— Лейни, ты можешь… вы не могли бы… свет…

Илейн повернула фитиль лампы.

— Шторы… — Рука Тима дернулась на одеяле, словно пытаясь натянуть его на себя.

— Снаружи еще темно, — сказала Лейни. — Но уже наступает утро. Вот-вот взойдет солнце.

Она нервно поднялась и раздвинула шторы. В комнату заглянул первый сумеречный свет.

Тим заморгал. Глаза были воспалены от пыли.

— Я уже думал, что никогда этого не увижу… солнце. И… Лейни… — Он попытался шевельнуться и скривился от боли. — Что со мной? — негромко спросил он. — Адская боль.

Илейн снова села и взяла его за руку. Сердце бешено стучало, но Тим сжал ее пальцы очень осторожно.

— Всего лишь несколько переломов, — сказала она. — Вот… выпейте это… — Она взяла с ночного столика стакан.

Тим попытался сесть и взять его в руки, однако от малейшего движения тело пронзила боль. Он с трудом сдержался, чтобы не закричать, но слабый стон все же вырвался из его горла. Илейн увидела, что на лбу у Тима выступил пот.

— Подождите, я помогу вам. Вам нужно лежать спокойно… — Она осторожно положила руку под его затылок, слегка приподняла и поднесла стакан к губам. Тим с трудом выпил.

— На вкус ужасно, — сказал он, попытавшись улыбнуться.

— Зато помогает, — сказала девушка.

Тим лежал и молча смотрел в окно. С постели ему было видно немного, только вершины гор, несколько крыш, копёр. Но теперь быстро светало.

Илейн вытерла пот с его лба.

— Сейчас боль пройдет, — утешила она молодого человека.

Тим пристально посмотрел на нее. Она что-то недоговаривает. Но она здесь. Он разжал руку, которую сжал в кулак, когда почувствовал боль, и протянул ей, словно приглашая.

— Лейни… хоть все не так и страшно, боль совершенно ужасная. Вы не могли бы… не могли бы снова взять меня за руку?

Илейн покраснела, но вложила свою руку в его ладонь. И они молча стали наблюдать за тем, как исключительно красивый рассвет сначала окутал город за окном в розовые тона, а затем в яркий солнечный свет.

Глава 4

Солнце всходило над испуганным, погруженным в горе Греймутом. Жители города, даже торговцы и ремесленники, не имевшие отношения к руднику, выглядели уставшими и отчаявшимися. Вся жизнь, казалось, замерла, люди и повозки двигались словно в густом тумане.

При этом большинство частных рудников не закрылось. Даже те рабочие, кто вчера помогал раскапывать завалы, вынуждены были спуститься в забой, если не хотели потерять свою скудную зарплату. Усталые и не выспавшиеся, они заступали на смену, и им оставалось только надеяться на то, что штейгер проявит понимание и подыщет им спокойную работу или не заставит спускаться под землю.

Впрочем, Мэтт и его коллеги не хотели делать этого. Если дать людям слишком продолжительный отдых, облик раненых и мертвых так крепко запомнится им, что они станут бояться работать в забое. Поэтому всегда были и будут люди, которые увольнялись после несчастного случая на руднике. Некоторые спускались каждый день под землю в страхе, хотя и не признавались в этом. Большинство таких людей работало в горнодобывающей промышленности давно и не в первом поколении. Еще их отцы и деды рубили уголь в шахтах Уэльса, Корнуолла и Йоркшира, а их сыновья впервые спускались под землю в тринадцать. Ничего иного все эти Пэдди, Рори и Джейми не могли себе даже представить.

Мэтт и его люди выкопали в этот день последних мертвецов. Тяжелая и неблагодарная работа, но жены и дети у шахты все еще ждали чуда.

Преподобный отец пытался помочь им и одновременно с этим урегулировать вопросы по поводу найденных на данный момент шестидесяти шести погибших. Он послал женщин из своего кружка к семьям, утратившим кормильцев, — а потом успокаивал их, когда они вернулись, пребывая в ужасе от состояния жилищных условий шахтерского квартала. Вся эта грязь, бедность, отчасти брошенные без присмотра дети поражали, — впрочем, причиной этого почтенные матроны Греймута считали не мизерную зарплату рабочих и жадность владельца рудника, а исключительно недостаток трудолюбия жен горняков.

