Камю А. Человек бунтующий//Философия. Политика. Искусство. М., 1990.
Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе//Феноменоло-гия. Герменевтика. Философия языка. М., 1995.
Мальро А. Голоса безмолвия//Писатели Франции о литературе. М., 1978.
Ман де П. Борьба с теорией//Новое литературное обозрение. 1997. № 23.
Маньковская Н.Б. «Париж со змеями»: Введение в эстетику постмодернизма. М., 1995.
Новиков А. Мифотворческая концепция искусства в интуитивистской эстетике А.Бергсона//Проблемы художественного творчества. М., 1975.
Парадигмы философствования. СПб., 1995.
Прозерский В.В. Позитивизм и эстетика. Л., 1983.
Сартр Ж. П. Что такое литература?//3арубежная эстетика и теория литературы XIX-XX вв. М., 1987.
Сартр Ж.П. Экзистенциализм — это гуманизм//Сумерки богов. М., 1990.
Семиотика и искусствометрия. М., 1972.
Семиотика и художественное творчество. М., 1978.
Структурализм: за и против. М., 1974.
Хайдеггер М. Исток художественного творения//3арубежная эстетика и теория литературы XIX—XX вв. М., 1987.
Чередниченко Т. В. Тенденции современной западной музыкальной эстетики. М., 1989.
Эко У. Заметки на полях «Имени розы»//Иностранная литература. 1988. № 10.
Ю.М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М., 1994.
Юровская Э.П. Эстетика в борьбе идей: Две тенденции в развитии французской буржуазной эстетики XX века. Л., 1981.
Примечания к главе 34 :
166. Bergson H. Les deux sources de la morale et de la religion. Paris, 1932. P. 225.
167. Malraux A. Les voix du silence. Paris, 1953. P. 279.
168. Сартр Ж.П. Экзистенциализм — это гуманизм//Сумерки богов. М, 1990. С. 344.
169. Юровская Э.П. Философия—творчество—жизнь//Сартр Ж.П. Философские пьесы. М., 1996. С. 353.
170. Камю А. Миф о Сизифе: Эссе об абсурде//Сумерки богов. С. 288—289.
171. Барт Р. Введение в структурный анализ повествовательных текстов//3арубежная эстетика и теория литературы XIX—XX вв. М., 1987. С. 388,
172. Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996. С. 4.
ГЛАВА 35. ПУТИ ИСКУССТВА В КУЛЬТУРЕ XX ВЕКА
Отрицание традиций предшествующего искусства, углубление форм художественной опосредованности в искусстве модернизма. Влияние картины мира XX в. на становление нового типа художественного видения. Изменение критериев художественности и проблема художественного контакта. Дискуссии о качестве образного строя искусства и критика катартической природы художественного творчества. Антиутопичность постмодернизма. Ирония, игровое начало, цитатность, культ аутентичности в искусстве постмодернизма.
Большинство исследователей, выстраивавших траектории художественных циклов в истории европейской культуры, помещали искусство XX в., с теми или иными оговорками, в точку замерзания, деструкции, кризиса. Об исчерпанности смыслов искусства в нынешнем столетии, искусственности художественного творчества, недостатке его внутренней судьбы писали О. Шпенглер, Н.А. Бердяев, Т. Адорно.
По-иному об искусстве XX столетия размышлял X. Ортега-и-Гас-сет: творчество таких авторов, как К. Дебюсси, А. Шенберг, П. Пикассо, В. Кандинский, К. Малевич, испанский теоретик связывал с возрастом молодой культуры. Несмотря на противоречия и парадоксы, в которых нет недостатка на любых витках истории, он оценивал это время как время энергичных поисков, новаторских экспериментов, рождения новой души культуры.
Столь противоречивые оценки сходятся в одном — XX в. действительно знаменует собой существенный перелом в истории человека и формах его культурной деятельности. Выстраивать ландшафт художественного творчества нынешнего столетия чрезвычайно трудно: еще нет временной дистанции, позволяющей отделить случайное от необходимого, выявить устойчивые и перспективные образования. Соглашаясь с тем, что уже начало XX в. обозначило важный водораздел в развитии художественного сознания человечества, мы фиксируем не просто границу в смене картин мира, а некий глобальный разрыв с предшествующими тенденциями искусства. Это не означает, что речь идет о рождении в начале века нового всеобъемлющего стиля, о становлении новых приемов художественной выразительности, ведущих к сложению устойчивых и общезначимых художественных форм. Напротив, мы являемся свидетелями мозаичных, не укладывающихся в единую формулу художественных поисков.
