— А-а-а-а, — протянул Джереми.

— Что?

— Вкусный пирог, — откусывая большой кусок, пробубнил гость. — Вы с Летти собираетесь на праздник к Джессике Виндхем?

— Летти ни за что его не пропустит. Она была учительницей Джессики, до того как девочку отправили в частную школу-пансион. Летти ее искренне полюбила. У них только четыре года разницы в возрасте. Признаюсь, я даже не помню, как Джессика выглядела. А ты помнишь?

— До сегодняшнего дня — лишь неясный образ. Я помнил девочку с очень серьезным лицом и большими глазами карего цвета. Но сегодня в порту Чарльстона я ее все же узнал. Девушка приплыла из Бостона. За ней приехали мать и брат. Один из пассажиров грубо обошелся с негром-носильщиком, и девушка заступилась за него.

— Белый пассажир?

— Боюсь, да.

— Ее отец еще скажет свое веское слово по поводу этого происшествия.

— Надеюсь, это не испортит праздника. Виндхемы ничего не пожалели для того, чтобы должным образом отпраздновать восемнадцатилетие Джессики и ее возвращение в отчий дом после учебы в бостонском пансионе. К ним из Англии приезжает родня — лорд и леди Девитт.

— Виндхемы вполне могут себе это позволить, — сказал Сайлас, вытаскивая из почтовой сумки карту.

— В «Курьере» говорится, что Карсон Виндхем — самый богатый человек в Южной Каролине, — снова вгрызаясь в пирог, заметил Джереми.

— Бедолаге придется отваживать охотников за приданым со всего штата.

— Быть может, Моррис женится на ней и разом избавит его от забот.

Сайлас фыркнул.

— Моррис не способен отличить вальса от польки, а женского носового платка от ветоши для уборки. У него нет ни малейшего шанса добиться руки молоденькой девушки. А почему бы тебе, Джереми, не жениться на Джессике? Таким образом ты сможешь избавить своего отца от любых неприятных неожиданностей. Такому красавчику, как ты, подобный подвиг вполне под силу.

Джереми рассмеялся.

— Не хочу невольно обидеть Летти, но мне кажется, у меня нет ни малейшего шанса заинтересовать молодую леди вроде Джессики Виндхем, с ее воспитанием и происхождением, перспективами выйти замуж за мужчину, который собирается осесть в диком Техасе. Ты окончательно вскружил Летти голову. Она пойдет за тобою хоть в ад.

Сайлас расстелил перед собой географическую карту, вложенную Стивеном Ф. Остином в конверт с письмом. При виде маршрута, нарисованного темными чернилами, мужчина нахмурился. Расстояния были просто чудовищными. Территории за рекой Ред-Ривер пугали.

Маршрут был прочерчен полукругом, в обход наиболее прямого и логичного пути. На полях карты виднелось тому пояснение: «Держитесь в стороне. Это охотничьи угодья команчей».

— Не исключено, что именно в ад я ее и повезу, — мрачно произнес Сайлас.

Глава 3

— И куда мы посадим во время обеда леди Барбару? — поинтересовалась Юнис Виндхем у дочери, которая только что вплыла на крытую веранду, где суетились слуги, сервируя стол на двенадцать персон. — Все настолько сложно… Если посадить леди Барбару спиною к саду, то солнечный свет в самом неприглядном виде выставит ее редкие волосы. Если посадить лицом к свету, то будут видны все морщинки. А ведь она очень щепетильно относится к своей внешности.

Джессика не слушала. Мама имела привычку размышлять вслух, не ожидая ответов на свои вопросы. Юнис прекрасно знала, что подобного рода темы ее дочь не интересуют. Два года, проведенных в пансионе, где Джессику, кроме прочего, учили хорошим манерам, не могли изменить чего-либо существенным образом.

Обеденный стол поставили на крытой веранде, для того чтобы освободить место в столовой, где уже готовились к грандиозному банкету, назначенному на завтрашний вечер. Хотя сама Джессика предпочла бы отметить свое восемнадцатилетие и возвращение в отчий дом семейным пикником. Девушка внимательно осматривалась вокруг в поисках чернокожей служанки. Той нигде не было видно. В столовой, где также суетилась прислуга, ее тоже не было.

— Мама, а где Типпи?

— А если посадить ее во главе стола, а лорда Генри — напротив… Все сочтут это знаком должного уважения. Твой папа и я также сядем друг напротив друга, но посередине…

— Мама! Где Типпи? Я ее всюду искала и не нашла. Что вы с ней сделали?

