В конце концов Бонни около одиннадцати часов вечера отнесла спящего ребенка в комнату напротив, к Амали. Та только сейчас закончила свою работу. Дюфрены организовали небольшой вечерний прием, и Деирдре понадобилась помощь Амали. Таким образом, Амали еще бодрствовала, когда к ней вошла Бонни, — и сразу же заметила ее волнение.

— Я должна присмотреть за Намелок? Сейчас, среди ночи? — Амали наморщила лоб, а затем на ее губах промелькнула улыбка. — Значит, наконец-то ты это сделаешь, да? Ты идешь к Леону?

Бонни не знала, что ей ответить. Она попыталась придумать отговорку. Может быть, сослаться на расстройство желудка, из-за чего ей по три раза в час нужно бегать в уборную? Она не хотела будить Намелок или заразить ее… Однако предположение насчет Леона, конечно, было намного лучше…

Бонни прикусила губу.

— Я… я не хотела бы об этом говорить. Я…

Амали захихикала.

— Какая ты щепетильная! — укоризненно сказала она. — Разве я не рассказывала тебе о Джоли? И о Ленни, который по сравнению с Джоли был полным ничтожеством, между нами говоря.

Амали расчувствовалась, и ей захотелось поболтать. Она ценила общество Бонни — в конце концов, эта девушка была одной из немногих, с кем в Сан-Доминго можно было поговорить по-английски.

— Это будет в первый раз, — пробормотала Бонни, чем снова чрезвычайно удивила Амали. Бонни не все рассказывала ей о своем прежнем хозяине — и, совершенно определенно, ничего не говорила о его смерти. Но о том, что она уже не девственница, Амали догадалась.

— Ну, вроде как в первый раз, — поправила себя Бонни.

Амали улыбнулась:

— Да ладно, я ведь понимаю. В любом случае желаю получить море удовольствия! А Намелок можешь не забирать до завтрашнего утра. Я положу ее к Либби, они ведь любят спать, обнявшись.

Амали осторожно уложила Намелок в корзину к своей дочери, стоявшую рядом с ее кроватью. Более безопасного места для ребенка невозможно было придумать.

— Ну, тогда я пойду, — сказала Бонни, пропуская мимо ушей хихиканье Амали.

На следующее утро ей придется что-нибудь придумать. Не хватало еще, чтобы Амали начала поддразнивать еще и Леона.

Однако сейчас Бонни думала только о Джефе и о встрече в бухте. Она почти пробежала половину мили до побережья и лишь тогда, когда добралась до бухты, остановилась под сенью мангровых деревьев и стала незаметно подкрадываться ближе. Если Джеф привел с собой свою жену из племени масаи или, может быть, других людей, у которых был еще более угрожающий вид, Бонни хотела бы об этом знать. Однако в то, что ей удастся потом просто так улизнуть от них, она не верила. Джеф, конечно, уже услышал, как она приближается — когда он жил на пиратском корабле, его чувства обострились. Да и сама Бонни улавливала ночью самые тихие шорохи и распознавала в темноте малейшие движения. Так что она тоже очень скоро обнаружила Джефа в тени скалы. Казалось, он был один, по крайней мере, возле него не было ни единого человека. Позади него лежало или стояло что-то маленькое… Была ли это овца, коза или большая собака? Оно не двигалось.

Бонни вышла из мангровых зарослей, и Джеф сразу же подошел к ней.

— Я знал, что ты придешь! — сказал он и немного небрежно обнял ее.

Раньше Бонни всегда пыталась прижаться к нему во время этих редких объятий, а потом часами мечтала о продолжении, однако сегодня она словно окаменела.

— Чего ты хочешь и кто тебя прислал? — холодно спросила она. — Если речь идет о ребенке…

Джеф покачал головой.

— Речь не о нем. Во всяком случае, пока что. А позже этого вопроса, возможно, и не возникнет. Бонни, речь идет о Макандале. Мы хотим освободить его.

Бонни подняла брови.

— Хорошо, — сказала она. — То есть я не считаю хорошим то, что он сделал, — а то, что хотели сделать вы, вообще чудовищно. Но то, что его хотят сжечь живьем, я тоже не одобряю. В общем, мне все равно… Однако жандармерия охраняется очень тщательно. Они патрулируют снаружи, два вооруженных человека постоянно стоят у ворот. Посетителей они не пускают. Если ты хотел это знать…

Джеф махнул рукой, словно отбрасывая что-то.