Нельзя, однако, забывать, что уже и XIX в. предстал в панораме, не сводящейся к единой формуле художественных поисков. Тем не менее художественные процессы XIX столетия можно так или иначе тфференцировать, выделять хотя и краткие, но вполне определенные периоды доминантного развития реализма, натурализма, импрессионизма, символизма. Принципиальное отличие художественных процессов XX в. состоит в том, что разнородные художественные течения развиваются не последовательно, а параллельно и при этом воспринимаются как равноправные. Все их многоголосие создает стереоскопический, всеобъемлющий собирательный портрет человека XX в.
Кардинальная смена художественного видения происходит в начале XX столетия: именно этот период в России, Франции, Германии, Англии отмечен возникновением таких художественных эмбрионов, которые в середине и второй половине века дали жизнь целым направлениям в искусстве. На протяжении XIX столетия все взрывающие вихри и нововведения в искусстве как угодно растягивали и трансформировали отношения между образами действительности и образами искусства, однако само по себе это отношение не уничтожалось. И символизм, и импрессионизм, и натурализм так или иначе старались извлекать художественные смыслы на основе разной , степени взаимодействия с реальностью, последняя же продолжала мыслиться порождающей пуповиной художественного творчества. Все богатство художественных смыслов художник, писатель, драматург, композитор до начала XX в., безусловно, генерировал через разные формы соотнесенности языка своего искусства с предметностью и событийностью окружающего мира.
Многие размышлявшие над природой художественной выразительности в этой связи подчеркивали значение реальности как материнского лона художественных смыслов. «Реализм, — писал Б. Пастернак, — не есть нечто такое, что может пониматься как направление, реализм — это сама природа искусства, ее сторожевой пес, который не дает уклониться от следа, проложенного ариадниной нитью». Здесь подчеркивается идея о том, что отношения между искусством и действительностью могут как угодно меняться и трансформироваться, но они не должны обрываться, ибо в самом их существовании заключена жизненно важная основа для любой художественной речи.
Расставание с предметностью реального мира, новые принципы его художественного обобщения и структурирования в живописи, литературе, театре потребовали максимальной мобилизации внутренних ресурсов искусства, чтобы через незнакомую фигуратив-ность П. Филонова, В. Кандинского, П. Пикассо, язык М. Пруста, А. Шенберга, Д. Джойса выразить «подземный гул эпохи», узнаваемые человеком духовные состояния. Принципиально новое качество искусства начала XX в. диктовалось далеко не только беспокойной и экспериментирующей волей художника, но и вполне объективными обстоятельствами.
Разрушение старой картины мира проявилось во всех областях культуры: сошлемся на опыты по расщеплению ядра, возникновение теории относительности, развитие психоанализа, интерес к бессознательной сфере человека, — все эти реалии задавали совершенно иной уровень и масштаб воображению эпохи. Возникает новое чувство жизни, новое чувство времени, приводящее к рождению нового качества интеллекта. Весь узел проблем, с особой силой потрясших традиционные устои в культуре и искусстве начала столетия, можно определить как кризис веры в рациональное устройство мира. Смелые новации и эксперименты завершили своего рода глобальный цикл, развивавшийся в европейской культуре с начала Нового времени. Последовательная де-сакрализация тайного, невидимого, неизвестного, происходившая под знаком торжества научного знания, привела в XVIII и XIX вв. к утверждению авторитета рациональности в биологии, физике, медицине, существенно изменила жизнь человека. «Рациональное недоверие к рациональному» как принцип общественной и культурной жизни сметал любые авторитеты, постоянно корректировал найденное, утверждал расширяющую горизонты мира динамику как единственный закон бытия. Последовательная разведка нового в конце концов привела к одновременным открытиям в разных областях знания, выбивших из-под ног человека привычную почву и поставивших под сомнение сам принцип рациональности, с которым он пускался в путь. Новая картина мира не вооружила, а разоружила человека, резко усилив в его представлении долю нерациональных факторов, правящих миром и лежащих в основе существующего.