Изменить стиль страницы

Я чувствовала беспокойство, оттого что не увидела еще мужа и сына — ожидала, что они встретят нас в аэропорту. Кто-то сказал мне, что мы прилетели в Афганистан. Но я хотела услышать это от мужа. Я прилегла отдохнуть, но не могла заснуть. В голове непрерывной вереницей крутились тревожные мысли.

На следующее утро меня ждал чудесный сюрприз: мой сынок, мой красавец Омар, пришел меня навестить — он терпеливо ждал меня за стенами дворца.

Одетый как афганский пуштун, мой сын был сам на себя не похож. Несмотря на свободный покрой его одежды, я сразу заметила, что он сильно похудел. Дышал он очень тяжело — я тут же вспомнила про его астму. Но решила, что спрошу о проблемах со здоровьем позже, а пока предпочла промолчать. Младшие ребятишки нарушили тишину, они стали смеяться и дразнить брата из-за его забавной одежды.

Когда он улыбнулся своей нежной, робкой улыбкой, я поняла, что передо мной прежний Омар. Но, хотя он не сильно вытянулся, в его лице появились какие-то новые, взрослые черты. Я почувствовала, что месяцы, проведенные с отцом, открыли ему дверь в мир мужчин.

Мой самый добрый сын нежно подхватил мою руку и прижал к губам, потом сказал:

— Здравствуй, мама. Как поживаешь?

— Все хорошо, Омар, — ответила я. — Но лучше всего то, что я опять вижу твое лицо.

Сын несколько раз поцеловал меня сквозь чадру. Я не могла дольше выносить неопределенность и спросила наконец:

— Омар, где мы?

— Мы в Афганистане, мама, это город Джелалабад, недалеко от пакистанской границы.

Значит, это правда. Усама привез нас в Афганистан. Не оставалось ничего другого, как смиренно возблагодарить Господа за то, что мы добрались невредимыми, и за то, что мы опять вместе. Я задала сыну еще два вопроса:

— А как же наши вещи? Их привезут позже?

Омар отвел глаза и, не глядя мне в лицо, произнес:

— Я не знаю.

Я почувствовала укол беспокойства, но больше не стала задавать вопросов. Вскоре я увижу мужа. Надеюсь, он всё мне разъяснит.

Мне совсем не хотелось оставаться во дворце, где жили незнакомые мне женщины и дети. И я спросила Омара:

— Где наш новый дом?

Я полагала, что Усама ждет нас в каком-то красивом месте, где мы теперь будем жить.

Мне показалось, что сын колеблется, прежде чем ответить.

— Вы все поедете со мной в Тора-Бора. Отец ждет нас там.

Я вспомнила это название — Тора-Бора. Муж упоминал его несколько раз, когда рассказывал сыновьям о сражениях на войне — он говорил, что они использовали это место как убежище. Я не понимала, зачем нам туда ехать, но за столько лет совместной жизни с Усамой научилась не задавать вопросов. Муж все объяснит, когда посчитает нужным.

Я доверяла мужу с первых дней нашего брака — он всегда заботился о своей семье. И у меня не было причин полагать, что в этот раз будет как-то по-другому, хоть я и не представляла себе, каково это — жить в горах, так высоко, что можно достать рукой до облаков. Всю свою жизнь я прожила рядом с морем или на равнине.

Остаток дня я молчала и не проронила ни слова. Я беспокоилась за своих младших детей.

На следующее утро Омар приехал за нами с длинным эскортом из маленьких грузовичков. Он сел со мной в одну машину, но по дороге говорил мало. Наш разговор касался только самых обыденных вопросов. Я рассказала ему про братьев и сестер, про то, как мы жили в Хартуме после его отъезда. Но чувствовала: сына что-то тревожит. Мне была непонятна причина его беспокойства, пока моим глазам не открылось то, что он уже давно видел и знал. Меня обрадовало, что Омар так и не спросил про своих обожаемых лошадей. Мне ведь было известно только одно: их бросили в Судане, так же как раньше бросили других в Саудовской Аравии.

Природа Афганистана была еще удивительнее, чем мне ее описывали. Я увидела сказочно красивую землю. Подумала, что с удовольствием изобразила бы на холсте эти потрясающие пейзажи. Но тут же вспомнила: все принадлежности для рисования остались в Хартуме.

