- А говорили, в гости к командующему… Он уже вернулся?
Кубанов не откликнулся на вопрос, хотя понимал, как важно Андрею знать, что завтра ожидает пулеметный эскадрон. Но по тому, как Николай не спеша, сосредоточенно затягивался папиросным дымом и смотрел в противоположную сторону, было ясно: он что-то знает, и наверное, очень важное. Нет, не просто так пришел он ночью в расположение пулеметной роты! Не ради свидания с другом, чтобы поболтать, как было всегда, о прошлой мирной жизни, о девушках. Он здесь, чтобы сообщить или хотя бы предупредить Оленича о надвигающихся переменах.
Неожиданно в ночной тиши за спинами офицеров послышался лошадиный сап. Обернувшись, они увидели Темляка - высокого белого коня, который от света выглянувшей луны казался голубоватым. Лошадь вытягивала тонкую шею и оттопыренными губами дотрагивалась до плеча своего хозяина. Оленич ласково погладил рукой по шелковистой шерсти, запустил пальцы в свисающую на лоб длинную челку. Но конь не удовлетворился скупой хозяйской лаской, продолжал тереться губами и ноздрями об руку, дотягивался до плеча, обдавая лицо и шею Оленича горячим влажным дыханием.
- Почему, почему он подошел к тебе? - изумленно и взволнованно спросил Кубанов. При свете месяца Оленич видел темный колышущийся чуб Кубанова и удивленно приподнятые брови. - Чего он хочет от тебя?
- Почем я знаю…
- Он часто так по-девичьи ластится к тебе?
- Да нет… Темляк - конь суровый. - Оленич оттолкнул от себя лошадь: - Иди, гуляй.
Но Николай никак не мог успокоиться:
- Поэтому он и озадачил меня. Ну, конь, скажу я тебе!
- Конь что надо, - согласился Оленич.
- Не конь, а мечта, - вздохнул Кубанов. - Тосковать будешь о нем. Наверное, ты скоро расстанешься с ним.
Всего ожидал Оленич, только не этого: расстаться с конем значит уйти из конницы. Было бы трудно покинуть полк, а лишиться Темляка казалось совершенно невозможным.
- С чем пришел?
Не сразу ответил Кубанов, лишь после паузы сказал с грустью:
- Нельзя до утра разглашать приказ, но тебе скажу: тебя вместе с пулеметчиками передают в пехотную часть.
- В пехоту?! Обмотки, вещмешок за спиною, шинелька до колен? - горько спрашивал Оленич. - Может, хоть сапоги останутся?
- Но заметь, уже без шпор! - не удержался Кубанов.
- Иди к черту! У Истомина учишься язвить?
- Подружишься с капитаном, Андрей: вы вместе идете в пехоту! - Кубанов захохотал.
- Ну, ему там и место: какой из него конник?
- Что ни говори, а офицер он отважный. Можно сказать, железной воли человек. Помнишь, как он ходил с нами в Старобатовку? Как он поднял наших конников в рукопашную атаку в пешем порядке и сам первый кинулся со штыком на немецкого офицера? Чуть насквозь не проткнул… Чего вы так невзлюбили друг друга?
Оленич, казалось, уже не слушал друга, занятый мыслями о предстоящей разлуке с конем, потом все же проговорил:
- Я тебе завидую: ты останешься в кавалерийском полку, а мне сапогами пыль поднимать по фронтовым дорогам.
Кубанов глубоко сочувствовал Андрею, понимал его удрученное состояние и искал повод хоть словами облегчить его уныние и горечь.
- Может быть, это временно? Прикомандируют на какую-то одну операцию, а потом вернешься? Нам же придавали пехоту, когда мы ходили на Старобатовку. Не унывай! Мы же на одном фронте, свидимся… Да, послушай, Андрей, почему на тебя сегодня зол капитан Истомин?
- Я отпустил одного солдата на ночь: он откуда-то из здешних мест. Где-то рядом, в ближних горах его аул, родные. Это не понравилось капитану.
- Ты не имеешь права отпускать солдата на побывку.
- Знаю. Но ни комполка Крутова, ни начштаба в части не было. Алимхан Хакупов - боец надежный, проверенный в Минеральных Водах. Танк остановил. А тут рядом - родной аул, мать, отец. Отпустил я его.
- Может, обойдется? - начал успокаивать друга Кубанов. - Если ты веришь бойцу, то и он не подведет тебя.
