- Мам, боюсь ругать надо меня, - тихо проговорила я.

- А тебя-то зачем? – посмотрела на меня маменька.

Поколебавшись, я рассказала о ночном происшествии, о подстреле Димы...

- Боже! – схватилась за сердце маман.

- Тебе плохо? – кинулась я к ней, сообразив, что перегнула палку.

- Всё в порядке, - прошептала маман, и посмотрела на меня, - ты бы хоть иногда о своих родных и близких подумала, когда пускаешься очередную авантюру.

- Я думаю, но когда в крови вскипает адреналин, здравый смысл испаряется.

- Я тебя понимаю, - кивнула маман, - сама до сих пор в тайне ото всех занимаюсь лазанием по горам, - и покосилась на папу, - только я тебе этого не говорила.

- Не скажу, при условии, что в следующий раз поеду с тобой.

- Значит, замётано, - просияла маман, и вскочила, когда доктор вышел из палаты.

- Ну, что?

- Полный порядок, - ответил врач, - ей повезло. Два сломанных ребра, сломана рука, вывихнута нога, ссадины... Можете зайти к ней.

И мы зашли. Боже мой, у Асюты всё лицо было в синяках, светлые волосы спутались, и вид какой-то раздавленный.

- Привет, - проговорила она.

- Привет, - я села рядом на стул, - ты как?

- Как видишь, - пожала плечами сестра, - я, так понимаю, за тебя пострадала?

- Откуда ты знаешь? – поразилась я.

- Как откуда? Ты зачем-то брала ночью мою машину, а утром

Дима пытается меня сбить. Чем ты так ему насолила, раз уж он решил, что не ему, так не кому?

- Это был не он, - воскликнула я, - он всё время был со мной.

- Интересно, - пробормотала сестра, и я стала рассказывать.

- Ты в своём репертуаре, - пробормотала Ася, а папа покачал

головой.

- А вы не подумали о том, что покушение может повториться?

Мы все удивлённо на него посмотрели.

- Ты это о чём?... – начала я.

- Это я о том, что если они запомнили номер машины, и поехали добивать, то могут это повторить.

- Что же делать? – испугалась Асюта.

У меня мурашки по позвоночнику побежали. Что же делать?

Приставить к Асе охрану? Или попробовать разобраться самой?

Кто же на нас напал?

Значит так, я сейчас поеду, посмотрим, что там, на кладбище, какого-нибудь свидетеля изловлю.

- Ой, мне пора, - воскликнула я, глянув на часы.

- Вика! – сурово воскликнул отец.

- Эвива, ты опять за своё? – вскрикнула маман, но я их не слушала, и выбежала вон из больницы.

Села в машину, и полетела на кладбище.

На погосте стояла гробовая, извините за дурацкий каламбур, тишина, я оставила свою машину у входа и медленно побрела по дорожке, изредка кидая взгляды на памятники.

О событиях последней ночи напоминала только лента, протянутая милицией, огораживающая место происшествия.

Я прошла всё кладбище, и увидела выход с другой стороны, и дом на отшибе. Дом на краю кладбища.

Чёрт, я за свою короткую жизнь столько ужастиков просмотрела, один страшней другого, и бытует мнение, что кровавые и жестокие ужасы сродни порнографии.

Во всяком случае, мне так сказал Дима, но страх щекочет нервы, и, не знаю, как он, но у меня всё тряслось внутри после просмотра этих фильмов, я просыпалась в холодном поту, прижималась к своему мужу, ища защиты.

Я вышла в поле, и подошла к одноэтажному, небольшому домику, подле которого стояли колёса, летом, вероятно, служащие в качестве цветника.

Внезапно задул холодный ветер, я поёжилась, и в этот момент дверь дома открылась, и из него, покачиваясь, вышла женщина неопределённых лет, ухватилась за перила, и с воплем полетела со ступенек.

- Что с вами? – бросилась я к женщине.

- Оставьте эту чушку, - раздался сзади мужской голос, - опять нажралась, скотина. Как получка, так всё, Зинка пьяная в задницу.

Я с сомнением посмотрела на распластавшуюся на земле женщину.

- А если она замёрзнет?

- Что ей, дуре, сделается, - махнул рукой мужчина, но всё же подхватил пресловутую Зинку на руки, перекинул через плечо, внёс в дом и швырнул на пол.

- Заходите, - крикнул он мне, - вы кого-то ищите? – спросил он.

- Может быть, - ответила я, - вернее, вы что-нибудь слышали о произошедшем этой ночью?

