Костю бросило в жар, он расстегнул тугой воротничок рубашки и переглянулся с Пашей и Васей…
Разве он не говорил приблизительно, то же самое? Они получат землю, будут учиться у Марины. Значит, Фёдор Семёнович и Галина Никитична угадали, поняли его думку…
Мальчик с благодарностью посмотрел на учителей. Вот и всегда так: ребята куда-то рвутся, лезут, стучатся, а дверь всё закрыта и закрыта… Учителя же пороются в карманах, найдут нужный ключик — и сразу дверь нараспашку: входи свободно!
— Фёдор Семёнович, — вполголоса спросил Костя, — а кто в эту бригаду войдёт?
— Думаю, что могут войти все желающие — кто, конечно, к земле тянется да работы не боится. Пусть так и примыкают к твоей четвёрке.
— Что же она делать будет, эта школьная бригада? — озадаченно спросил Сергей.
— Есть для начала дело. И очень интересное… Галина Никитична, покажите!
Развязав мешок, учительница достала из него просяной сноп, положила на стол и спросила Костю, узнаёт ли он свой урожай.
Костя вгляделся и узнал тот самый злополучный снопик, который у него выпросила Марина. Он прикусил губу. Это было явно не по-честному — передать снопик учителям!
При виде длинных, раскидистых стеблей проса Сергей даже приподнялся.
— Это ты вырастил? — удивлённо спросил он у Кости.
К столу протиснулись школьники, осторожно потрогали метёлки проса и так же, как и Сергей, недоверчиво посмотрели на Костю.
Смущённый и недоумевающий, мальчик пожал плечами.
— Он, видно, язык проглотил! — усмехнулась Марина и рассказала Сергею, как Костя начал по-новому выращивать просо, но не довёл опыта до конца.
Рассказала она и о том, как они с Галиной Никитичной ездили в денисовский колхоз к опытнику Свешникову и тот посоветовал им попробовать сеять просо широкими рядами, чтобы каждому стеблю было просторно и вдоволь хватало света, воздуха и пищи.
— Совет несомненно дельный. К нему надо прислушаться, — заговорил Фёдор Семёнович. — Был я в Москве в академии, беседовал с учёными. Сейчас, по заданию правительства, учёные упорно продолжают работу над тем, чтобы превратить просо в одну из самых урожайных культур. И каждый наш опыт, даже самый маленький, может оказаться полезным для науки. Вот пусть школьная бригада и поработает над просом. Вынесем с весны опыт в поле, проведём широкорядный сев…
Галина Никитична сказала, что в зимнее время этот опыт можно провести в теплице.
— А созреет просо? — с надеждой спросила Марина.
— Думаю, что созреет. Если, конечно, теплицу как следует оборудовать, за посевами следить…
Марина с волнением оглядела учителей:
— Хорошо вы придумали! Нужное это дело!.. И раз уж на то пошло, помогу я вашей школьной бригаде. Только чтобы опыт до конца довести, посередине дороги не застрять!
— Это уж как есть! — вспыхнул Костя. — Хватит с меня одного раза.
— Верно, Марина, берись за ребят, — поддержал Сергей. — Откроем при школе вроде колхозной академии. А ты у нас за кадры отвечать будешь.
— Только станут ли ребятишки слушаться меня? — спохватилась Марина.
— Это кто? Члены бригады? — вскинул голову Костя. — Дисциплинка вот будет!.. Замри, в струнку вытянись! — И он так грозно посмотрел на Алёшу, который щекотал Кивачёву соломинкой шею, что тот действительно вскочил и вытянулся.
— Надо будет народу рассказать о нашей затее, — предложил Фёдор Семёнович. — Что-то он скажет…
— Это уж как полагается, — согласился Яков Ефимович. — Вот вы и доложите сейчас на собрании.
Глава 20. ЕНИСЕЙ-РЕКА
В садик перед правлением вынесли стол, застлали его кумачом, протянули из окна провод, ввернули в патрон двухсотсвечовую лампочку, и при ярком свете Сергей открыл колхозное собрание. Сначала он зачитал приветственную телеграмму: обком партии поздравлял членов высоковского колхоза с досрочным окончанием уборки. Потом председатель рассказал, кто из колхозников как работал, чем отличился. Переходящее Красное знамя вновь досталось бригаде Марины Балашовой.
