— Не преувеличивайте достоинств моих акварелей, — возразил Саврасов. — Я думаю, что в ваших набросках удивительно верно схвачены характерные особенности туркестанского пейзажа. Мне оставалось лишь дополнить и развить то, что вы не смогли сделать в условиях походной жизни из-за недостатка времени…
Саврасов сказал это не просто из вежливости, в виде комплимента молодой, цветущей женщине. Ольга Александровна была наделена разнообразными дарованиями. Она занималась с успехом не только живописью и рисунком, но проявила немалые способности в изучении зоологии, ботаники, антропологии. Путешествуя вместе с мужем, стойко перенося все тяготы и лишения, собирала растения для гербария, рисовала виды природы, вела научную работу. Три года пробыла она в Средней Азии, и за это время Алексеем Федченко были открыты Южный Тянь-Шань и Алай, исследованы долина Зеравшана, истоки этой реки.
Теперь супруги жили в Москве, изучая и систематизируя полученные ценнейшие материалы.
— Осенью мы собираемся ехать за границу… — сказала Ольга Александровна. — Моему мужу оказалось мало высочайших вершин Тянь-Шаня и Памира, его влекут теперь Альпы…
— Я бывал в Швейцарии и видел Альпы, — заметил Саврасов, — и даже пытался отобразить их красоту, писал этюды и картины. Не знаю, что у меня из этого получилось. Давно это было… А Альпы действительно стоит посмотреть…
Ольга Александровна была в восторге от туркестанского павильона.
— Знаете, этот Шир-Дор просто восхитителен! Я так хорошо помню тот январский день 1869 года, когда мы въехали в ворота самаркандской крепости… В городе было много наших солдат в белых рубахах и красных замшевых шароварах. В лазарете лежали раненные в боях. Всего лишь восемь месяцев назад наши вступили в Самарканд, и эмир подписал условия договора. Но было еще неспокойно, тревожно. Вокруг крепости рыскали отряды бухарцев…
Туркестанский павильон был построен по точному образцу медресе Шир-Дор, воздвигнутого в Самарканде в XVII веке зодчим Абдулой Джаббаром: минареты, большой узорчатый портал, на котором изображены два льва и убегающие лани. Внутри здания дворик с туземным базаром, лавками, цветами, чучелами животных, и там же манекены в национальных одеждах представляли разные сцены.
В то время Туркестан казался загадочным экзотическим краем. Саврасов мог судить о своеобразии, приметах этой огромной страны лишь по натурным зарисовкам Ольги Федченко: высокие горы, ледники, озера, текущие в долинах реки, безжизненные пески Кызылкума… Но и эти эскизы, сделанные участницей экспедиций, давали представление о туркестанской природе. Саврасов почувствовал очарование далекой древней земли и поэтому принял предложение Ольги Александровны выполнить по ее наброскам акварельные рисунки. К тому же изображенные женой путешественника неприступные, покрытые снегом хребты, скалы, отвесные горные кручи, окруженные горами озера — все это напоминало художнику Альпы, которые были ему хорошо знакомы. Заснеженные вершины Алайского и Заалайского хребтов, это величественное преддверие памирских высей, были не менее прекрасны, чем Швейцарские Альпы.
Вот почему Саврасов работал над заказом своей бывшей ученицы с большим увлечением. Он не следовал досконально строго натурным зарисовкам Ольги Федченко, допускал порой некоторые отступления от оригинала, стремясь создать выразительный, обобщенный художественный образ пейзажа горного Туркестана. И это ему удалось. Великое спокойствие бескрайних степных пространств. Вдали исполинский снеговой хребет. Тишина и умиротворенность природы…
Саврасову не придется снова встретиться со знаменитым путешественником. Алексей Павлович Федченко, сын разорившегося сибирского золотопромышленника, выпускник Московского университета, совершивший выдающиеся географические открытия, погибнет в сентябре 1873 года в Альпах, замерзнет на снегу при внезапно начавшемся буране, совершая восхождение на один из ледников. Но отношения Саврасова с его вдовой не прекратятся. Их творческое и деловое сотрудничество продолжится. Саврасовские рисунки в литографиях войдут в альбом «Виды русского Туркестана», выпущенный в Петербурге в 1875 году. Алексей Кондратьевич выполнит также ряд иллюстраций для книги А. П. Федченко «Путешествие в Туркестан», посвященной продолжавшейся более двух месяцев экспедиции в Кокандское ханство, в страну Алай, к горам Памира. И образ замечательной самоотверженной женщины навсегда сохранится в памяти художника. Ольга Александровна не уступала по силе духа и мужеству своей сестре Наталье Армфельд, будущей народоволке, которая погибнет от чахотки в 1887 году в Якутии, на каторге на Каре.
