— Туда выехал, — кивнул в сторону передовой полковник. — Генерал Кирпонос приказал ему лично восстановить положение. А начальник штаба выехал в район Турчинки…

— Тогда принимайте меры вы, надо же немедленно что-то делать, — строго глянул Михеев на полковника, ожидая, что тот выскажет свои соображения.

— Чем же прикрыть-то?.. Нечем, — усталым доверительным голосом произнес полковник, стараясь, чтобы его не услышали находившиеся неподалеку красноармейцы.

Михеев не ожидал такого безнадежного ответа, порывисто произнес:

— Да ведь танки врага могут вырваться на оперативный простор… Допустить этого нельзя!

— Попробую связаться с командармом. Разыскать его еще надо, — направился к штабному домику полковник, поясняя: — Он ведь на одном месте не задержится…

— Тогда нечего терять времени, вы здесь старший, давайте принимать решение. Генералу Горбаню доложим… Командующий фронтом приказал вам принять все возможные меры для прикрытия оголенных участков, вплоть до боевого использования тыловых подразделений. Для того он и послал меня сюда. Сутки надо продержаться, завтра подойдет помощь.

Полковник остановился, устало и решительно взглянул на Михеева.

— Тогда давайте решать, коли вам такие права даны… Ополченцы в десяти километрах севернее стоят, саперный батальон, рота связи, тыловые подразделения, — вслух перечислял Сгибнев, посматривая вокруг, будто бы так ему было легче обнаружить резервы.

— Сделаем вот что, — принял решение Михеев, чтобы не терять времени. — Оставляю в ваше распоряжение до завтрашнего дня расторопного, толкового чекиста, вы в свою очередь выделите необходимое число командиров и поставьте перед ними конкретные задачи, кому куда отправиться, грузовики, думаю, найдутся, укажите участки для занятия обороны. Позаботьтесь о боеприпасах. Противотанкового оружия сюда бы подбросить немного… Да вы лучше меня знаете, что надо. Помните, Кирпонос твердо обещал, подмога завтра будет.

— Понятно… — заторопился Сгибнев. — Боезапас доставим. Но противотанковые средства перебросить без разрешения командарма не могу. Постараюсь связаться с ним.

— Поторопитесь. Я в свою очередь все доложу командарму, к нему еду, разыщу. — Михеев повернулся к Плетневу, приказал: — Ситуация понятна вам, все слышали? Берите пятерых красноармейцев, садитесь на грузовик и постарайтесь объехать все тылы. Полковник Сгибнев поставит вам конкретную задачу. Обеспечьте прикрытие, по обстановке ориентируйтесь. Как только завтра подойдет подкрепление, возвращайтесь в отдел.

— Есть, товарищ комиссар, — козырнул Дмитрий Дмитриевич, сверкнув глазами и как бы подтверждая: задание мне по душе и выполню его со всей строгой ответственностью.

Михеев снова обратился к полковнику:

— Если с командармом не удастся связаться, начальника штаба разыщите. Любого из них… Они побыстрее выкроят заслон. А пока — действуйте, — пожал полковнику руку Михеев и заспешил в сторону переднего края, где, по его расчетам, мог находиться Горбань. И тут Анатолия Николаевича нагнал запыхавшийся начальник особого отдела армии капитан госбезопасности Белозерский, в недавнем прошлом руководящий работник НКВД Украины. Анатолий Николаевич видел его впервые, но слышал о нем похвальные отзывы как о толковом чекисте и смелом человеке.

Выглядел Белозерский по-боевому: в каске, с автоматом на груди, с пистолетом на правом боку и потертой гранатной сумкой — на левом, скособочившей ремень на животе. Продолговатое небритое лицо капитана выглядело усталым, но он силился смотреть бодрее.

«Эмка» и полуторка рванулись к передовой. Машины то взлетали на косогор, то петляли по хлебному полю, то подпрыгивали на корневищах лесной просеки.

Докладывая обстановку, Белозерский как о самом значительном сообщил:

— Всю неделю армия контратаковала противника. Непрерывно, заметьте. Фашисты бояться стали, это я объективно докладываю, так сказать, из первоисточников. Мешок фрицевских писем захватили.

Михеев перебил вопросом:

— Какие оперативные результаты?