— Абсолютно никакого чувства прекрасного! — возмущалась миссис Тэннер. — А ведь даже самую жалкую лачугу можно сделать уютной, если уложить кое-где подушки, сшить пару занавесок…

Преподобный отец молчал и благодарил Господа за мадам Кларисс, которая оказывала деятельную поддержку, приняв к себе обратно бывших проституток, а ныне вдов. Она заняла им деньги на похороны, пообещала тем, кто помоложе, место в пабе, а старшей, за подол которой цеплялось трое детей, место в кухне. Девушки мадам Кларисс помогали опознавать мертвых, у которых не было родственников. О похоронах почти половины жертв пришлось позаботиться общине. Кроме того, нужно было уладить их дела и известить о гибели мужчин родственников в Ирландии, Англии или Уэльсе. Все это было тяжело, горько и требовало больших временных затрат. Но более всего преподобный отец пришел в ужас от визита к Марвину Ламберту. Нравилось ему это или нет, но этот человек должен был взять на себя часть ответственности за случившееся. Женщинам и детям нужна поддержка. Но, без сомнений, Нелли Ламберт будет лишь бесконечно причитать из-за великого горя, приключившегося с ее семьей. При этом, судя по свидетельству доктора Лероя, жизнь молодого Ламберта была вне опасности. Преподобный отец специально съездил в город, чтобы спросить о состоянии парня.

— Конечно, всегда есть вероятность ухудшения состояния, — заявил ему доктор-пессимист. — Ему придется очень долго лежать, а это способствует возникновению воспаления легких. С другой стороны, он — сильный молодой человек, так что…

Преподобный отец не стал слушать дальнейшие пояснения, решив вместо этого успокоить Нелли Ламберт, заверив ее, что с учетом обстоятельств ее сын чувствует себя хорошо. Впрочем, до нее не дошел смысл увещеваний преподобного, да и Марвин Ламберт тоже не проявил понимания.

— Подождем результатов комиссии, — проворчал он. — До того момента я никому ничего не буду платить. Это было бы все равно, что признать свою вину. А позже можно будет подумать о благотворительном фонде…

Священник вздохнул и понадеялся, что сумеет собрать добровольные взносы хотя бы на самое необходимое. Матроны его церковной общины уже энергично планировали сбор средств, а также первые базары и пикники для благотворительных целей.

Вскоре прибыла комиссия по контролю рудников, вернее, на самом деле инспекторы приехали как раз в тот самый момент, когда Мэтт после двух дней практически безостановочной работы наконец собрался пойти домой и лечь в постель. Вместо этого ему пришлось водить их по руднику, а во рту еще маковой росинки не было. В заключительном отчете владельцу рудника было указано на недостаточное соблюдение мер безопасности. Грубых нарушений правил не было; тут Ламберта спасла новая вентиляционная шахта, на которую он с такой неохотой согласился после долгих уговоров Тима и которой он был обязан здоровьем своего сына. Поэтому на него наложили лишь небольшой денежный штраф, поскольку команды спасателей не были оснащены в достаточной степени.

Марвин Ламберт пришел в ярость, когда прочел заключение, ведь контролеры ничего не могли об этом знать. Кто-то проболтался, он подозревал Мэтта Гавейна и, конечно же, разозлился на него. Он несколько раз угрожал Мэтту увольнением; похоже, он совершенно не понимал, что таким образом распугает всех своих оставшихся рабочих.

— А ведь многие и без того просятся работать на другие рудники! — жаловался Мэтт, когда он наконец выспался и зашел к Тиму, прежде чем заступать в новую смену. — Раньше я этого как-то не замечал, но, похоже, ваш отец живет в каком-то другом мире.

Тим кивнул. В том, что произошло с ним, Ламберт уже обвинял всех и каждого, кроме себя и собственного равнодушия к правилам техники безопасности на шахте. Ламберт не осознавал своей вины и даже не собирался менять подход к открытию новых шахт.