— Полноте, мистер! Вы преувеличиваете значение оказанной мною услуги, — скромно ответил Канарис. — Еще продолжающаяся война была проиграна Германией с самого начала в силу недальновидной политики ее правительства. В этом я твердо убежден! И в немалой степени именно это обстоятельство побудило меня пойти навстречу вашему предложению в Нью-Йорке… Не скрою также, что, как прежде, так и теперь, я с особой симпатией отношусь к Соединенному Королевству, уважаю его государственных деятелей за мудрость и проницательность… Поверьте, мистер, я буду искренне рад содействовать скорейшему завершению теперь уже явно бессмысленного кровопролития…

Слушая Канариса, англичанин делал вид, будто тому и в самом деле предстоит выполнить весьма благородную миссию. Но коллеги по профессии слишком хорошо понимали друг друга, чтобы ограничиться ни к чему не обязывающими речами.

Вскоре после этой встречи Канарис вернулся в Берлин. Много позже туда же прибыл и Фердинанд Мюллер. Ненароком они встретились однажды, когда Канарис стал уже весьма важной персоной — адъютантом военного министра для особых поручений, а Мюллер — человеком без определенных занятий, как и многие бывшие офицеры, вынужденные покинуть военную службу после поражения Германии. К бедственному положению дружка Канарис не остался безучастным, он дал ему добрый совет — примкнуть к нацистскому движению.

Но в ту пору нацисты еще не располагали сколько-нибудь значительными средствами. Лишь жалкие гроши перепадали Мюллеру от шефа охранного отряда. И снова Канарис помог приятелю.

— Слушай-ка, Фери! Есть одно дельце… Правда, чуть щепетильное, но в сущности пустяковое. А главное — приличная сумма ассигнована!

— Я готов хоть самого господа бога турнуть с неба, только бы иметь за это что-то солидное, — ответил Мюллер, пошуршав пальцами. — Кругом ведь сейчас одна болтовня!

После убийства вождей немецкого пролетариата Карла Либкнехта и Розы Люксембург Мюллер получил обещанную крупную сумму, но все же остался в дураках. Инфляция достигла апогея, и денег, которыми он рассчитывал обеспечить себе привольную жизнь, теперь едва хватило на пару носков… А Канарис, как и следовало ожидать, позаботился прежде всего о том, чтобы понадежнее скрыть свою причастность к злодейскому акту. Именно в день убийства тысяча девятьсот девятнадцатого года в Пфорцхейме, небольшом городке на юге Германии, разумеется при свидетелях, состоялась его помолвка с Эрикой Вааг…

Несколько позже дружки участвовали в «пивном путче», организованном Адольфом Гитлером. Но утро девятого ноября не принесло ему победы: при столкновении с полицией у «Фельдберрнхалле» шестнадцать национал-социалистов были убиты, остальные разбежались кто куда: легко раненный Герман Геринг добрел до Австрии; насмерть перепуганный Иозеф Геббельс проковылял в Саксонию и укрылся в каком-то притоне в должности подметалы; Генрих Гиммлер предпочел дальним странствиям хлебный подвал своей фермы… Не удалось скрыться лишь самому фюреру. Его эскортировали за решетку ландсбергской тюрьмы сроком на пять лет с последующим поражением в правах на четыре года…

Канарис снова вышел сухим из воды. Больше того! Он предстал перед начальством человеком, ничего общего не имеющим с нацистами, и был назначен на солидную должность в отделе транспорта военного министерства, где вскоре получил чин капитана первого ранга.

Невезучий, обиженный и всеми покинутый, Мюллер бежал в Швейцарию в надежде перебраться в Англию с помощью влиятельных джентльменов, от которых в свое время в Мадриде получал вознаграждение за «услуги». Но в Берне чопорные сотрудники английского посольства отказались помочь ему. Бывший немецкий агент, находящийся не у дел, не представлял для них интереса.

Мюллер оказался на мели. Голод принудил его вступить в брак с некрасивой, старшей по возрасту дочерью бернского часовщика, к которому он нанялся учеником. Овладев ремеслом, он уже не нуждался ни в помощи тестя, ни тем более своей покладистой женушки, спасшей его от верной гибели.

