После короткого осмотра раздались первые авторитетные суждения.

— Надо машину бортовать, да еще с двух сторон, — заявил плечистый мужчина, по виду шофер. — А потом еще разбирать сколько…

— Плачу тройной тариф, — напомнила Жанна.

— Все, заметано, беру! — с жадностью ухватился Слава Путинцев за выгодное предложение. — Сделаю все сегодня!

По тому, как загорелись его глаза, Жанна поняла, что денег у него катастрофически не хватает. И подумала, что сейчас она могла бы купить то, что он не хотел дать ей добровольно, но… Теперь ей этого не нужно! Теперь его черед расплачиваться…

Жанна вынула из сумочки пачку долларов и помахала ею в воздухе.

— Поторопитесь! Я не люблю ждать!

— Отлично! — Путинцев от волнения заметался по зданию станции. — Витек, будь другом, забеги ко мне домой, скажи, что на обед не приду… И захвати чего-нибудь поесть. Поможешь мне? Я пока поддомкрачу машину, а ты иди… Ну все, мужики, на сегодня все! С этим закончим завтра, — обратился Путинцев к работягам возле трактора. — Срочное дело!

Рабочие нехотя потянулись к выходу.

Натянув на уши кепку, Витек, приглашенный в подручные, уже спешил по улице, так что пятки сверкали.

Жанна и Слава остались один на один. Она презрительно смотрела на него из-за темных очков, удивляясь его суетливости, поражаясь жадности, с какой он накинулся на ее предложение, его приторной, лебезящей вежливости. И этого человека она любила! И за этого человека она готова была выпустить из своего страстного сердца всю кровь, без остатка!

— Сделаем в лучшем виде… Будет как новенькая… — Слава метался по станции, собирая инструмент.

Поднятая на домкрате машина задрала бок, перекосившись в опасном равновесии. На бетонный пол лег промасленный брезент, и Слава полез под днище, все еще шепча какие-то незначащие слова.

Жанна напряглась. Самый удобный момент: напарника нет, из-под машины торчат ноги, обутые в стоптанные башмаки со следами рыжей глины на подошвах. Она оглянулась — ей нужно что-нибудь тяжелое… Взгляд упал на большой молоток с удобной деревянной ручкой. Девушка взяла обеими руками киянку и примерилась, как будто собираясь сбить летящий к ней теннисный мячик… Годится!

Два сильных удара — и машина завалится набок, дробя кости, безжалостно сплющивая ткани бедра… А потом будет все, как она задумала, — «скорая», больница, может быть, ампутация… С киянкой в руках Жанна сделала шаг к машине и замерла. Из-под днища слышалось неуверенное, сбивчивое бормотание: «Сейчас сделаем, будет бегать, как новенькая…»

Она остановилась в нерешительности… Красное одутловатое лицо, потрескавшиеся губы… Неужели этот робкий человечек и есть тот, кто безжалостно растоптал ее жизнь? Наверное, по воскресеньям под руку с женой он прохаживается вдоль берега Выдрянки и наблюдает, как его дочки бросают в воду камушки. Наверное, каждый день после работы он выпивает с друзьями кружку пива и морщится от вечных попреков жены насчет отсутствия денег… Наверное, в свободное время он собирает найденный на свалке мотоцикл, мечтая о том, как вскоре помчится на нем по сонной Выдре, распугивая кур… И этого человека она любила! Неужели?

Раздался резкий металлический звук. Что такое? Слава замер под днищем, на секунду перестав орудовать гаечным ключом. Он приподнял голову, насколько позволяло ограниченное пространство, скосил глаза. Увидел лежащий на бетонном полу молоток, изящные туфли-лодочки, направленные носками к выходу. Услышал удаляющийся цокот каблуков…

Из прохладного здания она вышла на улицу и, улыбаясь, прищурилась. Даже темные очки не спасали от слепящих лучей, потоком льющихся с неба.

«Может быть, это к лучшему», — подумала Жанна. С какой стороны находится железная дорога? Услышав задорный свист паровоза-кукушки, она быстро зашагала по направлению к станции.

