Темный берег, сияя редкими огнями, дрожащими в чернильной масленой воде, как диковинные огненные цветы, стремительно летел ей навстречу. Мрак, облепивший предметы, отступал перед этой женщиной с развевающимися на ветру волосами и жестким бестрепетным взглядом. Отныне Жанна не боялась темноты. Отныне сама темнота должна была бояться ее!

Глава 23

Васенька с ненавистью смотрел на выжившую из ума старуху, сидевшую напротив. В последнее время он все чаще ловил себя на мысли, что готов задушить ее, чтобы только больше не появляться в этой квартире. Уже в тысячу первый раз выслушивал он пространный рассказ Берты Ивановны о ее многочисленных мужьях, любовниках и прочих сердечных увлечениях. Когда же эта чертова ведьма наконец выдаст свою племянницу! А чертова ведьма капризным голосом потребовала в это время новую сигарету и кофе. Ведь сегодня опять была суббота…

В полутемном сыром подъезде тоскливо воняло мочой, мрачно светилась лампочка под самым потолком. Два длинных, два коротких звонка. Знакомая обшарпанная дверь отозвалась на них только приглушенным детским плачем.

Ей нужно отсидеться здесь, пока не уляжется история с шампанским… Здесь ее никто не найдет! Сейчас ей идти некуда!

Наташа вновь подняла руку, чтобы позвонить, но дверь бесшумно отворилась, и в образовавшуюся щель просунулась черная голова со смуглыми живыми глазами.

— А, это ты…

Наташа сделала шаг вперед. Наконец-то она нашла надежное убежище.

— Привет, Роман! Тетя Берта, надеюсь, дома?

— Уходи, — прошептал цыганенок, сверкая в полутьме белками глаз. — Быстрее уходи! Тебя ищут!

— Кто?

— Этот человек, он…

В коридоре коммуналки послышались характерные шлепающие шаги. Это был вездесущий Богушевский. Он жаждал возможности заработать денег.

— Эй, тут что, к Берте пришли? А ну пошел вон, цыганское семя!

Цыганенок завизжал — Богушевский изо всех сил скрутил его ухо.

Наташа метнулась вверх по лестнице и застыла, прижавшись спиной к стене.

— Никого! — задумчиво произнес сосед, выглядывая в подъезд. Он схватил Романа за воротник рубашки и потащил в глубь квартиры: — А ну признавайся, собачье отродье, кто приходил! Всю душу из тебя вытрясу!

— Дяденька, не бей! — заверещал парнишка. — Я все скажу! Скажу ее новый адрес, я все расскажу, только не бей!

Богушевский уже чувствовал в своей ладони приятный хруст стодолларовой купюры…

Васенька набрал номер, прочно засевший в его памяти.

— Она была здесь. Нет, ее упустили, но у меня есть ее новый адрес. Диктую…

Проверка названного цыганенком адреса ничего не дала. Даже такого номера дома в природе не существовало. Через день бледный, бледнее мела, Васенька наступал на старуху, которая сонно клевала носом, съежившись в глубоком кресле:

— Где она, отвечай! Я знаю, что она была здесь!

Берта Ивановна только младенчески улыбалась и непонимающе трясла головой. В ее голове добрый Васенька давно перемешался с ее последним мужем. Она была так рада вновь увидеть своего почившего в бозе супруга…

— Где она, отвечай! — Васенька двумя руками сжал ворот белой кружевной блузки и с силой встряхнул немощное старческое тело.

Голова Берты Ивановны дернулась, согласно кивнула и застыла в неподвижности. Бесцветные глаза неподвижно уставились куда-то в пол, а челюсть с редкими желтоватыми зубами безвольно отвалилась вниз. Старуха не дышала. Брезгливо морщась, Васенька приложил ухо к груди Берты Ивановны и через пару секунд с сожалением отшвырнул легонькое тельце.

Выйдя в коридор, он дал привычный подзатыльник вертевшемуся там цыганенку и взялся за трубку телефона.

— Это я, — мрачно произнес он, не заботясь, что его могут слышать. — Канал накрылся. Старуха приказала долго жить.

