Германцы получили в русской прессе не более лестные отзывы, обвиненные в предательстве дружбы, столь долго поддерживаемой с ними Александром II. Генерал Скобелев, один из героев покорения Средней Азии, не уставал повторять: «Наш враг — это Германия. Война с ней неизбежна».

Только либералы подвергли итоги войны и условия мирного договора серьезному анализу и пришли к выводу, что ограничения, наложенные на Россию европейскими державами, были незначительны в сравнении с завоеваниями.

Однако Александр И, поддержавший представителей русской делегации на конгрессе, придерживался гораздо более реалистичного взгляда. Он полагал, что России удалось извлечь из своей победы все, на что можно было надеяться. Один из российских дипломатов отмечал: «Не сочли ли бы мы безумцем того, кто еще два года назад предрек бы столь блестящий результат?»

Милютин разделял этот взгляд и отмечал в своем дневнике, что в восточном вопросе после войны и заключения мирного договора был достигнут значительный прогресс. Он не сомневался в том, что статус Болгарии, даже разделенной и не обладающей всей полнотой политических прав, в обозримом будущем приведет к ее объединению. Бисмарк подтверждал это суждение, указывая на то, с какими преимуществами Россия вышла из войны. Россия, и канцлер имел основания это утверждать, вышла победительницей после конгресса, на котором европейские государства поставили задачу свести на нет результаты ее побед. Парижский договор отныне не заслуживал ничего, кроме как быть забытым, русская армия вернула себе былое величие, а Российская империя в эти годы расширила свои границы как в южном, так и в восточном направлении.

Русской дипломатии, которая в конечном счете проявила себя с сильной стороны в единоличном противостоянии мощной коалиции держав, тем не менее требовалось обновление. Горчаков больше не правил бал. Возраст, болезнь, желание перемен, проявляемое императором, — все это привело к его отставке. Однако Александр собирался отстранить его от дел мягко и элегантно. Горчаков удалился из столицы, взял бессрочный отпуск, отправился в путешествие за границу, и с 1879 г. его обязанности временно перешли к его помощнику, Н. К. Гирсу[116], который с 1875 г. возглавлял Азиатский департамент Министерства иностранных дел. В 1882 г. Александр III назначил его министром иностранных дел.

Игнатьев, игравший важную роль на протяжении всего балканского кризиса и чьи суждения относительно выбора союзников и той или иной стратегии оказались верными, долгое время рассматривался в качестве кандидатуры на место Горчакова. Однако различные комбинации, предшествовавшие заключению мира, когда двойной статус Болгарии явился свидетельством провала личной стратегии Игнатьева, стали причиной того, что он не вошел в число русских делегатов в Берлине. И вместо того, чтобы встать на место Горчакова, Игнатьев в 1881 г. стал министром внутренних дел.

Шувалову же, бывшему третьим лицом, обеспечившим в ходе непростого поединка России почетный мир, чьи усилия удостоились высокой оценки в Берлине, выпала роль расплачиваться за очевидные стороны дипломатического поражения: с целью успокоения славянофильской общественности он был сначала освобожден от должности русского посла в Лондоне, а затем и вся его карьера пошла на спад. По окончании Берлинского конгресса Александр II желал расплатиться по счетам, а для этого ему нужен был козел отпущения. Но вместе с тем ему требовалось обновить состав высшего дипломатического корпуса, чтобы выработать соответствующую новым условиям политику. Ища средства к обновлению своей внешней политики, он и не представлял, как мало времени оставалось в его распоряжении.

«Не доверяться больше нашим берлинским друзьям»

Во время русско-германских переговоров, предшествовавших Берлинскому конгрессу, Милютин отметил: «Мы больше не должны рассчитывать на наших друзей». Перед тем как отойти на второй план, Горчаков, всегда отстаивавший «Союз трех императоров», написал Александру II: «Рассчитывать на этот союз — чистая иллюзия».

