Возможно, во многом благодаря этому расчету и продуманной тактике сторонников дарвинизма, "теория видов" смогла выдержать первый, самый жесткий натиск. Затем "война" между двумя лагерями приняла затяжной оппозиционный характер. Ни одна из сторон не желала, разумеется, отступать и признавать свое поражение. И все-таки Дарвин, использовав поначалу в качестве защиты нападение, уберег свое учение от молниеносной кончины. Ведь замахнувшись на основы мироздания, он не мог ее исключать. В двадцатых годах текущего столетия в США даже состоялся так называемый "обезьяний процесс", в законодательном порядке запретивший где бы то ни было поднимать вопрос о происхождении человека от обезьян, а американским учебным заведениям было предписано исключить из практики преподавания даже беглое ознакомление учащихся с основами дарвинизма.
В научных кругах Дарвину особенно здорово досталось от английского физика Уильяма Томсона (лорда Кельвина), одного из основоположников термодинамики. Высокообразованный и всегда отличавшийся прогрессивными демократическими взглядами этот человек выступил с резчайшим опровержением теории эволюции жизни. Он же, кстати, не признал потом и такие основополагающие научные воззрения, как электромагнитную теорию света и явление радиоактивности.
Причем разнос лордом Кельвиным выкладок Дарвина сопровождался такой весомой аргументацией, на которую автор по существу не мог найти никаких возражений. Одним из "убийственных" доводов Томсона несостоятельности открытия Дарвина было то, что его теория не находит экспериментального подтверждения, и потому идея, лежащая в ее основе, остается только гипотезой^ а не законом, который требует практического обоснования. Как же проверить правильность дарвиновских выводов? Если исключается первый путь — опыт, остается второй — математический расчет. Томсон такие расчеты сделал. Он вычислил, какое количество солнечной энергии, если брать всю историю эволюции — от появления простейших организмов до человека, — должно было бы "уйти" на весь этот длительный процесс. И получилось, что энергии Солнца просто бы на него не хватило. Эти расчеты не единожды проверялись и перепроверялись, и никакой погрешности в них не обнаруживалось.
Дарвин четкой аргументацией Томсона был положен "на обе лопатки". Но к удивлению научного окружения он выдержал и этот "смертельный" удар. Собрав силы, Дарвин подготовил второе издание своей нашумевшей книги, внеся в нее серьезные коррективы, а саму идею стал отстаивать с еще большим пылом! А что же Томсон? Оказался неправ? Представьте себе, что да. Правда, потребовалось еще лет десять, чтобы это выяснить окончательно. Ошибка Томсона состояла в том, что он рассчитывал энергию Солнца, исходя из неверного посыла о его "калорийном топливном" составе. Ведь тогда еще ничего не было известно о происходящих на Солнце интенсивных ядерных процессах. Точно также потерпели, кстати, фиаско и другие утверждения Томсона. Например, о неизбежности "тепловой" смерти Вселенной, опирающуюся на открытый им, независимо от Р. Клаузиуса, второй закон термоэлектродинамики. Вот так подвела главного "ревизора" дарвиновского учения "королева наук" — математика, показав, "что не все могут и короли" в этом относительном мире меняющихся научных воззрений.
Этот случай заставил задуматься: как же тогда судить о близости любой новой идеи к истине, если ни расчеты, ни экспериментальный путь проверки не дают объективной картины? Верить исследователям на слово или отправлять "недоказуемые" теории на архивные полки, уповая лишь на единственного судью — время? Сошлись на втором. Потому, наверное, судьба всех преждевременных открытий и обещала быть самой незавидной.
Но про дарвиновское учение этого сказать нельзя. Шаг за шагом дарвинизм отвоевывал в науке свое пространство, теория, наживая врагов, обрастала и сторонниками. Защищая ее, особенно усердствовал верный ученик Дарвина Томас Генри Гексли, известный всем как заядлый и рьяный спорщик. В ходе его научной полемики то и дело возникали разные забавные ситуации. Гексли так "заводился", что его не мог порой остановить даже сам учитель. Однажды, когда очередной спор зашел в тупик и противная сторона предложила прекратить его из-за полной несовместимости взглядов и заранее известных ответов "дарвинистов", Гексли, воскликнув, — вот и не угадали! — встал посреди аудитории на четвереньки и изобразил соперникам "козу".
