Джеф хотел спросить, кого Дамон имеет в виду, однако увидел, что Пьерро расправил плечи и теперь сидел прямой, как свеча. Казалось, что его друг понял, о чем идет речь. Лицо Пьерро просветлело.

— А ты, Цезарь… — продолжал говорить старик. — Ты пока что как чистый лист. Мы тебя не знаем, однако нам известно, что у тебя есть опыт сражений. Ладно, может быть, ты проливал кровь, чтобы стать богатым, и считаешь это оправданным риском. Однако мы все же увидели, что вы вдвоем, ты и Пьерро, сделали для этого молодого дурака, который делит с вами хижину. То, что Ублийе еще не забил его до смерти, исключительно ваша заслуга. Это же касается и другого, который лупит в барабан и кружит девчонкам головы. Из этого мы сделали вывод, что вы дорожите своим народом. А если это так, тогда вы захотите сегодня ночью пойти с нами.

— Ку… куда? — тихо и почтительно спросил Пьерро.

— К сараю между плантациями. Больше вам знать не надо. Вы просто присоединитесь к нам, после того как каждый в отдельности выйдет из своей хижины. Место встречи — это развилка между поселком рабов и господским домом. Когда луна будет стоять высоко в небе… — Дамон поднялся.

— А что там будет, в сарае? — поинтересовался Джеф.

Его разбирало любопытство, особенно после того, как он увидел, какой взволнованный вид имел Пьерро. Однако, прежде чем присоединиться к другим, он хотел знать больше. Ради какого-то колдовства он не желал идти на такой риск. У него не было желания без разрешения, пусть даже на одну ночь, покидать плантацию. Если он уйдет, то уйдет навсегда. К повстанцам в горы.

— Он будет говорить, — ответил Дамон.

Пьерро сделал жест, словно хотел перекреститься.

— Кто будет говорить? — резко спросил Джеф.

Дамон посмотрел ему в глаза и прошипел сквозь зубы:

— Макандаль.

Джеф и Пьерро решили выбраться из поселка недалеко от логова льва. Они выбрали переулок между домом Ублийе и младшего надзирателя Лебуа. Здесь были кусты. Лебуа жил с одной из рабынь, которая посадила огород перед его домом и, как это было принято на ее родине, окружила его живой изгородью из колючих растений. Эти колючки были плохой маскировкой, но все-таки это было лучше, чем голая земля на месте вырубленного леса между другими домами надзирателей.

Риск этой ночью был незначительным. Дамон сказал, что надсмотрщики что-то празднуют, и рабы действительно увидели костер перед одним из домов. Там жарили мясо на решетке и пили — до тех пор, пока ночной дождь не заставил собравшихся укрыться на веранде. Вряд ли можно было предположить, что в такую погоду кто-нибудь станет патрулировать пространство возле домов, хотя от Ублийе можно было ожидать чего угодно.

Все прошло хорошо. Двенадцать заговорщиков из Роше о Брюм, промокшие до нитки, встретились в условленном месте, находившемся за пределами поселения. Луны не было видно, небо было затянуто облаками, однако все верно определили время. Джеф с удивлением обнаружил, что среди «избранных» были не только мужчины. Здесь была также одна из полевых работниц, а также другая молодая женщина, которую он уже где-то видел. Кларисса работала в доме и, очевидно, так же, как Джеф и Пьерро, была здесь впервые.

— Раньше она работала на соседней плантации, — объяснил Пьерро, который явно был в восторге оттого, что встретил ее здесь. Он уже некоторое время присматривался к Клариссе. — Ее привез с собой новый мец…

Он хотел рассказать еще больше, однако Дамон приложил палец к губам. Они еще не далеко отошли от поселения рабов, и опасность попасть в руки патрульных была высока.

Дамон провел своих людей в тень высоких кофейных кустов, достигавших размеров настоящих деревьев. Через некоторое время они добрались до сарая, в котором первоначально, очевидно, сушили и хранили кофейные бобы. Он служил для этих целей и теперь, однако в настоящее время был пуст. Сарай находился посреди полей и далеко от поселений рабов обеих плантаций. Вероятность того, что их обнаружат, была очень невелика. Тут можно было бы также устраивать церемонии обеа, однако сарай был слишком мал, чтобы вместить целую общину. Тем не менее в воздухе витал запах приправ и рома из сахарного тростника, что показалось Пьерро весьма подозрительным.

