Судя по лицу Флёретты, та готова была отказать в грубой форме, однако Рубен мягко положил руку на плечо жены. Сайдблоссомы — хорошие клиенты, что же до поведения Томаса, то у него никогда не было нареканий, так что отказывать ему нет никаких причин. И пока Флёретта пыталась спорить с мужем, Томас повел нервничающую Илейн к ближайшей лодке с согласия ее отца. Илейн совершенно не обратила внимания на то, что он даже не спросил, хочет ли она ехать, и что он — как и Уильям — не позволил ей выбрать цвет лодки. Томас просто направился к ближайшей лодке и галантно помог девушке забраться в нее. Илейн, захваченная своими чувствами и воспоминаниями, за все время катания не произнесла ни слова, но выглядела при этом очень красиво. В то воскресенье на ней было светло-голубое шелковое платье, в волосы вплетены подходящие по цвету голубые ленты. Не оборачиваясь к Томасу, она смотрела на воду. У Томаса было время восхититься ее профилем и снова подавить в себе воспоминания. Силуэт Эмере в лунном свете, игра теней… Она тоже никогда не смотрит в глаза мужчине, который овладевает ею… В свете солнца это казалось невероятным. Но если Томас возьмет жену, то с ней нужно будет видеться и при свете. Она всегда будет рядом, не только для того, чтобы заполнить собой его ночи и оживить самые мрачные фантазии. Но Илейн тихая, ее легко запугать.
Поддерживать ее спокойствие будет, должно быть, легко. Он осторожно начал разговор о ферме Сайдблоссомов на озере Пукаки.
— Из дома открывается прекрасный вид на озеро, по стилю поместье можно сравнить с Киворд-Стейшн, хоть оно и не так велико. У нас красивый сад, прислуги довольно… правда, Зои считает, что маори плохо вышколены. Она очень старается, но вторая женщина в доме была бы на пользу Лайонел-Стейшн.
Илейн закусила губу. Что это, предложение? Или осторожное прощупывание? Она осмелилась взглянуть в лицо Томасу и увидела в его глазах серьезность, даже некое напряженное ожидание.
— Я… слышала, что ферма очень… уединенная, — заметила она.
Томас рассмеялся.
— Ни у одной крупной овечьей фермы нет близких соседей, — заметил он, отсмеявшись. — Рядом с Лайонел-Стейшн есть только лагерь маори, и ближайшее крупное поселение — это Квинстаун, впрочем, по пути есть еще несколько деревень. Там одиноко, только если чувствовать себя очень несчастным…
Судя по всему, Томас частенько предавался грустным размышлениям.
Илейн робко взглянула на него.
— Неужели вам часто бывает одиноко? — нерешительно поинтересовалась она.
Томас серьезно кивнул.
— У меня рано умерла мать. А та женщина-маори, которая возилась со мной… она никогда не давала мне того, что мне было нужно. А позднее меня отправили в интернат в Англию.
Илейн посмотрела на него уже заинтересованно, забыв о робости.
— О, вы были в Англии? И как там? Должно быть, совершенно иначе, чем здесь…
Томас улыбнулся.
— Что ж, там нет Веты, если вы считаете, что не можете жить без «Бога мерзких вещей».
— Это на языке маори, верно? «Бог мерзких вещей». Вы говорите по-маорийски?
Томас пожал плечами.
— Так себе. Как я уже говорил, мои няньки были туземками. Такого в Англии, конечно же, нет. Там детей укладывают в постель милые нянюшки, поют им колыбельные на ночь. Вместо того… — Томас прервался, и на лице его появилось болезненное выражение.
Илейн увидела эту перемену и почувствовала, как внутри у нее зарождается сочувствие. Она храбро накрыла его руку ладонью. Он опустил весла.
— Я бы не возражала жить на ферме, даже если она довольно уединенная. И я ничего не имею против Веты… — Она действительно в детстве бесстрашно ловила огромных насекомых, а потом вместе с братьями заставляла их прыгать наперегонки.
Томас снова взял себя в руки.
— Я мог бы вернуться к этому, — сказал он.
Илейн снова почувствовала, как внутри у нее поднимается тепло, которое вызывал в ней и Уильям, когда нежно говорил с ней.