Щуплый и малоразговорчивый часовых дел мастер Фери Мюллер вновь стал холостяком. И возможно, коротал бы свой век в Швейцарии, если бы не возникли обстоятельства, напомнившие о нем деятелям «фирмы», хранившей в несгораемых шкафах его расписки в получении вознаграждения «за услуги перед короной его величества».

В ту пору в Германии к власти пришли нацисты, которым Фердинанд Мюллер одно время служил верой и правдой, а его мадридский приятель стал комендантом береговой службы в Свинемюнде. Частенько наезжая в столицу возрождавшегося рейха, он заглядывал на Хедейманштрассе. Там помещалась берлинская организация национал-социалистов, возглавляемая доктором Геббельсом. Известно было англичанам и то, что Канарис был частым и желанным гостем вице-канцлера Франца фон Папена, под началом которого весьма плодотворно действовал в дни пребывания в Нью-Йорке.

Мюллер был единственным «посторонним» лицом, знавшим о заинтересованности своих бывших хозяев в Канарисе в бытность его в Мадриде. В связи с этим персона Мюллера стала для Интеллидженс сикрет сервис опасной и одновременно ценной. Опасной потому, что возникали подозрения, не взбредет ли ему в голову почему-либо донести нацистам на старого приятеля; ценной потому, что при надобности его можно было бы использовать для шантажирования Канариса, который и после встречи в Италии увиливал от полного восстановления связей с «ювелирной фирмой».

Мюллера нашли и тотчас же перебросили в Голландию. В Гааге, при участии высокопоставленных нацистских дипломатов, оказывавших «услуги» британской короне, его ловко подсунули германской военной разведке в качестве агента, вполне подходящего для работы на территории… Соединенного Королевства!

Руководителям нацистской разведки во главе с капитаном первого ранга Конрадом Патцигом Мюллер представлялся ценнейшей находкой. Как-никак его лично знали Гиммлер и Геббельс, а однажды, накануне «пивного путча», ему выпало встретиться с самим фюрером!

Подготовкой Мюллера занялись высшие чины германской военной разведки. Вскоре он превратился в Альфреда Ортеля, а затем в голландца Шулермана и прибыл в Дувр. Учитывая, что часовщик-голландец должен находиться под неослабным наблюдением и вместе с тем своей работой оправдать доверие тех, кто в Берлине возлагает на него большие надежды, англичане сочли за благо поселить его в Шотландии, поблизости от Оркнейских островов, где располагалась крупнейшая военно-морская база британского флота. Здесь еще недавно весьма деятельный бернский часовщик, превратившийся во флегматичного голландца, на деньги немецкой разведки и при тщательно продуманном содействии ее противников открыл скромную мастерскую по ремонту часов.

Берлинское начальство Мюллера — Ортеля — Шулермана было очень довольно им. Агент жил скромно, чинил часы и время от времени передавал информацию, точнее, дезинформацию, которую ему заботливо готовило лондонское начальство.

Тем временем Канарис в фатерланде шел в гору. Гитлер и его ближайшее окружение по достоинству оценили его способности и опыт диверсанта. Спрос на людей, доказавших на деле свою преданность нацизму и вместе с тем обладающих такими качествами, резко возрос после того, как правителями третьего рейха был взят курс на физическое устранение неугодных Гитлеру государственных деятелей других стран.

Уже в конце тысяча девятьсот тридцать третьего года выстрелом в затылок гитлеровские агенты убили на перроне станции Синайя премьер-министра Румынии Иона Георге Дука. Полгода спустя в Вене от рук нацистских агентов Отто Планеты и Карла Холцвебера погиб австрийский канцлер Энгельберт Дольфус…

Однако угроза расправы не остановила наиболее проницательных политиков европейских стран от попыток обуздать аппетиты фюрера. Среди них наиболее крупной фигурой был тогда министр иностранных дел Франции Луи Барту, открыто призывавший к объединению Франции с другими государствами, граничащими с Германией. К вступлению в такой союз активно тяготела и Югославия. И когда в Берлине стало известно о приглашении в Париж короля Югославии Александра, игравшего весьма заметную роль в сколачивании антигитлеровского фронта, нацистский синклит принял решение о подготовке очередного террористического акта, от успешного выполнения которого, как истерически вещал Гитлер в кругу приближенных, зависело, быть или не быть в центре загнивающей Европы твердому как сталь ядру из ста миллионов постоянно проживающих на своей земле немцев.