Пожалуй, никогда школьники не хлопали Марине так оглушительно, как в этот вечер. Аплодисменты неслись с верхнего ряда высокой кучи брёвен, где расселись школьники, и с раскидистых ив, окружавших правление.
— Хлопунов бы ко сну спровадить, — недовольно заметил Никита Кузьмич.
— Сегодня нельзя, — вступился Яков Ефимович. — Один вопрос решать будем, как раз ребят касается.
Затем были вручены Почётные грамоты и премии лучшим косарям, вязальщицам снопов, скирдовальщикам и, наконец, объявлена благодарность школьникам.
Косте не сиделось на месте. Собрание затягивалось, и ему казалось, что разговор о школьной бригаде сегодня уже не состоится. Он даже не слыхал, когда Сергей назвал его и Пашино имя.
— Ручей, нас зовут! — толкнул его Паша.
Мальчики подошли к столу президиума. Сергей сказал что-то о молодых возчиках зерна, о «Костюшкиной сцепке» и вручил им Почётные грамоты. Под гром аплодисментов Костя и Паша неловко полезли обратно на брёвна, не зная, куда девать большие грамоты из плотной бумаги, с красными флагами и золотыми колосьями по краям.
Паша принялся засовывать грамоту за пазуху, а Костя — скручивать в трубку.
— Что вы делаете! — напустилась на них Варя. — Давайте-ка я подержу. — И она отобрала у ребят грамоты.
Наконец слово получил Фёдор Семёнович.
Косте казалось, что, как только учитель расскажет о школьной бригаде, все колхозники очень обрадуются и скажут: «В добрый вам час!» — и, может быть, даже захлопают в ладоши. Но вышло не совсем так.
Первым после учителя подошёл к столу дед Новосёлов. Он налил из графина воды и залпом выпил её. Потом отыскал глазами Костю с приятелями и показал им пальцем на переднюю скамейку:
— А ну-ка, лихая четвёрка, садись ближе. Поговорим!
Костя покосился на Фёдора Семёновича, спрашивая взглядом, как ему отнестись к очередной причуде старика. Учитель кивнул головой: ничего, мол, не поделаешь, надо послушаться.
Насупившиеся мальчики сели на скамью около стола президиума.
— Ребячья бригада при школе — затея, конечно, добрая, — заговорил Новосёлов. — Только вот, опасаюсь, не справятся наши бесогоны. Пшеницу или там просо, может, они и вырастят, а в голове мало чего прибавится. Заботы да хлопоты, а учение потом да после… Вот и наплодят они в школе хвостов да грехов целый воз! А учение дело такое… Это не брод мелководный через речушку: скок-скок по камушкам, ног не замочил и уже на другом бережку. Учение — это вроде как матушка-Волга или Енисей-река. Тут и глубина, и ширина, и ключи-воронки, и стремнины… Знай, плыви изо всех сил, режь волну, не захлебнись!.. А уж если переплыл — далеко шагать будешь! Я вот про своего Андрюшу скажу, как он к наукам льнул. Бывало, ночью мать лампу потушит, так он коптилку вздует и опять за книжку. Вот и переплыл реку Енисей…
— Регламент деду! — тонким голосом выкрикнул кто-то из мальчишек с дерева.
— Регламентом меня не урежете! Пока не выговорюсь — не уйду! — упрямо заявил старик и, постучав пальцем по столу, долго ещё рассказывал о том, как учился его сын Андрей Новосёлов.
Деда Новосёлова поддержал Никита Кузьмич.
— К школе мы, конечно, с почтением… — ласково начал он. — Но делали бы вы, учителя, своё дело — ребятишек писать, считать учили! А уж к плугу да к лошади мы их и сами как-нибудь привадим, отцы да матери. А потом, не всем же ребятам на земле век вековать? Какие, может, и в город подадутся…
— Не туда поворачиваете, Никита Кузьмич! — вмешался в разговор Яков Ефимович. — Лошадь запрячь да за плугом ходить — дело, конечно, нужное. А только теперь колхознику много больше знать требуется. Вспомните-ка, какой у нас план по артели намечен: машины на поля двигаем, электростанцию строим. Урожаи с каждым годом поднимаем… Сколько же нам в колхозе мастеров надо будет, умельцев, людей новых профессий! И без школы никак не обойтись! И учителя правильно придумали: придётся нам молодых колхозников вместе готовить. Я вот, скажем, могу ребятишек с сельскохозяйственными машинами познакомить.