Ознакомившись в предыдущем изложении с общим положением дел, с контрабандой вообще и борьбой против нее Наполеона, мы теперь увидим, как в частности отражалась эта борьба на участи отдельных государств. С каждым параграфом общая картина будет становиться все яснее и яснее.

Глава IX

ЛИЦЕНЦИИ

С 1810 г. Наполеон стал еще чаще допускать выдачу так называемых «лиценций», т. е. личных и не подлежащих передаче или переуступке разрешений определенному лицу привезти из Англии или откуда пожелает в Империю определенное количество тех или иных товаров с обязательством «за то» вывезти из Империи в Англию или куда пожелает на том же корабле определенное (эквивалентное) количество французских товаров, указанных французским правительством: вин, водок, хлеба, шелковых материй и т. п. Вывоз этот должен был споспешествовать процветанию французской торговли и промышленности, а ввоз служил интересам казны, ибо ввозимые этими судами товары должны были платить все-таки французским таможням положенные огромные пошлины, доходившие до 50% ad valorem. В частности, французские мануфактуры могли добыть себе хоть часть нужного им сырья — хлопка, индиго и т. п.

Лиценции допускались еще в 1809 г., но тогда их роль еще не была так заметна, как в 1810–1812 гг. Заметим с самого начала, что когда о лиценциях говорил Наполеон, он старался больше всего настаивать на благом их действии для французской торговли и промышленности; когда о лиценциях говорили его враги или враги континентальной блокады, то они больше всего подчеркивали фискальную сторону дела, стремление правительства получить от лиценций выгоду для казны… И совершенно бесспорно, что фискальная точка зрения (особенно в 1812–1813 гг.) стала играть тут очень существенную роль.

1. Правительство (по собственному заявлению) имело сначала в виду, давая лиценции, способствовать больше всего сбыту вин, водок и хлеба в зерне, а также ввозу во Францию пеньки, железа, стали и медицинских снадобий. Вот в точности первоначальная правительственная мысль; и до ноября 1809 г. было отправлено из всех портов Империи на основании этих лиценций около 150 кораблей[1].

Сам Наполеон в одном письме к Евгению Богарне дал точное определение того, что он понимал под лиценцией: он категорически заявлял, что для кораблей, которым он дает лиценцию, континентальная блокада и все, что с ней связано, перестает существовать[2].

Разумеется, здравый смысл подсказывал, что лиценции являются не только принципиальным отступлением от основ континентальной блокады и «молчаливым признанием» полного владычества Англии на морях, но что и вывоз французских товаров на кораблях, снабженных лиценциями, будет всегда ничтожен сравнительно с английским ввозом во Францию, который будет производиться при помощи этих же кораблей[3].

И сам Наполеон еще в середине 1810 г. колебался, как быть с лиценциями. Учреждая «conseil d’administration du commerce et de manufactures» в июне 1810 г., он прежде всего обратился к этому междуведомственному совещанию с вопросом: оставить ли систему лиценций, или уничтожить ее? Совещание ответило советом не отменять лиценций, ибо при блокаде только контрабандным путем или путем таких исключительных мер, как лиценции, Франция может достать некоторые статьи сырья, которые ей нужны для мануфактур[4].

Лиценции, конечно, были отступлением от принципа континентальной блокады и лазейкой, посредством которой часть контрабандных товаров могла легально проникнуть во Францию. Это отступление от принципа, конечно, стало широко практиковаться и вассалами, и союзниками Наполеона, которые отнюдь не имели основания стремиться быть в этом отношении plus royalistes que le roi. Буррьен в своих записках с негодованием вспоминает, как в Гамбурге (в 1811 г.) маршал Даву чуть было не расстрелял какого-то несчастного отца семейства за провоз контрабандной головы сахару, а, «может быть, в то же время Наполеон подписывал лиценцию для провоза» тысячи таких предметов[5].

Всего дважды Наполеон снизошел до объяснений и оправданий системы лиценций: один раз, когда система еще только развивалась, в начале 1810 г., другой раз, когда она была в полном разгаре, — в начале 1812 г. В первый раз его слушателем был император Александр, во второй раз — сановники совета по управлению торговлей.

В феврале 1810 г. Наполеон почуял необходимость объяснить единственному государю, с которым он считался, свой образ действий относительно выдач лиценций. Он приказал дать инструкцию Коленкуру насчет того, что он должен говорить об этом императору Александру: он, Наполеон, дает лиценции только для вывоза французского хлеба и вина, «но не для ввоза колониальных продуктов»[6]. И то, и другое было весьма далеко от истины, как мы увидим. Но Александр (как, очевидно, предполагал Наполеон) был лишен возможности в Петербурге в разговоре с Коленкуром документально уличить его во лжи.

В Англии случилось подряд четыре неурожая: в 1809, 1810, 1811 и 1812 гг. Откуда же ввезен был в Англию недостающий ей хлеб в 1809 и 1810 гг.? — «Главным образом из Франции и из портов, находящихся под французским владычеством»[7]. И не вина Наполеона, что в 1811 г. эта выгодная для Франции торговля прекратилась: в самой Франции настал неурожай.

В январе 1812 г. Наполеон склонен был думать, что, умело поставив систему лиценций, можно достигнуть нескольких выгод: 1) колониальные товары, в которых Европа так нуждается, будут платить казне Империи и ее союзников огромные пошлины (уже наложенные трианонским декретом); 2) благодаря условиям, на каких выдаются лиценции, французская промышленность получит постоянный и верный сбыт; точно так же получат выгоду и великое герцогство варшавское, которое будет в состоянии сбывать свой хлеб, и другие континентальные страны; 3) оживится благодаря этому совсем павшая торговая жизнь портов и торговля вообще. Вместе с тем ни свеклосахарная промышленность, ни европейские суррогаты индиго не потерпят ущерба, ибо будут дешевле колониальных продуктов, платящих пошлину. Правда, есть одно отрицательное последствие предполагаемой системы: Англия получит тоже выгоду — некоторый сбыт. Но император склонялся к мысли, что выгоды в данном случае большие на стороне Франции, чем Англии, что выгоды первой будут относиться к выгодам второй, «как 3:1»[8].

Чувствуя, очевидно, что если и до сих пор лиценции были явным отступлением от принципа блокады, то теперь, когда они возведены в систему, на это могут посмотреть как на полный отказ от блокады, Наполеон уже наперед полемизирует и доказывает, что предположенный шаг есть лишь завершение, победа после борьбы, ибо трианонский декрет будет продолжать действовать, а англичане, ввозя колониальные товары, вполне этому декрету подчинятся; и что будто бы он, император, с самого начала имел в виду подобный результат[9]: пусть колониальные товары ввозятся, но на французских кораблях, в обмен на французские товары, с уплатой очень высокой пошлины французской казне[10]. А все это и достигается при помощи лиценций.

И все-таки совет по управлению торговлей, слушавший императора, не мог, вероятно, не обратить внимания на одну оброненную им фразу (и именно там, где он вычисляет, что Франции затеваемый план втрое выгоднее, чем Англии[11]: «… ainsi, on fait du bien à l’Angleterre: sans doute; mais on lui fait le bien qu’on ne peut pas empêcher, et l’on en reçoit le triple: ce serait une mauvaise combinaison que de refuser 3 pour 1». Для тех, кто увидел бы в подчеркнутых мной словах признание со стороны Наполеона невозможности провести полностью континентальную блокаду, все остальные его рассуждения должны были показаться констатированием не победы над врагом, а победы врага.