— Церемонии вуду? — спросил он у Дамона.

Бокор, улыбнувшись, кивнул.

— Мы приносим жертвы очень редко и собираемся при этом небольшими группами, — объяснил он с сожалением, — иначе это может привлечь внимание. Однако если у кого-нибудь есть какое-то дело…

— И он принесет курицу…

Это даже Джефу напомнило об обычаях, принятых при церемонии обеа. Он смутно помнил, что у его матери была с собой курица, когда она последовала за его отцом на остров Большой Кайман. Курица несколько лет жила у них на заднем дворе, хорошо откормленная, на всякий случай, если она понадобится в качестве жертвы. Однако затем Маану, очевидно, потеряла веру в духов.

Дамон снова кивнул.

— Тогда мы собираемся здесь в узком кругу, — пояснил он. — А, смотрите, вот и остальные! — Он указал на еще одну группу рабов, приближавшихся с юга, тоже без факелов и в тени кофейных растений.

— А где Макандаль? — спросил Джеф.

Жест испуганного Дамона заставил его замолчать. Очевидно, нельзя было произносить вслух имя предводителя повстанцев.

Затем словно ниоткуда перед ними возник маленький жилистый человек, вооруженный мачете. Это был не чернокожий, по крайней мере не чистокровный. Черты его лица, насколько их можно было различить, казались угловатыми.

— Пароль? — прошептал он.

— Дух Эспаньолы, — ответил Дамон. — Нас двенадцать.

Мужчина кивнул головой:

— Тогда заходите внутрь, и пусть дух озарит вас.

С другой стороны хижины, очевидно, второй постовой проводил такую же церемонию с новичками с соседней плантации. В конце концов они друг за другом проскользнули в сарай. В группу с соседней плантации входили четырнадцать человек — одиннадцать мужчин и три женщины. Внутри хижины находилось еще пять человек. Две молодые женщины стояли на коленях перед мужчиной, который сидел в глубине хижины, скрестив ноги по-турецки. Позади него на стену опирались двое мужчин с мушкетами. На них была обычная одежда чернокожих и мулатов, принятая на острове — белые широкие льняные брюки. Рубашек они не носили. В свете двух фонарей, которые были установлены слева и справа от сидящего мужчины, их кожа мерцала красновато-коричневым оттенком. Значит, они были мулатами, как и охранники снаружи.

— Это индейцы, — прошептал Дамон, словно прочтя его мысли. — Мароны…

Однако сейчас Джеф сосредоточился на сидящем человеке, который был, наверное, среднего роста. Он был худощавым, и на нем было вышитое, похожее на африканское, одеяние, своего рода кафтан. Человек, казалось, был полностью погружен в свои мысли и вроде бы даже не замечал людей, которые входили в хижину и искали себе место. Если он вообще что-то видел, то, казалось, только этих двух молодых женщин, которые, очевидно, молились на него. И он время от времени снисходительно улыбался им, прежде чем снова устремить свой взор в землю.

— Это он? — удивленно прошептал Джеф, обращаясь к Пьерро.

Его друг пожал плечами. Наверное, он тоже представлял себе Франсуа Макандаля более внушительным. Джеф только теперь заметил, что мужчина прятал обрубок руки в длинном рукаве своего кафтана. Если это действительно был предводитель бунтовщиков, дух и надежда Эспаньолы… Как может однорукий человек вести в бой целую армию?

Затем наконец в хижине воцарилась тишина, и вдруг мужчина зашевелился. Он поднял голову и посмотрел на собравшихся. Уже одного его взгляда было достаточно, чтобы привлечь к себе внимание всех присутствовавших. У Франсуа Макандаля были очень темные глаза, в которых время от времени загорались искры. Его глаза были огненными, в них бурлила жизнь — и ненависть.

— Вы хотите стать свободными? — спокойно спросил он.

Рабы были слишком ошеломлены, чтобы ответить ему.