Другой горячий сторонник и друг Дарвина Климент Аркадьевич Тимирязев, пытаясь "пришпорить" чуть ли не разодравшихся между собой немецких биологов, наводнивших своими конфликтами всю последнюю четверть прошлого века, на одной из таких полемических битв иронично заметил: "Вот еще одно яркое подтверждение эволюционной теории! Видимо, в Германии развелось слишком много ученых людей, что им приходится вести яростную борьбу за существование". Борьба за существование… Тимирязев, между прочим, бросив свою реплику, попал не в бровь, а в глаз. И не только относительно дарвиновского учения, угодившего в эпицентр этой борьбы.
Становление любой неожиданной теории происходит в науке крайне тяжело. Причем вопрос ставится чисто по-гамлетовски: быть или не быть? И решается зачастую также — ядом и самоубийствами. Во всяком случае вседозволенность и распущенность царят в научной борьбе ничуть не меньше, чем в шекспировских трагедиях. Хотя отдельные ученые предпочитают вести диалог корректно, используя цивилизованные методы. Об отношении к себе Дарвин писал: "Должен заметить, что мои критики почти всегда обращались со мной честно, если оставить в стороне тех, которые не обладали научными знаниями, ибо о них и не стоит говорить".
Но всегда ли сам Дарвин поступал со своими научными оппонентами порядочно? Соблюдал ли такую же честность, какую требовал от других? Увы, его моральные принципы тоже оставляли желать лучшего. В своих работах, например, он настойчиво "забывал" упоминать имя и ссылаться на труды своего замечательного предшественника Р. Чемберса. А порой и просто низвергал его, заявляя, что "подобное цитирование может нанести урон моей теории в глазах именно тех людей, именем которых я дорожу"!
Намеренно и лукаво обходил Дарвин вниманием и другого именитого французского естествоиспытателя Жана Батиста Ламарка, создавшего до него свое учение об эволюции живой природы. О работах Ламарка Дарвин был прекрасно осведомлен, но питал к ним не то "черную зависть", не то просто недооценивал их, называя ламаркизм "сущим вздором". Сомневаетесь? Тогда перелистайте дарвиновские "Избранные письма", которые вышли на русском языке в 1950 году. На страницах 37 и 88 вы найдете на сей счет самые его "негативные" высказывания, хотя в своем "Происхождении видов" Дарвин опирался как раз на идеи этих ученых, от которых потом по понятным соображениям предпочел отречься. Не было, видите ли, в упоминании их работ насущной необходимости! Вообще говоря, молвить доброе словечко в чей-нибудь адрес "эволюционист" с мировым именем не спешил, и только в 1860 году, когда его труд издали американцы, решился дать очень скромные сведения о своих предшественниках.
Некрасиво обошелся он в свое время и с Жоржом Кювье, без исследовательского "досье" которого вряд ли бы продвинулся дальше. Совокупностью всех своих научных изысканий Кювье показал, что многообразие живых организмов есть результат длительного эволюционного процесса их развития от низших форм до высших. Самому Кювье это было ясно как пить дать, поскольку он лично по останкам древних животных не раз полностью восстанавливал их прежний облик. Причем с такой точностью, что по их виду можно было судить о населявшей Землю разнообразной фауне в определенные этапы ее существования и "реставрировать" историю их эволюционного преображения. По сути труды Кювье были совсем близки к дарвиновским положениям, но он до них не добрался только потому, что пребывал в плену метафизических взглядов. Они-то и увели Кювье в сторону от истины. Чтобы хоть как-то обосновать состоятельность собственных палеонтологических изысканий, он выдвинул ошибочную "теорию катастроф" (насколько ошибочную, трудно судить и в наши дни, поскольку она и сегодня находит немало сторонников). Согласно этой теории разнообразие видов и их эволюционирование объяснялось чередующимися стихийными бедствиями, которые периодически нарушали покой нашей планеты.