Она знала, что примерно через час на станцию прибудет скорый поезд на Москву. А ведь нужно еще взять билет… Билет в один конец. В счастливый конец!

Часть третья

Глава 24

В последнее время его стало беспокоить ощущение непрерывно сгущавшейся вокруг опасности и тревоги. Он не понимал, откуда появилось это чувство. Сначала он лишь ощутил где-то глубоко внутри легкий укол беспокойства, а потом испытал странный подспудный страх. И этот страх все увеличивался, давил на него, разрастался, стремясь окончательно погрести его под собой… Анализируя ситуацию, Пепел, пожалуй, смог бы даже назвать день, когда те уверенность и неуязвимость, ставшие привычными за несколько лет, внезапно дали сбой.

Был неяркий мартовский день, точнее, вечер. Подъехав к подъезду своей съемной квартиры, Пепел заметил возле самого крыльца заляпанную грязью «копейку» с потушенными фарами. Фонари во дворе светили тусклым и призрачным светом, заливая пространство вокруг себя мертвенной белизной, и ему на какое-то мгновение показалось, что в машине кто-то есть. Он смутно различил в чернильной темноте салона бледное пятно лица, но, заметив повернутую в его сторону голову, тот человек быстро наклонился, как будто искал что-то на полу. Пепел не обратил на это внимания. Братва на старых ржавых «копейках» не ездит, а какое дело ему до странного типа, который торчит поздним вечером возле подъезда в холодном автомобиле?

Пепел снял свою квартиру совсем недавно и потому был спокоен — никто бы не мог вычислить его место жительства так быстро, даже менты. Номер его мобильного телефона знали лишь несколько верных человек. Даже девушкам, которые менялись у него куда как чаще, чем понедельники сменяют воскресенья, и тем он не давал своего номера.

Затем появились и другие, уже явные тревожные признаки — кто-то вскрыл ночью дверцу его машины. Еще через день обнаружились следы пластического вещества на замке его двери. Потом он заметил, что коробка на лестничной площадке, откуда выходят телефонные шнуры из соседних квартир, вскрыта и в ней кто-то прилежно покопался.

Грозные признаки вскоре стали все более частыми. Они потеряли вид невинных происшествий, не связанных между собой, и стали мало-помалу вырисовываться в четкую картину.

Старушка соседка, с которой Пепел то и дело сталкивался в подъезде, неожиданно была обнаружена им возле двери. Пепел болтал по телефону, и ему вдруг показалось, что кто-то царапается снаружи. Он распахнул створку, держа наготове пистолет. Заметив направленное на нее оружие, старушка бросила подслушивать, ойкнула, внезапно отскочила от двери и взбежала вверх по лестнице, молодо перепрыгивая через ступеньку. Причем в ее руках находились авоськи, до отказа нагруженные продуктами.

«Странная бабуля», — подумал тогда Пепел, пожав плечами, и отнес инцидент за счет обычного старушечьего любопытства. С бабками он никогда не воевал, хотя и знал, что те по собственной инициативе любят вынюхивать сведения о жильцах, чтобы при случае выложить их участковому.

Потом повторился номер с машиной возле подъезда, только теперь это была бежевая «шестерка», явно не принадлежащая никому из жителей дома. И опять — бледное пятно лица в салоне, когда он проходил мимо.

Затем он еще несколько раз сталкивался с подозрительной старухой. У нее были седые, подкрашенные хной волосы, выбивающиеся из-под цветастого платка, очки с толстыми линзами и ярко накрашенные морковной помадой губы. При появлении Пепла она низко опускала голову. Когда же Пепел проходил мимо, то ощущал, как спину его буравит внимательный изучающий взгляд.

А потом он заметил, что в его вещах кто-то рылся. Кто-то явно хозяйничал в хате в его отсутствие, кому-то было интересно абсолютно все — начиная от носильных вещей и кончая продуктами. Но кто это мог быть? Он попытался успокоить себя мыслью, что это квартирная хозяйка, которая, несмотря на уговор, что она не будет появляться в хате, все-таки проникла в квартиру. Но зачем она рылась в его вещах? Искала деньги?