- Что ты чувствуешь сейчас? - спросила ее Оля.

- В каком смысле?

- Да как бы тебе объяснить? - замялась Оля. - Ну вот, когда влюбляется человек, ну, девушка, что она чувствует?

- Ты это у меня спрашиваешь?

- Конечно. А то у кого ж?

- Ты что решила, что я влюблена?

- Я не решила, а решил твой вид, твое поведение. И об этом все уже знают, а ты хочешь скрыть чувство от меня и своих подруг. Ты лучше расскажи, что это такое?

- Знаешь, Оленька, - начала задушевным голосом Полина. - Это состояние трудно объяснить словами. Это надо почувствовать самой, своим сердцем.

Она замолчала, думая, как рассказать подруге, чтобы ей было понятно, но нужные слова не находила.

Оля терпеливо ждала, наблюдая за лицом подруги, которое прямо на глазах преображалось: то озарялось, каким-то внутренним сиянием, то блекло. Оля, глядя на подругу, поняла, что сейчас, где-то там, в глубине ее, что-то творилось, создавалось новое, еще в полной мере неизведанное ею.

- Трудно объяснить, - повторила Полина, уставившись немигающим взглядом в потолок.

- А ты своими словами, что чувствуешь, то и говори, - просила Оля.

- Чувствую я себя в приподнятом настроении, - снова начала Полина, - это настроение сопровождает меня всюду, где бы я не была, чтобы не делала. - Оно не проходит даже при смертельной усталости, оно не покидает меня и во сне. Все отрицательные жизненные моменты не интересуют меня, главное у меня то, что есть человек, которого я всем сердцем люблю всей душой, стремлюсь к нему и живу надеждой на хорошее будущее с ним. Я сейчас не думаю ни о доме, ни о родных, ни о трудностях, связанных с войной, а только о нем, о нашей встрече, о своих отношениях к нему сейчас и будущем.

Одним словом, я живу сейчас мечтою и чувствую себя очень счастливой. Он всецело завладел моей душой, не оставив для других там места. У меня к нему пробудилось такое желание, которого я раньше не испытывала: мне хочется что-то ему приятное сделать, чтобы он ни в чем не нуждался, я готова в любую минуту броситься ему на помощь; одним словом, у меня появилось желание заботиться о нем. Такого явления у меня не наблюдалось. Конечно, была потребность заботиться о матери, отце, младших сестрах и брате, близких людях, как, например, о тебе, Дусе, Моте, но не так, не с таким чувством. Какая-то необъяснимая сила постоянно тянет к нему, так бы и сидела все время возле него, делилась с ним всем, что у меня есть, и еще многое другое. Вот, дорогая Оленька, что я чувствую, а что в сердце - словами не расскажешь.

- С одной стороны, я думаю, ты счастлива, что чувствуешь в себе такую жизненную силу, - сказала Оля, выслушав Полину,- а с другой, - все отдать кому-то и ничего не взять для себя по крайней мере нелепо.

- Вот это и есть любовь без взаимности, - пояснила Полина подруге. - Я думаю так, если такие чувства есть и у него, то это и есть взаимная любовь. И эта любовь настоящая и она счастлива для обоих.

- А у него как же, Поль? - тихо спросила Оля, нагибаясь ближе к подруге.

- Откуда ж я знаю, Оль? Да мне и неважно знать, - несколько секунд помолчав, добавила Полина.

Они в темноте долго еще шептались, доверяя свои тайные мысли друг другу.

- Не пора вам, полуночницы, спать, завтра не подниметесь! - вдруг отозвалась Дуся. – Сами не спите и другим не даете.

- Да мы совсем тихонько, - оправдываясь, произнесла шепотом Оля.

- Как ни тихо, а спать не даете.

- Ну хорошо, будем спать, - согласилась Оля и, вздохнув, повернулась на другой бок.

Но взбудораженные такой серьезной темой разговора, как любовь, они долго еще не могли уснуть, ворочаясь с бока на бок и вздыхая.

