— Прекрати читать, когда я хочу с тобой поговорить.
— Я не знал, что ты хочешь со мной поговорить.
— Можешь не надеяться, что я буду сидеть молча весь вечер.
— Может, так было бы лучше.
— То есть ты боишься, что я скажу что-нибудь неприятное?
— У меня такое чувство, что все к этому идет.
— А может, это ты можешь сказать что-то неприятное.
— Перестань говорить, как избалованный ребенок.
— Хорошо, перестану, если ты перестанешь быть таким грубияном. Я думаю, нам надо все спокойно и серьезно обсудить.
Клайв уставился на нее:
— Что обсудить?
— Наши отношения.
— О господи… Понятия не имею, о чем ты говоришь.
— Ах вот как? Понятия не имеешь?
Клайв внутренне взмолился о терпении.
— Послушай, Фелисити, да что сегодня на тебя нашло?
— Ты, конечно, ни о чем не догадываешься.
У Клайва были кое-какие догадки. Он понимал, что сегодня причиной для ссоры был его отказ взять Фелисити в Ирландию. Потом, скорее всего, она еще не простила его за то, что он не уволил Маргарет Диэринг. И в довершение всего, не позволил ей самой вернуться на постоянную работу в магазин. Но она переходит все границы.
— Наверное, все еще злишься, что я не беру тебя в Ирландию. Я думал, ты будешь благоразумна и поймешь, что деловой человек не может брать жену в деловые поездки.
— А откуда я знаю, что это деловая поездка?
Клайв взглянул на нее из-под нависших бровей. Он редко выходил из себя. Он считал, что это пустая трата нервов. Он никогда не кричал раньше на Фелисити. Но в любой момент мог не выдержать и сорваться.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ну, я знаю для этого только одно слово.
— И с каких пор у тебя возникли подозрения?
Фелисити пожала плечами. Она чувствовала, что ступает по тонкому льду и он уже трещит под ногами. Она решила, что действительно зашла слишком далеко. Но Клайв сам довел ее до этого.
Еще один телефонный звонок на время прервал набирающую обороты ссору. На этот раз, как Фелисити и думала, звонила Линн. Причем она тут же вспомнила, что Линн тоже далеко не весело.
— Фелисити, можно мне приехать к вам на Пасху?
— Дорогая, ну конечно.
— О, слава богу. Я очень надеялась, что вы не будете возражать. Кстати, должна тебя предупредить: мама против.
— Я знаю. Я сегодня заезжала к вам домой. Разве мама тебе об этом не говорила?
— Нет. Но я сегодня ушла из дому рано утром, а звоню тебе из телефонной будки. Мы с мамой, да и с папой тоже, ужасно поругались за завтраком.
Фелисити с горечью подумала, что враждебностью буквально пропитан воздух, которым дышит ее семья. Наверное, звезды расположены так, что счастливые отношения не складываются.
— Ничего, Линн, все обойдется, я уверена.
— А мне наплевать. Я просто уйду из дома.
— Дорогая, не надо так говорить. — Затем тревожно добавила: — А где ты сейчас? Надеюсь, ты не одна?
— Нет, я с Гордоном. Он позволяет мне поплакать ему в жилетку. У меня страшная депрессия.
— Так, вообще или по конкретному поводу? — спросила Фелисити, понимая, что уже знает ответ на этот вопрос. Однако обрадовалась, что Линн по крайней мере не одна, а с юным Гордоном Мейсфилдом. Она не знала, что произошло, почему молодые люди помирились и снова стали встречаться.
Фелисити услышала на другом конце трубки приглушенный вздох.
— Я очень переживаю из-за Ричарда. Недавно встретила его приятеля, во время обеденного перерыва. Он мне сказал, что Ричард уезжает в Канаду. Ты не знаешь, это правда, Фелисити?
Значит, Ричард так и не позвонил Линн.
— В общем, да, насколько мне известно.
— Почему же он мне об этом не сказал?
Фелисити почувствовала, что сердится на него — голос у Линн был очень несчастный.
— Дорогая, он наверняка об этом тебе скажет. Я думаю, он просто сейчас страшно занят.
Снова послышался тихий всхлип, на этот раз почти неприкрытый.