Держа Томаса под руку, она, легко пританцовывая, вернулась к родителям.
— О чем он говорил с тобой? — недовольно поинтересовалась Флёретта, когда Томас попрощался, отвесив идеальный поклон.
— О, всего лишь о Вете, — пробормотала Илейн.
— Ваша маленькая внучка снова влюбилась, — заявила Дафна во время чаепития с Хелен. — Судя по всему, у нее склонность к мужчинам, от которых у меня мурашки по коже!
— Дафна! — строго произнесла Хелен. — Это еще что за новости?
Дафна улыбнулась.
— Простите, мисс Хелен, я хотела сказать, что мисс О’Киф испытывает симпатию к господам, которые вызывают у меня несколько жутковатое ощущение.
— Ты хоть раз сделала дружелюбное замечание относительно какого-нибудь из известных тебе мужчин? — поинтересовалась Хелен. — Не считая тех, которые… э… в некотором смысле довольны сами собой?
Дафна отдавала явное предпочтение барменам и слугам, которые испытывали склонность к собственному полу. Так, она всегда очень приветливо отзывалась о Лукасе Уордене, с которым познакомилась незадолго до смерти.
Теперь она рассмеялась.
— Это выражение нужно запомнить! Чаепитие у вас всегда так поучительно, мисс Хелен. А что касается мальчиков… гомосексуалисты практичнее, они не соблазняют девочек. А нормальные скучны. Так почему я должна говорить что-то дружелюбное о людях, которые чаще всего даже не мои клиенты? Впрочем, эти Сайдблоссомы… Парень еще никогда у нас не бывал, но старик — наш любимый клиент, и это еще мягко сказано…
— Я не хочу об этом слышать, Дафна! — энергично заявила Хелен. — Не считая того, что поведение мистера Томаса во всех отношениях очень благородно. И Илейн буквально расцвела.
— Цветение может оказаться очень коротким, — заметила Дафна. — Думаете, у него честные намерения? И даже если так… Мисс Флёр будет не в восторге.
— Об этом еще вообще рано говорить! — отмахнулась Хелен. — В остальном же я скажу Флёр то же самое, что и тебе. Мистер Томас и мистер Джон — совершенно разные люди. Какие бы ошибки ни совершил один, второй необязательно унаследовал их. Например, мой Говард тоже не был джентльменом, но Рубен совершенно не похож на него. В семье Сайдблоссомов все могло сложиться точно так же.
Дафна пожала плечами.
— Могло, — заметила она. — Но если я правильно помню, вы выяснили это обстоятельство насчет мистера Говарда, когда уже застряли вместе с ним на Кентерберийской равнине.
Ингер выразилась яснее, хотя, конечно же, не стала посвящать Илейн во все подробности опыта, пережитого с Джоном Сайдблоссомом.
— Дафна пускает к нему только самых опытных девушек. Всегда начинаются какие-то споры. Обычно он хочет самых молоденьких, и отчасти мы бы тоже были не против, потому что… Что ж, таким девушкам всегда достается больше денег и несколько выходных. Но Дафна уступила лишь однажды, потому что Сьюзен действительно очень срочно были нужны деньги.
Ингер смущенно указала рукой на низ живота, впрочем, Илейн не совсем поняла этот жест.
— После этого… — Илейн с удивлением увидела, как ее подруга впервые за все время их общения покраснела. — После этого деньги можно было использовать на что-то другое. Плод… не пережил той ночи. Но Сьюзен… в общем, ей было не очень хорошо. Мисс Дафне пришлось вызывать врача. И после этого Сьюзен всякий раз сбегает при появлении мистера Джона. Она больше не может его видеть.
Все это казалось Илейн странным. Что за «плод» разрушил тогда мистер Сайдблоссом? Но она ведь все равно собиралась слушать не о мистере Джоне, ей просто хотелось поболтать о Томасе. Она подробно расписала подруге, как проводила с ним время. Ингер, внимательно слушавшая ее, ничего осуждающего в поведении Томаса не отметила. Если ей что-то и показалось тревожным, так это скорее его излишне сдержанное поведение.
— Странно, что он ни разу не попытался поцеловать тебя, — произнесла она после раздражающе долгого описания прогулки с ним на лошадях, во время которой Илейн и Томас лишь обменялись взглядами.