Вскоре они опять свернули на лесную тропу и через некоторое время подъехали к хутору Лиеляскас. Здесь оборудовался КП полка. Оставив лошадей, пешком направились к роще, где слышалась сильная стрельба. Там вел бой первый батальон.

Командный пункт батальона разыскали в небольшом овражке. Репин остался с комбатом выяснять обстановку, а Завьялов отправился в роты. Когда он пришел в роту лейтенанта Семенюка, бой уже стихал. Гитлеровцы, не выдержав натиска, начали отходить из рощи к видневшемуся вдали хутору.

Первым, кого встретил в роте Завьялов, был старший сержант Виктор Митрофанов, которого он хорошо знал как лучшего командира отделения и коммуниста-агитатора. Митрофанов стоял под деревом и разговаривал с бойцами. Мокрое от дождя и пота лицо его со следами пороховой гари казалось усталым, но глаза из-под низко надвинутой каски светились еще не остывшим азартом боя. В руках он держал какую-то бумажку.

Увидев замполита, Митрофанов вытянулся и четко произнес:

- Здравия желаем, товарищ майор! Отделение задачу выполнило, немцев выбили с опушки.

Потом, протянув майору бумажку, сказал:

- Вот нашли здесь, в землянке.

Завьялов взял помятый листок и, едва разбирая неровные строчки, прочел: «Дорогие наши братья, воины Красной Армии, выручайте нас скорее. Мы русские люди, угоняемые на каторгу. Нас много. Как можно скорее догоняйте нас и освободите. Мы все пойдем вместе с вами в бой против фашистских захватчиков. Жители Пскова…» Дальше шло несколько подписей.

- Надо прочитать эту записку всем бойцам роты, - порекомендовал Завьялов.

- Многих солдат я уже ознакомил с ней, - ответил Митрофанов, - а сейчас выпустим листовку-молнию, в которой поместим «Записку угнанных в рабство» и призовем бойцов усилить удары по захватчикам.

Завьялов одобрил работу агитатора, пожелал воинам новых успехов в боях и отправился в другие роты. А Митрофанов после небольшой передышки снова повел своих бойцов вперед.

Немцы уже успели закрепиться на хуторе, но наши бойцы стремительно атаковали их. Митрофанов бежал впереди отделения, поливая врагов огнем из автомата и увлекая своим примером других. Бежавший рядом с ним боец часто пригибался и вздрагивал, когда пули со свистом пролетали над головой.

- Не кланяйся пуле, а ускоряй шаг, чтобы быстрее сблизиться с врагом, - учил его отделенный.

Впереди оказался глубокий ров. Митрофанов первым прыгнул в него, а затем взобрался на плечи товарища и, уцепившись руками за траву, перебросил свое тело наверх. За ним таким же способом перебрались через ров другие бойцы.

У самого хутора огонь врага стал еще плотнее. Некоторые наши солдаты пытались залечь.

- Не ложись, быстрее вперед, - скомандовал Митрофанов и ускорил шаг. Он понимал, что залечь под огнем - значит потерять темп в атаке и обречь ее на неудачу. Нужно с ходу захватить ключевые позиции, не дать врагу опомниться. Успех решают быстрота и натиск.

Из- за угла дома застрочил вражеский пулемет. Митрофанов взял у раненого бойца ручной пулемет и пополз к дому. Обнаружив, откуда бьет немецкий пулеметчик, дал по нему длинную очередь. Пулемет замолчал. Под крики «Ура!» отделение бросилось к дому.

Бойцы, атаковавшие левее, замешкались и залегли под сильным огнем, который вели немцы из-за скотного сарая. Командир роты приказал выслать отделение с пулеметами в обход сарая и подавить эту огневую точку. Пулеметчики по канаве незаметно пробрались к сараю и открыли дружный огонь, а затем забросали немцев гранатами. Сопротивление прекратилось.

Гитлеровцы снова были отброшены. В освобожденном хуторе рота закрепилась. Была оказана помощь раненым, которых потом отправили в тыл, взводы пополнялись боеприпасами. К этому времени из батальона доставили в термосах пищу, и солдаты принялись за обед.

