«А вот и Велта!..» Павлов увидел немного растерянное лицо и ускорил шаг. Велта перестала озираться и улыбнулась — заметила его, но продолжала идти спокойно, даже как-то независимо: не любит она показывать свои чувства на людях!

— Укачалась?

— Где-то в середине. К концу даже привыкла!

Ожидая багаж, они негромко разговаривали. Велта удивленно поглядывала на ярко освещенные окна, на вереницы автобусов, на нарядный киоск «Союзпечать» с красочными открытками, журналами, набором всевозможных ручек. Все было точно как в Риге, в Таллине или в Москве. Только небо было другим — очень высоким, прозрачным и звездным. Такое небо она видела на юге, а здесь отчего оно такое?.. Это было неожиданно и приятно.

Невдалеке стояла женщина с мальчиком лет пяти-шести. Мальчик капризничал, дергал ее то за сумочку, то за коричневую шубку. Женщине это надоело: она, склонившись, чем-то припугнула сынишку. Раздался громкий плач. В это время из толпы вынырнул мужчина в пыжиковой шапке, и нетерпеливая пассажирка набросилась с упреками уже на него. Ее крашеные губы выкрикивали: «Чудак!.. Чудак-человек!..» Мальчик тем временем завладел сумочкой матери и, размахивая ею, изо всех сил стал бить «чудака» по ногам.

— Ну и семейка! — подивилась Велта. — Сколько можно выдержать такую сварливую жену? Час, час с четвертью?.. На край света сбежишь!

— А мы где находимся? — улыбнулся Павлов.

— Ой, верно!

— Ну и как, не страшно?

— С тобой нигде не страшно.

Павлов отвесил шутливый поклон.

Женщина в коричневой шубке между тем распалялась пуще и пуще. Мужчина в ответ только хлопал глазами.

— Знаешь, Витя, мне ведь тоже от нее досталось. — И Велта рассказала, как вместо бортпроводницы на маленьком диванчике в салоне самолета оказалась эта дама и с томной фамильярностью потребовала:

— Девушка, мне плохо. Дайте лимону.

— У меня нет лимона. Я…

— Что значит «нет»? Что это за «Аэрофлот» без лимона?! — не дослушав Велту, осуждающе воскликнула дама. — Дайте тогда понюхать чего-нибудь!

— И понюхать нет! — теряла терпение Велта, пытаясь объяснить, что она не стюардесса.

Тут дама и вовсе набросилась:

— Какое у вас в туалете полотенце, видели?! Все в губной помаде! Сейчас же повесьте чистое — мне руки надо мыть!

Подошедшая бортпроводница округлила глаза:

— Что здесь происходит? Объясняться будете на земле!

— Эти гневные тирады в ваш адрес, — усмехнулась Велта. — Так что уж вы сами объясняйтесь, где хотите…

Обратно газик двинулся не спеша. Велта хотела сразу как можно больше всего увидеть, благо безоблачное полнолуние ярко освещало землю.

— Как в сказке!.. — без устали повторяла она, когда начались сопки, по которым светлячки-огни взбирались до самых вершин, а над заливом волшебным фонарем повисла луна, заставляя скалы отбрасывать резкие надломленные тени.

«Что ты, голубушка, запоешь, когда подольше проедешь вверх-вниз по этой сказке!..» — с опаской подумал Павлов.

— Сначала тут все восторгаются, — неожиданно отозвался водитель, интеллигентного вида парень, уроженец Красноярска. — А вот посмотрели бы вы наши места! Особенно осенью…

— Хорош твой Енисей, Владислав? — подзадорил Павлов матроса.

— О-о-о!.. Приезжайте, не пожалеете!

Павлов долго говорил с Владиславом о Красноярске, о тамошней жизни, о планах матроса на будущее. Велта сначала прислушивалась, потом ее незаметно потянуло в дрему. После дальней дороги, пересадок, из-за смены времени, когда сутки перепутались окончательно, она устала и крепко уснула. Проснулась уже в городке, да и то лишь тогда, когда Павлов осторожно потряс ее за плечо:

— Проснись, Миклуха, приехали!

— Что-то новое?

— А как же!

Он часто придумывал ей разные прозвища, а нынче, после такого ее перелета, он невольно вспомнил знаменитого путешественника.

Городок спал. Люди вставали здесь рано: к шести утра почти во всех окнах горел свет, а сейчас только уличные фонари бросали на снег зыбкие ожерелья да матово светились плафоны под козырьками подъездов.