Я так устала, что глаза стали закрываться сами собой. Первые месяцы беременности отняли у меня массу сил и энергии, но дорога была ухабистой и уснуть в машине не удавалось. А вот Иман и Ладин вскоре так измучились, что временами начинали дремать.

Вскоре мы стали въезжать на высокую, крутую гору. Грузовик проскальзывал, его то и дело заносило, а ведь мы находились на узкой горной тропке. Боже, мы все погибнем! Я порадовалась тому, что лицо мое закрыто чадрой и никто не увидит отражавшегося на нем страха. Однако Омар заметил мои сцепленные от волнения пальцы.

— Это только в первый раз страшно, мама. У нас самые опытные водители. И никто еще до сих пор не падал вниз.

Сын пытался меня приободрить.

Горы стояли так тесно одна к другой, что казались единым целым. Омар проявил такую чуткость, словно читал мои мысли.

— Ты скоро привыкнешь, — сказал он, прежде чем сообщить мне удивительную новость: оказывается, эту огромную гору подарил моему мужу один человек, которого недавно убили в результате межплеменной вражды. Его звали мулла Нуралла. Я восприняла эту информацию без особого восторга. Мне совсем не хотелось, чтобы мой муж был так тесно связан с этой неприветливой громадиной, находившейся в далеком чужом краю.

В этот момент мы проехали мимо поста охраны. Я увидела людей мужа с большими автоматами. Конечно, они ожидали нашего приезда и пропустили нас беспрепятственно. Когда грузовики остановились, Омар сказал мне слова, потрясшие меня до глубины души:

— Мама, нам придется пройти оставшуюся часть пути пешком.

К счастью, идти пришлось недолго. Но у меня было несколько причин для волнений. Во-первых, я опасалась упасть и навредить своему будущему ребенку. Во-вторых, боялась, что кто-то из малышей оступится и свалится с обрыва. Я оглядывалась назад, на Харийю и Сихам. Они шли за мной следом, и хотя их лица были скрыты под чадрой, я знала, что они тоже переполнены тревогой. Куда, ради всего святого, привез нас муж?

Когда я подняла глаза к небу, то увидела на краю горной гряды высокую фигуру Усамы. Его люди сообщили о нашем приезде, и он внимательно наблюдал, как длинная вереница женщин и детей медленно взбирается в гору. Он стоял на каком-то ровном уступе, и я подумала, уж не приказал ли он своим людям вырубить его в скале. Меня удивило, что у Усамы был необычный спутник. Рядом с мужем стоял высокий пес. Омар сказал мне:

— Это Бобби, моя сторожевая собака. Мулла Нуралла подарил мне его за несколько недель до своей гибели.

Я стала с интересом размышлять об этом человеке, мулле Нуралле. Похоже, он любил делать подарки: сначала гора, потом собака. Арабы уважают людей за щедрость. И этот великодушный человек, позаботившийся о моем муже и сыне, был убит. Я жалела об этом, хоть и была уверена, что он сейчас в раю. Правда, его щедрость обернулась угрозой для меня и моих детей, в отчаянии карабкавшихся сейчас на крутую гору, так милостиво подаренную им моему мужу.

Мы подошли ближе к Усаме. За его спиной я смогла разглядеть несколько обветшавших домиков, сложенных из темно-серого камня, очень похожего по цвету на саму гору. Признаюсь, эти лачуги не вызвали у меня восторга. И хотя на сердце стало тяжело при виде этих ветхих хибар, все же я испытала и проблеск радости оттого, что снова вижу сухощавую фигуру мужа.

Усама поприветствовал каждого члена своей семьи, а затем повел меня внутрь самого большого домика. Омар отправился знакомить братьев со своим длинноногим псом Бобби. Все остальные молча стояли и ждали.

Хижины были построены их камней разного размера, высеченных из скалы и слегка обработанных, чтобы придать им форму блоков. Когда Усама сказал, что это мой новый дом, я просто не поверила ему.

Муж никогда ни за что не извинялся передо мной — просто ставил перед фактом. Так было и в тот день. Он сказал мне, что у меня и моих восьмерых детей будет две комнаты и ванная. В домике имелась гостиная, которая по совместительству служила кухней, и крошечная спальня, в которой стояла деревянная кровать, сделанная специально для меня. А еще там была недавно пристроенная малюсенькая ванная. Никогда в жизни мне не доводилось еще оказаться в столь убогом месте, и я была в таком шоке, что не сказала ни слова и делала вид, словно с интересом рассматриваю все вокруг.