Серия туркестанских рисунков — лишь небольшая часть того, что было сделано Саврасовым в юбилейный год Петра Первого. Всю весну он много писал. Осуществил задуманное — закончил один из лучших своих городских пейзажей «Сухарева башня». Картина эта близка «Грачам». В ней тоже поэзия обыденной повседневной жизни; деревянные домишки, забор, деревья, а сама башня возвышается в некотором отдалении. И светлые пленэрные краски. В пейзаже не только передано волшебство русской зимы, в нем есть некая странность, возникающая от сочетания иноземного на вид, готического здания с высокой остроконечной башней и типично русских, деревянных домов. Закатное желтое небо занимает почти половину картины, а в небе — летящие стаи ворон.
Той же ранней весной появился в мастерской Саврасова этюд «Ивы у пруда» — цыплячий пух распустившихся на деревьях сережек, пасущееся на зеленом лугу стадо, почти ощутимая в пейзаже чистота и прозрачность весеннего воздуха.
А летом Алексей Кондратьевич простится с женой, расцелует своих дочек Веру и Женни и отправится с этюдником на Волгу, на этот раз под Казань, где находились села волжских болгар. Он напишет картину «Село Болгары. Руины Малого минарета и Белой палаты» и другие работы. По-прежнему его увлекает интересная художественная задача: показать исторические, архитектурные памятники в единстве с живой природой, совместить прошлое с настоящим.
Младший преподаватель училища живописи, ваяния и зодчества продолжал создавать картины, которым предстоит украсить многие музеи страны. Творческий подъем, получивший свое высшее выражение в «Грачах», не пошел на спад. Это были счастливые годы художника, пора смелых дерзаний и удач.
В 1873 году Саврасов написал небольшой пейзаж «Весна. Вид на Кремль». Снова его привлек кремлевский ансамбль. По Москве-реке, за Каменным мостом, плывут льдины, плывут в сторону Кремля. Сколько раз наблюдал он ледоход на московской реке! И когда встретился впервые, познакомился с Сашей Воробьевым у проломных ворот Китай-города, тоже была весна и был ледоход, потемневшие льдины, шурша и сталкиваясь, шли и шли нескончаемой ратью, уносимые мутным полноводным потоком, и сколько раз после этого он наблюдал ту же незабываемую картину… Саврасов остался верен себе и, объединив в своем пейзаже торжественно-поэтическое и будничное, изобразил берег с забором, ветхим сараем, голыми кустами. Но эта нарочитая прозаичность повседневности нисколько не снижала, а, наоборот, лишь подчеркивала, усиливала яркую праздничность солнечного апрельского дня. Золотистый колорит картины придавал ей неповторимое очарование.
В том же году художник создал свой «Проселок», картину не менее замечательную, чем «Грачи». Однако о ней узнали лишь двадцать лет спустя после того, как она была написана. Саврасов (непостижимо, но факт!) не послал ее на очередную Передвижную выставку, а сразу подарил пейзаж своему другу Иллариону Михайловичу Прянишникову. Лишь в 1893 году «Проселок» появился на выставке произведений из частных коллекций, вызвав и удивление и восхищение. Удивление по поводу того, что такое оригинальное полотно столько лет оставалось неизвестным. Восхищение — новизной этой работы, смелостью и мастерством художника. В журнале «Артист» был напечатан тогда запоздалый отзыв: «…В первый раз мы видим… прекрасный эскиз г. Саврасова «Проселок», написанный в лучшую пору его художественного расцвета. Воздух с густыми массами облаков, расходящихся после ливня на солнечном небе и отражающихся в широких лужах проселка, представляет образец чуть ли не высшей точки в силе поэтической трактовки воздуха у г. Саврасова…»