Было уже около полуночи, когда Павлов с Велтой поднялись на третий этаж и вошли в длинный коридор. Квартира занимала весь северный торец дома и выходила еще двумя окнами и балконом на восток. Шаги гулко разносились в глубине ее пустых, темных комнат.

— Витя, это наша? — почему-то шепотом спросила Велта.

— Нет, — улыбнулся Павлов, опуская чемодан. — Зачем нам такая большая? В нашей сейчас ремонт.

— А где она, далеко отсюда?

— Совсем близко: только спуститься на Среднюю улицу.

— Как спуститься?

— А-а, — снова заулыбался Павлов, — когда подъезжали, ты же спала… — Он подвел Велту к окну: — Видишь во-о-он тот дом, два окна светятся?

— Вижу.

— Это наш и есть. На Средней улице. А вот здесь, — он указал на неоновую вязь, четко выделявшуюся на фоне ночного неба, — здесь гастроном «Альбатрос». В общем, сплошная экзотика!

— А там, внизу? — Велта приоткрыла балконную дверь и выглянула наружу. Внизу суетились огоньки: белые бежали в одну сторону, красные — в другую.

— Там дорога в нашу часть. Если прямо пойдешь, выйдешь к океану.

— Неужели так сразу и к океану?!

— К нему самому. Кстати, — продолжал Павлов наставлять жену, — в город ходят два маленьких автобуса. Расписание на столбе, у почты. — Он показал на приземистый домишко, хорошо видный отсюда. — Перепишешь завтра, если, конечно, столб откопали от снега. Но в непогоду автобусы не ходят, тогда все рассчитывают только на свои ноги. А расстояния здесь!..

— Ладно, не пугай.

Они распаковали чемодан и дорожную сумку. В сумке, прямо сверху, лежал целлофановый пакет с четырьмя красными яблоками.

— А яблоки зачем?

— Это тебе, Витя, гостинец. В Московском аэропорту купила.

Павлов снисходительно повертел столичный гостинец.

— Я думала, будешь прыгать до потолка, а ты спрашиваешь — «зачем»!

— Лудзю! — из всех латышских слов «лудзю» было первым, что Павлов когда-то усвоил. — Прошу!.. — И жестом гостеприимного хозяина распахнул дверь на кухню..

На столе, из глубокой тарелки, привлекательно выглядывали яблоки, правда, не такие красные, как привезла Велта, но довольно румяные; рядом — рыба в кляре из здешнего кафе, а вместо цветов из банки торчали стрелы зеленого лука.

— Вай, маминя, какая роскошь! Знаешь… — Велта недоверчиво понюхала яблоко, словно сомневалась, что оно настоящее, что это не муляж из елочного набора. — Знаешь, я думала, на консервах будем сидеть!

— С этим здесь нормально. — Павлов уселся на чемодан, подставив жене единственную табуретку. — А если иной раз сильно заносит, то, как говорят, старожилы, хлеб и почту с вертолетов сбрасывают.

Для ужина время было позднее. Съев по кусочку рыбы и по яблоку, решили «пиршество» на этом закончить. За день Павлов изрядно намотался и мечтал скорее лечь спать, зато у Велты сон как рукой сняло. Она во что бы то ни стало хотела посмотреть свою квартиру.

«Ничего не поделаешь, — сонно жмурясь на лампочку, думал Павлов, облачаясь в штормовую куртку. — Надо быть галантным. Сегодня, во всяком случае».

Четырехэтажный дом, в котором жил прежний командир, был не из новых. С широким фасадом, с широкими окнами, он выглядел совсем низким: первый этаж полностью скрывался под снегом. Уличный фонарь хорошо освещал замурованную трещину, поднимавшуюся от основания до крыши. Николаенко рассказывал, что трещину сделало недавнее землетрясение и жильцов на время переселяли в другие дома. Деревья, высаженные вдоль улицы двумя рядами, осторожно высовывались из сугробов своими верхушками, похожими на разлапистые кустики.

В двух небольших комнатах уже начался ремонт. Старые обои сорвали, лишь кое-где висели разноцветные лохмотья. Пахло красками. Было тепло и сухо.

Велте понравилась просторная кухня, широкие окна и особенно вид, открывавшийся из них. Она долго стояла у окна, за которым угадывался океан. Луна спряталась в облако, океан тонул во мраке, но ей казалось, что она видит его по каким-то смутным, едва уловимым очертаниям.