У каждой мысли бежали быстро, не останавливаясь, не выделяя чего-то главного и в то же время второстепенного, потому что еще не испытали сами и не знали, что их тянула в жизненный водоворот сама природа, которая без всякого сожаления бросает молодежь в жестокую борьбу за жизнь, за сохранение человеческого рода. На их долю выпало тяжелое военное и послевоенное время. И они, втихомолку кляня свою судьбу, старались на людях быть гордыми и несгибающимися и все ждали, ждали лучшего, на что-то надеялись, но одного они не знали, да и другие поколения не узнают, что их ожидает впереди и как себя вести в данную минуту, в данный день. Им было по восемнадцать лет, время настоящей молодости. Кто из нас в такие годы не мечтал держать в объятьях своего любимого или любимую! Разница лишь в том, что у многих из них мечта так и осталась мечтой на всю оставшуюся жизнь.

Полина хотела уснуть, но сон, уже который раз не морил ее, как в прошлые годы; бессонница, вцепившись в ее мозг, с вечера терзала свою жертву почти до утра, то чуть отпуская, то вновь захватывала в свои сети.

Она как следует не познакомилась с Сашей, а уже перед нею встала уйма неразрешимых вопросов. Она думала, как встретиться с ним, когда, как держаться с ним наедине. Как будет расставаться, и много, прямо скажем, ненужных вопросов, которые возбуждали мозг и не давали спать. "Интересно, спит ли он сейчас или думает обо мне так же, как и я. О, мамочка родная, когда же, наконец, наступит рассвет!" - думала она, ворочаясь на своем тоненьком, с перетертой соломой матраце.

На этот раз время для нее двигалось очень медленно, черепашьим шагом, но к утру она все же, выбившись из сил, незаметно уснула.

18

На второй день, не давши как следует отдохнуть, их отряд перебросили на помощь роте старшего лейтенанта Агафонова: эта рота уже проводила верхний настил дороги и упиралась в их участок. Женщины как-то уже привыкли к местности своего участка и остались довольны таким поворотом дела, а Полина довольна вдвойне, так как работать придется вместе с Сашей.

Половину отряда поставили на разгрузку и укладку шпал, остальные разгружали гравий и засыпали его между шпалами.

Освободившихся от этой работы солдат поставили под разгрузку, подноску и укладку рельсов. Старший лейтенант, усмехаясь, провел инструктаж женщинам и сам их расставил по объектам работ.

Работа заметно стала продвигаться вперед. Туг же недалеко вертелся лейтенант, Полина несколько раз встречалась с ним взглядом, но поговорить наедине так и не пришлось.

Многие солдаты, особенно те, которые были на вечере танцев, встретив девчат, вели себя как старые знакомые, стараясь показать себя перед ними с самой что ни на есть хорошей стороны: один советовал, как надо сбрасывать гравий, чтобы не так устать, другой - как лучше и сноровистее браться за шпалу, третий - как надо рассыпать гравий между шпал, хотя только что об этом уже рассказывал старший лейтенант. И работа пошла быстрее, не только из-за того, что количество людей увеличилось, а потому, что солдаты не хотели опозориться перед женщинами, а женщины перед солдатами, то есть началось среди них тайное, никем не объявленное, но набиравшее силу с каждым часом соревнование.

- Эй, девчонки, на шпалах! - кричал какой-нибудь остряк. - Не надорвитесь! А то после войны потребуется много детей, а рожать будет некому, все из строя заранее выйдете.

- За нас, солдатик, не волнуйся, мы не парниковые! - кричали ему в ответ. - Ты присматривай, за собой, чтобы невзначай грыжи не нажил преждевременно. Девчонки враз забракуют, когда вернешься домой. Ха-ха-ха!

- Во, Степа, дают тебе по мозгам! - поддел его рядом работающий пожилой солдат. - Это тебе не байки рассказывать салагам. Враз на место поставят.

- Ничего, дядя Петро, выдержим! - И он опять занял девчат, - После такой работы, вряд ли у вас что получится!

- Получится. Вот только подкормить маленько б надо, отощали мы, - кричала уже в ответ другая. - И тогда приходи.

Остальные солдаты, придерживаясь серьезности, работали молча и, слушая диалог Степана с женщинами, только усмехались.

Они понимали, что пользы от этой переклички с женщинами никакой нет, только горло надорвешь, а к голосу Степана и женщин все же прислушивались, эти голоса вносили разнообразие в их монотонную жизнь, и это их забавляло.