Юнис вставила картонку с именем гостьи, выведенным каллиграфическим почерком, в подставку в виде стеклянной розы и воззрилась на дело рук своих.

— Стоит ли приносить сюда мухоловки? — продолжала она. — Когда мы с твоим папой были в Вашингтоне, то купили две чудесные хрустальные мухоловки. У них там мухи еще ужаснее наших. Думаешь, сейчас для них подходящая погода?

— Мама! Где Типпи?

Юнис наконец-то обратила внимание на дочь.

— Господи, дитя мое! Ты до сих пор в домашнем платье!

Джессика устремилась к выходу.

— Куда ты?

— На кухню. Уверена, что вы отправили ее туда.

— Джесси! Постой… Ты меня слышишь?

В голосе Юнис зазвучали тревожные нотки. Подобрав веер, который принесла с собой на веранду, женщина нервно замахала им у себя перед лицом. Джессика остановилась и повернула голову. Три служанки в серых платьях, повязанных передниками, замерли на месте. В помещении установилась гробовая тишина.

— Я рада, что твой отец этим утром поехал с леди Барбарой и лордом Генри на конную прогулку, — продолжая обмахиваться веером, сказала Юнис. — Это избавит меня от унижений, когда прозвенит звонок, а мне придется бежать на кухню в поисках дочери, которая отправилась туда за служанкой.

— Я хочу повидаться с Типпи, мама.

— Она сейчас украшает торт ко дню твоего рождения.

— Я ей помогу.

Юнис бросила убийственный взгляд на замерших на месте служанок. В глазах негритянок застыли потрясение и любопытство.

— Здесь вам больше делать нечего, — распорядилась хозяйка. — Идите и помогите Вилли Мей.

Бело-серые тени служанок скользнули мимо Джессики в дверной проем. Юнис, стремительно подойдя, втащила дочь на веранду, а затем прикрыла за ней застекленные двери.

— Не разговаривайте со мной таким тоном, юная леди, особенно в присутствии слуг. После того, что ты натворила вчера в порту, ты находишься не в том положении, чтобы позволять себе такое.

— Я всего лишь ударила его веером по плечу.

— Ты защищала негра!

— Он оскорбил носильщика, который был нагружен вещами. Я бы ударила того негодяя даже в том случае, если бы носильщик был белее снега.

Искаженное злостью лицо Юнис стало похоже на мокрый кекс.

— Не знаю, дитя мое, как нам с тобой поступить. Мы так радовались твоему возвращению домой. Ты понятия не имеешь, как брату хотелось поскорее тебя увидеть. Он настоял на том, чтобы поехать вместе со мною встречать тебя, а ты поставила его в ужаснейшее положение. Ты просто неисправима.

— Именно Майклу следовало влепить тому хаму затрещину.

Веер матери замелькал у нее перед лицом быстрее.

— Я так и знала! Не надо было посылать тебя учиться в Бостон. Там полным-полно аболиционистов^[4]. Настоящий рассадник этой заразы.

— Скорее уж, мама, питомник, где воспитывают поборников свободы.

— Ох, Джесси!

Опустошенная, как всегда после споров с дочерью, Юнис тяжело опустилась в одно из плетеных кресел, не переставая обмахиваться веером. Ссоры с дочерью разбивали ей сердце. Женщина тяжело вздохнула.

— Что они с тобой сделали в этой школе?

— Они лишь укрепили во мне то, во что я уже и так верила. Все люди рождены равными, и ни у кого нет права порабощать ближнего.

— Т-с-с-с! — зло прошептала Юнис, бросая взгляд на застекленные двери в поисках любопытных ушей. — Послушай-ка меня, моя своевольная доченька! Ты понятия не имеешь, что здесь происходило со времени твоего отъезда. В противном случае ты бы осознавала, насколько подобного рода разговоры опасны — в первую очередь для той же Типпи.

— А что у нас случилось?

— Я говорю не о нашей плантации, а о других. У соседей случилось несколько бунтов среди рабов. Все они потерпели неудачу, но твой отец тем не менее тревожится. Это совсем близко от нас. Плантаторы нынче скоры на расправу. Провинившихся рабов наказывают, причем безжалостно, должна тебе заметить. — Мать сверлила дочь глазами. — А еще теперь они не склонны мириться с теми, кто хотя бы в чем-то не согласен с существующим на Юге порядком вещей.