Он был расстроен. Мечта о нехилом заработке умерла…

Через несколько месяцев после описанных турецких событий в провинциальном городе Быковске появилась неизвестная элегантная особа в широкополой изящной шляпе и темных очках, скрывавших половину лица. И старый Рувим, потерявший все свое нажитое непосильным трудом состояние, и его сводная сестра Ханума, и все четыре охранника-племянника, и все двенадцать работниц портового борделя не узнали бы в стильно одетой, со вкусом накрашенной женщине ту самую забитую кухонную работницу, к которой хозяин относился с хроническим раздражением, как к безнадежно испорченной вещи.

Присутствие Жанны в городе юности объяснялось просто — ей нужно было уладить кое-какие отношения между собой и своим прошлым. В Быковске не узнали в этой интересной и, очевидно, богатой девушке с властным взглядом ту испуганную девчонку, что четыре года назад душной ночью бежала из города, пряча от любопытных взглядов свой живот. На худощавом лице появились несколько лишних морщин, делавших ее обладательницу старше на несколько лет и придававших облику легкий налет горечи и разочарования. Волосы прически скрывали белые черточки шрамов на лбу, сведенные до минимума искусным косметологом. И даже взгляд ее изменился — стал жестким и бестрепетным.

Появление Жанны в городе имело далеко идущие последствия.

Приезжая особа с уверенными манерами сняла лучший номер в местной гостинице, навела шороху на обслуживающий персонал своими повышенными требованиями к чистоте номера и качеству подаваемых блюд и в первый же вечер своего пребывания отправилась прогуляться по тенистым улицам Быковска. Гуляла она очень недолго и вскоре вернулась в номер. В это время горничная гостиницы «Метрополь», бывшего Дома колхозника, сбивчивым картавым шепотом сообщила швейцару, что во время уборки в номере нашла в вещах приезжей дамочки пистолет с какой-то продолговатой штукой на стволе и несколько коробок с патронами.

Швейцар лишь озабоченно покачал головой и посоветовал горничной доложить об этом местному авторитету Калине, который недавно освободился по амнистии и вновь включился в борьбу за беспредел в городе.

— Может быть, она киллерша? Чего ей здесь делать? Не иначе, явилась кого-то из наших местных замочить по заказу, — таинственно мигая подслеповатым глазом, сообщил швейцар и потребовал пятьдесят процентов с той цены, которую заплатит Калина горничной за сведения. После недолгих прений сошлись на сорока.

Однако Калина, вернувшийся из заключения совершенно больным и менее осторожным, чем ранее, на рассказ добровольной помощницы не отреагировал. Харкая кровью от удушливого туберкулезного смеха, он отправил ее прочь и посоветовал меньше смотреть боевиков по телевизору. Обескураженная горничная ушла несолоно хлебавши.

А подозрительная постоялица, вернувшись после прогулки, потребовала себе стакан апельсинового сока, кукурузные хлопья и свежее постельное белье. Она сильно разгневалась, когда ей вместо всего этого подали томатный сок с истекшим сроком годности, рисовую кашу и старые потрепанные простыни с характерными следами пользования ими предыдущих жильцов. Впрочем, дамочка вскоре смилостивилась и даже снизошла до разговора с горничной.

— Собираюсь открыть собственное дело в вашем городе, — доверительно сообщила она любопытной девушке. — Кто тут у вас «крышует» всех? Под кого «ложиться»?

Приезжая, несмотря на свой холеный заграничный вид, судя по всему, хорошо ориентировалась в реалиях современной провинциальной жизни.

Горничная доверительно сообщила бизнесменше, что сейчас в городе творится неизвестно что. Еще недавно главным среди местных братков считался некий Вощила, бывший спортсмен, неудачливый покоритель столицы, вернувшийся в родные края за более скудным, но менее хлопотливым куском хлеба, а теперь вышел после отсидки прежний хозяин Быковска, Калина, и теперь у него с Вощилой идет война не на жизнь, а на смерть.

— И кто побеждает? — с любопытством осведомилась приезжая.

— Пока Калина, — сообщила ей словоохотливая девушка. — У нашей гостиницы раньше «крышей» был Вощила, а теперь Калина его под себя подмял. Вощила злится. У него остался только ресторан «Акапулько» да еще несколько магазинов на окраине. Ох, скоро здесь такое начнется! — вздохнула девушка. — Мой брат у Калины в подручных! — чуть погодя сообщила она, и в голосе ее слышалась искренняя гордость.