Освобождению от иллюзий способствовало откровенно враждебное отношение к России со стороны представителей европейских держав, в задачу которых входило установление границ, определенных по Берлинскому трактату. Русские делегаты жаловались на оскорбительное, с их точки зрения, поведение иностранцев, особенно германских подданных. К этому прибавлялось живое недовольство, которое вызывала в Петербурге протекционистская политика Германии (таможенные тарифы и ограничение импорта), проводимая Бисмарком в 1879 г. и сильно бившая по российским интересам. Страдала российская экономика, а общество негодовало по поводу настоящей «таможенной войны», в которой оно усматривало желание германской стороны расплатиться с Россией за успехи, одержанные ею в Берлине. Непопулярность Бисмарка достигла тогда своего апогея, а славянофильская печать критиковала союз с Германией или то, что от него осталось, полагая, что России следовало повернуться в сторону более надежных друзей. В своем последнем послании, которое уже приводилось выше, Горчаков давал основания полагать, что настал час сменить союзника, вопрос был только в том, на кого следовало ориентироваться.

Здесь Россия оказывалась в тупике. Республиканская Франция, которая всякий раз рассматривалась в качестве противовеса Германии, вызывала недоверие самодержавной России, и, кроме того, ее руководители опасались идти на сближение с Петербургом, боясь тем самым вызвать раздражение Германии. Для России Франция, несмотря на два кратких периода сближения в 1756 и 1801 гг.[117], оставалась противником, на протяжении длительного времени искавшим средства к тому, чтобы не допустить ее участия в европейском концерте. Таким образом, час настоящего сближения еще не настал.

В свою очередь Англия после окончания Русско-турецкой войны более чем когда бы то ни было испытывала враждебность по отношению к России. Для кабинета Сент-Джеймса все шаги, предпринимаемые Россией в направлении Афганистана или тихоокеанского побережья, были неприемлемы. А ведь Россия продвигалась в сторону туркменских оазисов и Памира, и Лондон отрицательно относился к прибытию русского дипломата в Кабул. Хотя Горчаков, а позже временно заменявший его Гире не раз повторяли Дизраэли, что Россия ни коим образом не собирается посягать на Индию, Англия была готова отреагировать на малейшее продвижение русских войск в районы, прилегающие к сфере ее влияния. В силу этих причин русско-английские отношения в конце 1870-х гг. готовы были обернуться скорее войной, нежели союзом.

Таким образом, Россия находилась в изоляции. Ей было нечего ждать от Австрии, которая, усилив свое присутствие в Боснии и Герцеговине, прилагала все усилия к тому, чтобы распространить влияние на Сербию, Болгарию и Румынию, где она подогревала антирусские настроения румын, разъяренных потерей Бессарабии.

Во всех комиссиях, которым было поручено проводить на практике условия Берлинского трактата, германцы, австрийцы и англичане объединялись против русских, воссоздавая союз времен войны, как будто бы трактат не был разработан совместными усилиями. Александр II, не колеблясь, назвал это положение дел «антирусской коалицией, задуманной Бисмарком», однако эта горькая формула, созвучная развязанной прессой кампании против Бисмарка и европейских государств, не давала ответа на главный вопрос: как выйти из изоляции?

Ответ лежал в плоскости традиции и наименьшего сопротивления. Конечно, Германия всегда была ненадежным, а временами и проявлявшим враждебность союзником. Но она являлась крайне важным рынком сбыта для российской сельскохозяйственной продукции и снабжала российскую промышленность машинами. Экономические интересы, фамильные связи и убеждения ближайшего окружения царя — Милютина, Гирса и Шувалова, считавших, что союз с Германией, несмотря на все разочарования, представляет собой единственный подходящий путь выхода России из изоляции, подтолкнули Александра II к тому, чтобы вновь сделать выбор в пользу старого партнера. 3/15 августа 1879 г., после нескольких месяцев протестов и охлаждения русско-германских отношений, Александр II написал своему дяде и предложил ему вновь ступить на путь дружбы. После этого двое императоров встретились на границе, разделявшей их страны, в Александрово, и начали переговоры; они продлятся так долго, что Александр II не будет видеть им конца. Заслуга подведения этих бесконечных обсуждений к завершению принадлежала Гирсу, временно исполнявшему обязанности министра иностранных дел, который достиг этого, употребив терпение и искусно обойдя все ловушки.