Когда среди деревьев затерялась фигура Кубанова и ночь поглотила его шаги, Оленич подошел к Темляку, достал из кармана кусочек сахара и протянул коню. Тот опустил голову и осторожно губами взял угощенье, тихонько фыркнув одними ноздрями.
- Кто же завтра сядет на тебя, коник мой боевой? - негромко спросил Оленич, поглаживая рукой гладкую шею Темляка. - Куда нас забросят фронтовые пути? Встретимся ли мы с тобой? И признаешь ли ты меня? Может, Кубанову тебя передать? Достойнее хозяина не сыскать: тебя он любит сильнее, чем свою невесту, и тебе будет преданнее, чем ей.
3
Пока не началась переформировка, надо было разыскать госпиталь и проведать командира пулеметного эскадрона Воронина. Андрей вспомнил все, связанное с этим рослым, курносым, еще по-мальчишечьи нескладным, но уже вполне серьезным офицером.
После излечения в госпитале Оленич с группой призывников и выздоровевших после ранений бойцов прибыл в пригород Пятигорска, где размещался полк Крутова. Получив документы в штабе полка, привел свою группу в расположение пулеметного эскадрона, доложил о прибытии.
Воронин, чисто и щегольски одетый, как на парад, стоял на ступеньках между колоннами какого-то большого здания. Он выслушал рапорт и, поздравив с прибытием, подал команду:
- Коновод Кутепов! Ко мне!
- Я! - К ступенькам подбежал худощавый и пучеглазый, как кузнечик, сержант, совсем еще юный, наверное, не нюхавший пороха.
- Передать лейтенанту Темляка.
- Есть передать лейтенанту Темляка! - с готовностью выкрикнул сержант и тут же спросил: - Седлать? Кто поможет?
- Разговорчики! - с притворной строгостью прикрикнул Воронин, затем взглянул на Оленича: - Конь еще не объезженный. Предупреждаю. Но если хотите, можно смирного и неторопливого.
Оленич уловил нотки иронии в последних словах комэска и ответил:
- Хорошо, что не объезженный.
- Конь с характером. Сумеете подчинить его своей воле - лучшего никогда не найдете.
Темляк - молодой белой масти в голубоватых яблоках конь. Стройный, тонконогий, нетерпеливый, даже диковатый. Его вели под уздцы посланный сержант Кутепов и пожилой солдат, неопрятно одетый. Уже позже Оленич узнал, что это ефрейтор Еремеев, и взял его к себе связным. Темляк выгибал шею, бил копытом землю, сопротивлялся, натягивая поводки, даже стремился в знак протеста встать на дыбы.
- Нравится лошадка? - спросил Воронин.
- Красив! Как я понимаю, на нем еще не было седла.
- Прямо из табуна.
Оленич решительно подошел к коню, взял из рук сержанта и ефрейтора поводья, закинул их на коня, ласково погладил по блестящей шее. И тут же легко, мгновенно вскочил в седло, кажется, и стремени не коснулся…
То, что произошло, Андрей не мог постигнуть. Он умел обращаться с лошадьми, понимал их, и они понимали его. Почему же Темляк понес его? Может быть, конь ощутил неуверенность всадника? А может, наоборот: понял, что кончилась его вольная волюшка и явился хозяин? Говорят же, что кони очень тонко чувствуют всадника. Поэтому-то Темляк боролся отчаянно, из последних сил.
Андрей сразу потерял власть над конем: ни поводьев, ни шенкелей Темляк не понимал. Конь, как ужаленный, вздыбился, рванулся вперед, перепрыгнул через изгородь и поскакал станичной улицей. «Вряд ли он видит, куда скачет», - подумал Оленич. Неожиданно Темляк на полном скаку повернулся на девяносто градусов, сделал гигантский прыжок и очутился в яблоневом саду. Оленич припал к холке коня, держась за гриву и за поводья. По спине, как стальными когтями, прошлись сухие ветки деревьев. Пришлось всаднику, несмотря на переднюю луку седла, прилепиться, врасти в шею коня, чтобы голову сучьями не снесло. А Темляк, словно нарочно, выбирал, где пониже ветви, мчался как одержимый, стараясь скинуть с себя непривычный груз.
Но вот, наконец, Темляк, перепрыгнув канаву, вынес Оленича на околицу станицы. Впереди расстилалась равнина до самого Подкумка, изредка усеянная белыми валунами, похожими на забытые в огороде тыквы. А сразу за этой узенькой речушкой начинались взгорья, которые переходили в более крутые склоны и холмы; дальше, на горизонте, до самого неба громоздились цепи горных вершин и среди них двугорбая громада Эльбруса, покрытая сверкающим снегом.