— Нам это уже давно известно. У нас есть свои шпионы. В жандармерию проникнуть невозможно. Значит, мы сделаем это во время казни, когда Макандаля выведут из тюрьмы.

— По дороге на костер? — спросила Бонни, наморщив лоб. — Я считаю, что это невозможно. Вы, вероятно, знаете, что сюда сгонят рабов со всей колонии, чтобы они увидели казнь Макандаля. Тут будет половина французской армии, чтобы охранять их.

Джеф кивнул.

— Это нам тоже известно. Они подтащат его в цепях к месту казни, и охранять его будут шесть человек. А вдоль улиц будут стоять военные. Единственная возможность его освободить — устроить побег во время казни. Когда будет гореть костер.

— Но тогда он тоже будет гореть! — возразила Бонни.

Джеф поморщился.

— Без ранений не обойдется, однако мы надеемся, что Макандаль выживет. Слушай внимательно, Бонни. Помощники палача, которые все подготовят и потом будут привязывать Макандаля, — мулаты. Они нам симпатизируют. А после того, как часть денег сменила своих хозяев, мулаты окончательно перешли на нашу сторону. Для столба они возьмут трухлявое дерево. Сломать его будет легко. Веревку они возьмут из конопли — она сухая, тонкая и быстро загорается. Кроме того, один из них постарается полить одежду Макандаля водой — обычно костер поливают маслом, чтобы он быстрей горел, но мулат лишь сделает вид, будто поливает осужденного маслом. Как только загорятся дрова, поднимется пламя и, надеюсь, появится много дыма, Макандаль сможет сбежать.

Бонни снова наморщила лоб.

— С площади, расположенной в центре города? С тяжелыми ожогами? И зачем ты вообще мне об этом рассказываешь? Что я должна делать? Я не имею никакого отношения к казни, мы вообще туда не пойдем. В доме доктора Дюфрена работают только свободные черные люди. Нас никто ни к чему не может принудить.

Последние слова она произнесла с гордостью. Накануне Бонни подняла бокал с Леоном и другими чернокожими за свою свободу.

Джеф с мукой посмотрел на нее.

— Ну конечно, мы не можем заставить тебя, Бонни… Только… только попросить… Смотри-ка!

Он быстро сдернул одеяло, которым был накрыт какой-то предмет, который она заметила еще издали. Изумленная Бонни увидела пушку величиной с теленка.

— Это что за малышка? — засмеялась девушка. — Выглядит так, словно это ребенок моей старой корабельной пушки. — Бонни с любопытством провела рукой по стволу маленького орудия.

— Это фальконет, — объяснил Джеф, явно обрадованный ее интересом. — Трехфунтовый. Пехотное оружие. Эту пушку можно легко передвигать, она весит не больше, чем двое мужчин.

— И примерно столько же людей она способна убить, — деловито заметила Бонни, и ее голос снова был голосом корабельного канонира Бобби. — Конечно, если ее зарядить картечью, произойдет определенное рассеивание. Во время сражения в полевых условиях она может быть полезной. А в остальном… Серьезно, Джеф, это вряд ли больше чем игрушка. И чего ты хочешь добиться с ее помощью?

— Сделать так, чтобы она загремела… — ответил Джеф, и его глаза заблестели. — Если уж Бог на небе упустил возможность извергнуть молнии при аресте Макандаля, мы не можем надеяться на него и во время казни. — И он стал рассказывать о своей идее подробнее: — Когда Макандаль бросится бежать, на площади возникнет суматоха. Представь себе человека, который выпрыгивает из костра. Дух, восставший из пепла! Там вряд ли кто-то сохранит холодную голову. А мы, конечно, сделаем все, что от нас зависит: станем сражаться, если нужно — будем стрелять, когда жандармы попытаются задержать Макандаля…

— Вы хотите на площади перед дворцом губернатора палить из мушкетов? Или даже из этого… из фальконета? — с ужасом спросила Бонни. Потом она посмотрела, как заряжается маленькое орудие, и пришла в восторг. — Площадь будет полным-полна рабами, включая женщин и детей. Вы можете устроить кровавую баню своим «громом».