На хутор из леса стали возвращаться жители - семья бедного латыша, который еще когда-то при царе служил в русской армии фельдфебелем. В семье шесть человек. С ними пришли и беженцы из Риги, среди которых выделялся высокий парень, говоривший по-русски. Он назвался Александром Руого, комсомольцем, бежавшим от гитлеровцев.

Руого просидел полтора месяца в рижской тюрьме. Гестаповцы ежедневно водили его на допрос, били резиновыми палками, прижигали пальцы, требуя выдать подпольщиков. Александру удалось бежать из тюрьмы. И вот он рассказывает советским воинам о зверствах фашистов в столице Латвии.

В Риге гитлеровцы разрушили портовые сооружения, мосты через Даугаву, электростанцию, здания почтамта и главной АТС и другие объекты. Ими разграблены музеи, старинное книгохранилище на площади Ратуши, курорты Рижского взморья. Особенно свирепствовали они в последнее время, чувствуя приближение разгрома.

Бойцы слушают рассказ рижского комсомольца, и руки их в гневе сжимают оружие. Сам собой возникает короткий митинг, на котором громко раздаются призывы: «Крепче удары по врагу!», «Даешь Ригу!».

* * *

Майор Завьялов возвратился на командный пункт полка, когда тот переместился к хутору Милдени. До Риги оставалось 25 километров. Батальоны вели бой на небольшом удалении от хутора, и здесь слышна была сильная перестрелка: трещали автоматы и пулеметы, рвались вражеские мины. Чем ближе к Риге, тем сопротивление гитлеровцев становилось ожесточеннее. Их приходилось буквально выжигать огнем из каждого строения и выбивать из каждого перелеска, оврага, кустарника.

Командир полка был во втором батальоне. Там сейчас тяжело, немцы контратакуют. Наскоро перекусив, майор с ординарцем отправился во второй батальон.

Добраться туда удалось с большим трудом, где ползком, а где короткими перебежками. Открытые места простреливались насквозь пулеметным огнем, по небольшому перелеску била немецкая артиллерия. КП батальона находился в бывшей немецкой землянке. На участке батальона было действительно жарко. Гитлеровцы при поддержке танков атаковали роту, оседлавшую развилку важной дороги. Развилку окутывали клубы дыма и пламени, фонтаны вздымаемой взрывами земли.

Репин приказал выдвинуть на прямую наводку противотанковую батарею и направить в поддержку роте взвод танков. Затем выскочил из землянки и, махнув рукой ординарцу, бросился вперед. Его окликнули, пытаясь удержать, но подполковник, отличавшийся необычайной смелостью, даже не оглянулся. Он бежал к роте, очутившейся в трудном положении, чтобы на месте оказать воздействие на ход боя. Завьялов с комбатом в тревоге наблюдали за командиром полка. А тот стремительно бежал по открытому полю. И когда развилка, за которую шел бой, была уже недалеко, на поле стали густо падать мины. Одна из них разорвалась почти рядом с бежавшими подполковником и ординарцем. Те упали и не поднимались…

Недолго думая, Завьялов вышел из землянки и вместе со своим ординарцем и санитаром двинулся к тому месту, где лежали Репин с солдатом. Весь путь они проползли по-пластунски, ибо сильный обстрел продолжался. Обратный путь проделали так же, таща раненого подполковника на плащ-палатке, а убитого солдата - на спине у санитара.

В землянке Репин пытался улыбаться, но видно было, что дается это ему тяжело: ранение оказалось серьезным. Его наскоро перевязали и отправили в тыл. Завьялов на прощание крепко пожал руку Репину и едва не прослезился. Жаль было расставаться с таким замечательным человеком. Они подружились давно, вместе прошли через многие бои. Якова Репина, уроженца Москвы, в прошлом пограничника, а ныне командира части, хорошо знали и любили в полку за храбрость, справедливую строгость и человечность. А еще за то, что был он весельчаком, любил шутить, петь песни. Вот и сейчас, прощаясь с замполитом, он сказал:

- Не будем унывать, Григорий Михайлович. Умирать нам рановато. Скоро вернусь, и снова будем вместе гнать фашистов до самого Берлина.

А между тем бой на развилке закончился. Контратака врага была отбита с большими для него потерями. Наши подразделения двинулись дальше.