- И видел, и слышал. Сначала машины какие-то приехали, стрелку, наверное, крутые забили... Подождите, а почему вы спрашиваете? Вы из ментовки?

- Нет, - покачала я головой, присев на краешек стула, - я частный сыщик, любитель. И мне нужно знать, кто стрелял.

- Так, наверное, сами и стреляли, - пожал плечами мужчина.

- Нет, они не стреляли, - я провела пальцем по столу, - вернее, стреляли, но один раз, и то, по ошибке, какие-то ещё были.

- Ну, я не знаю, - задумался мужчина, - хотя...

- Что? Вы что-то вспомнили? – воскликнула я.

- Да тут ходила одна, всё вынюхивала, да выспрашивала...

- А что она спрашивала?

- Да одной женщиной интересовалась, старожилом соседней деревни, Поплавки, Воронцова Анастасия Романовна ту женщину зовут, знать о ней ничего не знаю. Она, женщина эта, всё по могилам шарилась, всё чего-то бомжей спрашивала. Странная она, эта женщина.

- А как она выглядела, вы не запомнили? – хваталась я за последнюю соломинку.

- Вроде блондинка. Больше ничего не помню, никаких примет.

Да, блондинка. В Москве блондинок, как собак не резаных, впрочем, брюнеток и рыжих тоже, цвет волос – это вообще не примета. Сегодня можно один парик надеть, завтра другой, вот и вся примета.

И я подошла к стоящим у ворот бомжам.

- Подайте, Христа ради, - сказала одна из них, женщина весьма

пропойного вида.

Однако, не взирая на пропойный вид, она выглядела вполне здоровой. Да она вполне могла пойти в какой-нибудь деревенский магазин уборщицей, а вместо этого она стоит у ворот на кладбище. Блин, в иное время я высказала бы ей всё, что думаю, но сейчас заводиться не хочу.

И я молчала вынула сторублёвую купюру, и показала пьянице.

- Хочешь получить?

- Да, - закивала она головой.

- Тогда вспоминай, тебя расспрашивала женщина, блондинка. О чём она спрашивала?

- Блондинка? – задумалась алкоголичка, - а, помню, была такая.

- О чём она тебя расспрашивала?

- Фотку одну показывала, одной старушки, спрашивала, часто ли она сюда ходит.

- А вы чего?

- А я что, нанималась всех старушек запоминать? – оскалилась алкоголичка, - только ту старушенцию я действительно знала, а эта фря таким приказным тоном на меня. И ещё говорит, мол, шваль подзаборная. Ну, я ей назло и сказала, что не знаю эту старушку.

- Если я покажу вам её фотку, вы, значит, её узнаете?

- Старушку или блондинку?

- Старушку.

- Узнаю, конечно.

- Хорошо, - кивнула я, и протянула бомжихе деньги, а сама пошла к машине.

Что-то вообще невнятное. Какая-то старушка, что же всё это значит? Я постояла на ветру, выкурила сигарету, и поехала в деревню Поплавки, и, резко развернувшись на повороте, со всего маху врезалась в шлагбаум, раздался треск, и в моей машине сработала подушка безопасности.

- Что за безобразие? – выскочила на улицу женщина толщины невероятной, одетая в цветастый, фланелевый халат, - что вы творите?

- Простите Бога ради, - воскликнула я, - блин! – и попыталась отпихнуть от себя подушку.

- Простите! – фыркнула баба, и упёрла руки в то место, где у

нормальных людей по идее должна находиться талия, - а

шлагбаум кто мне восстанавливать будет?

- Я заплачу, - пообещала я, выбираясь из машины.

- Заплатит она! – стала распаляться женщина, - а мне лишняя морока. Понакупили машин, гоняют, в чужие шлагбаумы врезаются, а потом, я заплачу. Гони тыщу баксов.

- Вы спятили? – возмутилась я, - да вам и ста долларов хватит, чтобы всё восстановить, да я сомневаюсь, что вы их потратите. Найдёте другую жердь, попросите кого-нибудь из пьяньчуг за бутылку сколотить.

- Подумаешь, умная нашлась! – зашлась криком бабища, - гони деньги, - она схватилась за вилы.

Я невольно вздрогнула, и окинула внимательным взором комплекцию дюймовочки. Да, если этот кандидат в борцы сумо в женском обличье на меня бросится, я вряд ли смогу достойно отразить атаку, поскольку силёнок у меня кот наплакал.