы следили за ними, — и Дарья Семеновна упала. Племянница успела юркнуть в кусты и благополучно добралась до стоянки партизан…

Николаю так и не удалось найти, где немцы закопали его мать. Он знал только одно: мать умерла тут же, за околицей, немцы не пытали ее.

— Да, прав был Бережной: золотой она была человек, настоящий…

В госпитале Николай передал мне связку документов, найденных у майора: их Бережной приказал отдать при случае мне. Среди документов был приказ майору Ридеру: гаулейтер приказывал привезти Штейна в Крым, не прибегая к формальному аресту; Штейн должен быть доставлен живым, и только в самом крайнем случае майору разрешалось применить оружие. Тут же была маленькая записная книжка в темно-зеленом сафьяновом переплете. В ней майор делал пометки для памяти. Одна из страниц была посвящена Штейну.

Майор Ридер писал:

«Чакан. Матрос. Кто привел лодку Штейну? (справка о коменданте).

Взорвать управление атамана могли только свои.

Доктор. Почему он не вызывал доктора?

Комендант Варениковской идиот (доложить полковнику).

Зачем уехал в Анапу? Тюрьма.

Узнать у хозяйки, кто ходит к нему.

Еще раз запросить фото Штейна.

Доктора Лютценшвабе в Анапе нет.

Почему он тянет? Что задумал?..»

— Я еще был на берегу, — продолжал свой рассказ Николай, — когда Бережной, перегрузив на свой бронированный катер большую часть взрывчатки, привезенной мною, и захватив почти всех наших уцелевших бойцов, отдал приказ двигаться вниз по реке. Рана у Бережного была легкой — пуля лишь оцарапала плечо.

Когда катера уходили, Бережной стоял на корме.

— Береги мать! — это были последние слова, которые я слышал от Бережного.

Полным ходом катера двинулись вниз по реке, миновали, не останавливаясь, Темрюк (здесь судно Бережного вело второй катер на буксире) и вышли в море. И только здесь, наконец, Бережной перестал быть Штейном — он снова стал Бережным. Ему было легко и радостно. Казалось, гора свалилась с плеч. Он сбросил с себя эту проклятую фашистскую маску — и повязку с головы, и напыщенно-брезгливое выражение лица — и снова громко и свободно заговорил по-русски. Он стал самим собой.

Когда же катер подходил к фашистским кораблям, он снова надевал мундир немецкого офицера и небрежно цедил сквозь зубы немецкие слова.

Так началась на Азовском море «свободная охота» за немецкими кораблями двух партизанских катеров: одним из них командовал Бережной, вторым — его недавний адъютант.

Обычно эта «охота» происходила так. Катера Бережного подходили к немецкому пароходу и приказывали ему остановиться. На палубу поднимался Бережной или его бывший адъютант, переодетые немцами, захватив с собой несколько минеров в форме немецких солдат. Они проверяли корабельные документы, бегло осматривали помещения и, вежливо откозыряв, уходили в море… А через полчаса на пароходе происходил взрыв, и пароход шел ко дну: это рвались «чемоданчики» с химическими взрывателями, которые минеры Бережного незаметно оставляли на корабле.

Вначале «охота» шла удачно. Но вскоре немцы разгадали причину гибели нескольких своих кораблей, и началась «охота за охотниками».

На поиски Бережного немцы бросили около десятка своих катеров. Но Бережного не так-то легко было поймать. Его маленькие суденышки умело прятались в случае необходимости за отмелями в лиманах. И только один раз Бережному пришлось принять бой. Немецкий снаряд разорвался на палубе его катера. Был убит один из телохранителей Бережного, легко ранены трое матросов. Но судьба хранила Бережного: пользуясь сгустившимся туманом, он ушел от погони.

Тем временем в пещерах в глубине гор события развивались своим чередом.

Славин, получив морем подкрепления и боеприпасы, перегруппировал свой отряд, связался с местными подпольщиками и партизанами. Его люди отдохнули, подлечились. Командир распределил их по новым местам.

Взвод Дубинца опять двинулся к Анапе. Часть его осталась в степи, за виноградниками. Остальные проникли в город и расселились по конспиративным квартирам.

Семенцов с остатками четвертого взвода и Поданько со своими разведчиками подобрались под Варениковскую.

Кирилл Степанович уже давно развел свой первый взвод «по домам». Сам он был родом из станицы Старо-Титаровской, и весь его взвод состоял из казаков окрестных станиц и хуторов. Он даже отделения свои подобрал по населенным пунктам: в первом — все были старо-титаровские, во втором — вышне-стеблиевские и ахтанизовские, в третьем — хуторяне Фанталовской и Запорожской, четвертый целиком состоял из жителей города Тамани. Все они незаметно разбрелись по родным местам. Это было тем более просто сделать, что в эти дни здесь была невообразимая толчея: станицы были забиты частями немцев, перебрасываемыми с фронта в Крым. Тут же разгружались суда, приходившие из крымских портов, из Одессы, Констанцы, Бургаса и Варны.

Славин со своим штабом перебрался в населенные пункты ближе к станице Витязевской: отсюда родом была его жена, и он хорошо знал здешнюю местность.

Славин отдал строгий приказ по своим взводам сидеть смирно, не подавая признаков жизни: со дня на день ожидалось генеральное наступление Советской Армии на «Голубую линию», тогда и партизанам предстояло нанести последние, завершающие удары по врагу.

Глава V

Мне выпало счастье быть на передовой, на центральном участке нашего фронта, когда Советская Армия начала штурм «Голубой линии».

Это было погожей сентябрьской ночью. Я никогда не забуду неожиданно начавшегося грохота сотен орудий, рева моторов советских бомбардировщиков и могучего движения лавины автоматчиков ударных групп, первыми бросившихся на штурм «неприступной» твердыни.

Удар был сокрушающим. Первые обводы «Голубой линии» были вскоре прорваны. Немцы потеряли тысячи солдат, большое количество танков, орудий, минометов и начали откатываться на северо-запад.

В сводках Советского информбюро появились такие близкие, такие родные названия: Киевское, Молдаванское, Адагум, Батарейный, Гладковская, Ново-Крымский…

Переправившись через плавни, которые немцы считали непроходимыми, наши войска прорвались к Варениковской станице и завязали в ней тяжелые бои.