— Я знаю одно, — прерывающимся голосом проговорила Линн, — что мне надо с ним увидеться. Я хотела позвонить ему, но боюсь, разрыдаюсь прямо в трубку. Я… я знаю, в чем проблема. Он пытается тайком уехать, потому что тоже считает, как мама с папой, будто он для меня слишком стар. Но ведь это не важно, если он меня любит. Я уверена, что возраст совершенно не имеет значения.
Сердце Фелисити сжалось от боли за юную девочку. Она понимала, что Линн пытается убедить себя, что дело только в этом, и подумала: как ей самой повезло! Фелисити не страдала в юности от неразделенной любви. Для нее никогда не существовало никакого другого мужчины, кроме Клайва. Она даже не знала, когда труднее перенести эти мучения — когда человек еще молод или когда становится старше? Ей казалось, что у нее и Линн похожие проблемы.
— Мы поговорим, когда ты приедешь к нам на Пасху, хорошо, Линн, дорогая моя?
— А мне точно удобно к вам приехать?
— Ну разумеется. Я буду очень рада.
— А мама говорит… — Линн оборвала себя.
Интересно, что Марсия наговорила? Обычно ее племянница не переспрашивала, да еще с такой тревогой, можно ли ей приехать. Она ведь знала, что они всегда рады ее видеть.
Раздался гудок, и Линн грустно сказала, что у нее больше нет мелочи. Фелисити хотела предложить Линн продолжить разговор, а все расходы перевести на номер Фелисити, но потом решила, что лучше не стоит. А что еще она может сказать Линн, невесело подумала Фелисити. И что скажет ей, когда племянница приедет? Она рассердилась на Ричарда. Не стоило оставлять Линн в неведении все это время. Ему надо было уже давно встретиться с девушкой и откровенно во всем признаться. Хотя Фелисити к нему хорошо относилась, в голове у нее мелькнуло, что он, наверное, трус, когда дело доходит до таких объяснений.
Она вернулась в гостиную, разрываясь между желанием спокойно обдумать отношения с Клайвом и воинственным настроем продолжать битву с того места, где их прервали.
Если бы муж сказал что-нибудь примирительное и ласковое, то, как казалось Фелисити, между ними легко могли бы восстановиться хорошие отношения.
Но вместо этого первые же его слова вывели ее из себя:
— Наверное, тебе нелегко будет сказать Линн, что Ричард поменял предмет своих пристрастий?
Фелисити возмущенно хмыкнула:
— Что это ты хочешь этим сказать?
— Ну, судя по тому, что в последнее время я вижу, мне показалось, это в тебя он влюблен, а не в бедную малышку.
Произнося эти обличительные слова, Клайв понял, что не хотел заходить так далеко. Но сегодня Фелисити вывела его из себя, наверное, потому, что он и сам испытывал некоторое чувство вины за свою двуличность, к которой не пришлось бы прибегать, если бы не абсурдная ревность Фелисити.
— Ну, уж это полная нелепость! — сердито воскликнула она.
— Ну, не знаю, не знаю.
— Ты прекрасно знаешь, что это не так.
— Нет, ничего я не знаю. Но в одном уверен — когда я застал его здесь на днях наедине с тобой, вид у него был очень виноватый, а ты была вся в слезах. Я подумал, эти слезы от новости, что он уезжает в Канаду.
Фелисити с горечью воскликнула:
— Ты хочешь сказать, что все это время так думал?
— А что еще я должен был подумать?
— Может быть, я плакала из-за тебя.
— Ага, причем именно на плече у Ричарда, да? — Клайв недоверчиво покачал головой. — Нет, Фелисити. В этом ты меня не убедишь.
Глаза Фелисити вспыхнули.
— Господи, Клайв, да ты просто не стоишь моих слез. Жаль только, что я поздно это поняла. Тогда я не стала бы столько плакать из-за тебя. Ты черствый, бездушный человек, ты и думаешь-то только о процветании своего магазина — больше тебя ничто не волнует, кроме разве что Маргарет Диэринг!
На этот раз опасный огонь вспыхнул в глазах Клайва.
— Ну при чем, при чем тут Маргарет? Что ты все время ее втягиваешь в наши отношения?
— Потому что уверена — ты в нее влюблен!
— Если будешь продолжать в том же духе, не исключено, что я так и сделаю.