— Задержано несколько вражеских агентов в красноармейской и милицейской форме, вели разведку и пораженческую агитацию. Дезертиры есть…

— Агентуру в милицейской форме арестовали… Где?

— В Коростене вчера двоих взяли.

— Ну хорошо, — удовлетворился Михеев. — Случаи перехода к врагу зарегистрированы?

— Есть единичные.

— Куда смотрел оперработник? Какие выводы сделали? — почерствел голос комиссара.

— Погиб оперуполномоченный.

— По-гиб… — тихо, будто не поверив, повторил Михеев, приумолкнув. И немного погодя, меняя тему разговора, спросил: — Вам что-нибудь известно о закладке партизанских баз?

— Да. На прошлой неделе из Киева приезжал мой бывший подчиненный. Выбрали места для закладки оружия, боеприпасов. Ящиками патронов их снабдили.

— И все?

— Людьми они сами занимаются. Больше не обращались.

— Вы повнимательней отнеситесь к этой работе. Она преогромной важности. Мы не можем оставаться в стороне.

— Возможности-то у нас не ахти какие.

— Какие есть. Особисты каждой армии нашего фронта должны оставить тайники с оружием в надежных местах, координаты закладок направить лично мне, передадим кому следует.

— Это другое дело.

— Займитесь лично, но чтобы об этом знал узкий круг людей, даже среди чекистов. Распоряжение я дам, как только вернусь к себе.

Белозерский заверил:

— У себя я все сделаю завтра же. А то, может, потом и не удастся.

Искоса бросив взгляд на Белозерского, Михеев спросил:

— Большие потери оперативных работников?

— Трое погибли, есть раненые… А сколько, точно даже и не скажу, легкораненые в строю остаются.

— Заместителя, слышал, тяжело контузило?

— Да, эвакуировали.

— Чего же не просите замену?

— Разучились просить.

— И напрасно. От вас нерегулярно стала поступать оперативная информация.

— Запарился я с этим прорывом.

— Тем более, значит, обстановка требует четких, немедленных докладов. Рядом с вами в машине сидит товарищ, который занимается вопросами информации. Я бы не хотел, чтобы старший лейтенант госбезопасности Плесков жаловался мне, что от вас своевременно не поступает сводок.

Белозерский взглянул на Ивана Михайловича и кивнул ему, то ли обещая не подводить, то ли радуясь знакомству с ним.

…Дома на станции Белка сильно пострадали от бомбежек и артиллерийского обстрела, некоторые из них еще дымились. Пожар не тушили, может быть, даже с умыслом: клубы дыма маскировали скрытые за разбитыми хатами орудия, танки, а возле них — бойцов.

Оставив на краю села машину, Михеев быстро направился к танкистам. Он шел со свитой, за ним поспешали чекисты — Плесцов, Белозерский, Кононенко, все со знаками различия старшего командного состава, и около десятка красноармейцев.

Вопросительно глядя, навстречу Михееву вышел смуглолицый горбоносый полковник-танкист, приложил руку с забинтованной ладонью к шлему и вдруг заулыбался широко, радостно.

— Анатолий Николаевич! — выдохнул он. — Извините, товарищ корпусной комиссар! Да откуда же вы? Мы вот только с Герасимом Федоровичем вспоминали вас. Генерал говорит, вы в Москве…

— Здравствуйте, Иван Иваныч! — подал руку Михеев. — Как видите, я тоже на Юго-Западном. И не корпусной, а комиссар госбезопасности третьего ранга.

Он узнал полковника лишь после того, как тот упомянул имя генерала Туркова, и живо припомнил, где они встречались — на даче Герасима Федоровича.

— Генерал Турков здесь? — заинтересовался Михеев.

Иван Иванович в ответ на ходу махнул рукой, указывая на юго-запад, и мигом исчез в люке танка, за башней которого, как оленьи рога, торчал корявый дубовый сук — остаток ненужной теперь маскировки.

Михеев разделил чекистов и красноармейцев на три группы.

— Кононенко! Пойдете на рубеж Турчинки. Вы, Белозерский, на правый фланг. А я с Плесцовым буду где-то между вами в пограничном полку. Надо срочно разыскать командарма Горбаня. Как узнаете, где он, немедленно любыми путями доложите мне, я сообщу, где буду находиться. Действуйте по обстановке. С командирами посоветуйтесь, так и скажите: чем смогу — помогу… Ну, давайте!..