Наполеон принял депутацию благосклонно и кое-что сделал в самом деле: он приказал морскому министру произвести в России закупки и устроить так, чтобы Франция заплатила шелком (Sa Majesté a donné l’ordre à M. le ministre de la marine de faire des achats en Russie et de les combiner de manière à les payer en soieries); он велел, чтобы торжественные костюмы и одеяния всех официальных лиц в администрации и суде Империи были шелковые; он позволил нескольким немецким франкфуртским фирмам (указанным депутацией) ввезти во Францию колониальные товары на вышеуказанных условиях.

Но все эти меры, за которые торговая палата весьма признательна его величеству, могут лишь временно помочь беде, но только мир, желанный и все отдаляющийся мир на самом деле оживит торговлю[27]. Пока английский рынок был закрыт и шла нескончаемая война, всякая попытка оживить торговлю шелком имела паллиативный характер.

Явным отступлением от духа и смысла континентальной блокады было, например, то разрешение франкфуртским купцам ввозить в Лион колониальные товары, о котором только что я упомянул; разрешение было в виде милости дано императором и обусловлено лишь тем, чтобы франкфуртцы всякий раз на соответствующую сумму вывозили из Лиона шелковых материй[28]. Это было распространение на сухопутную торговлю принципа лиценций.

Мы знаем уже, что так как англичане не допускали французских фабрикатов, то сплошь и рядом лиценциаты бросали этот обязательно «вывозимый» ими товар в море. Конечно, то обстоятельство, что шелковые материи бросались в воду владельцами лиценций, породило соответственные явления в шелковой промышленности: лионские и парижские мануфактуры повадились изготовлять специально для продажи владельцам лиценций самый дешевый и заведомо негодный товар, лишь бы он, однако, имел «богатую внешность»; обманутым оказывалось одно только правительство со своим стремлением соблюсти «торговый баланс»; владельцы лиценций по соглашению с продавцами шелка покупали этот товар по половинной цене, а в книгах своих показывали полную цену. И правительство, разузнав об этом, стало уже беспокоиться не о том, что эти материи не ввозятся в Англию, а о том, что, чего доброго, они туда как-нибудь проникнут и опозорят там добрую славу французской шелковой промышленности[29].

К новому 1811 г., даже еще до того, как мог стать известным декабрьский указ Александра I, положение вещей касательно сбыта шелковых товаров представлялось весьма неутешительным: «самый важный рынок — русский» — закрыт. Он закрыт как неслыханным понижением курса рубля, как общим угнетением русских экономических дел из-за блокады, так и разорением Амстердама и Гамбурга (les désastres des places de Hambourg et d’Amsterdam), через посредство которых прежде заключались сделки с русскими купцами. Америка пока подает еще только надежды, заменить Россию она не может. Остаются Германия, Франция и Италия[30]. Но и тут чуть не все упования возлагаются на правительственные заказы, правительственную помощь.

Наполеон мог помочь немедленно лишь громадными казенными заказами. По свидетельству лионских промышленников, заказы на 2 миллиона франков, сделанные по приказу Наполеона в 1810 г., «были источником благоденствия» лионских мануфактур в течение трех лет.

После болезненного общего кризиса в зиму 1810–1811 гг. опять стало несколько легче. Во второй половине 1811 г.: 1) благодаря громадным заказам со стороны двора, 2) благодаря разрешению ввоза из Германии колониальных товаров, 3) больше всего вследствие некоторого временного возобновления морской торговли с Северо-Американскими Штатами дела лионской шелковой промышленности очень поправились. Это — что касается сбыта. А сырьем Лион был достаточно обеспечен: политика Наполеона относительно Италии делала Лион и вообще французские города, как сказано, монополистами при покупке итальянского сырца[31]. Это благоприятное положение держалось с небольшими колебаниями в 1812 г. и с начала 1813 г. стало изменяться к худшему. Страшная война 1813–1814 гг., опустошавшая сначала Среднюю Европу, а потом Францию, тяжко отразилась на лионских торговых делах.

Нашествие 1814 г. и падение Империи нанесли новый, тяжкий удар промышленности Лиона, а благими последствиями крушения континентальной блокады и окончания войны фабриканты еще не успели воспользоваться в 1814 и 1815 гг. и в эпоху Ста дней опять умоляли возвратившегося императора о новых милостях[32].

Общий ход дел в шелковой промышленности во всей Империи характеризуется такими цифрами, которые дает министр мануфактур и торговли:

Но для нас интереснее замечания, которыми сопровождается эта цифровая картина (относящаяся к совокупности тех департаментов Империи, где вообще существует шелковая промышленность). Чем объясняется падение производства во вторую половину 1810 г.? «Прекращением сношений с Соединенными Штатами, утратой рынков сбыта в Греции и на Леванте вследствие войны, запрещением, сделанным в России»[33]. Дальше, в первую половину 1811 г., сбыт продолжает круто сокращаться: «… последствия войны последовательно закрыли все внешние рынки сбыта для шелковых фабрик». Но во вторую половину 1811 г. стали сказываться «отеческие меры помощи фабрикантам, предпринятые правительством», и сбыт несколько поднялся. Позволение ввозить из Германии колониальные товары в обмен на шелковые материи, лиценции и условия, на каких они давались (обязательный вывоз шелковых материй), восстановление торговых сношений с Америкой — все это подняло шелковую промышленность, и если общий итог второй половины 1811 г. хотя значительно лучше, чем в первой половине того же года, но все-таки не в ожидавшейся степени, то только потому, что департаменты Генуэзский и Рерский не пользовались милостями[34], оказанными Лиону и старофранцузским департаментам вообще, и итальянские и немецкие подданные Наполеона, занимающиеся шелковой индустрией, наглядно увидели, что император очень хорошо различает своих подданных по категориям. Наконец, хотя 1812 год открылся при благоприятных предзнаменованиях, судя по результатам первого триместра, но министерство отмечает, что не все обозначенные станки находились в «постоянном действии» и что сбыт в Германию уменьшился[35].

Таково было, или, вернее, таким представлялось императору положение вещей в шелковой промышленности накануне кровопролитных войн 1813–1814 гг., нанесших именно этой отрасли производства новый, весьма тяжкий удар. Правда, даже представляя императору эти цифры, министерство делало обычную оговорку, что здесь посчитаны лишь «главные заведения», но в данном случае, при ничтожном участии деревни в шелковом производстве и при сравнительной сосредоточенности его в определенных городах, эта оговорка не настолько умаляет значение приводимых цифр, как тогда, когда речь идет о шерстяной, хлопчатобумажной и полотняной промышленности.

Что касается до сбыта французских шелковых материй за границей, то, по оптимистическим исчислениям министра Монталиве (в его Exposé 1813 г.), Франция вывозила в среднем (вывод сделан из цифр 1811 и 1812 гг.) шелковых товаров всех сортов ежегодно на 70 115 800 франков, тогда как за последние годы старого режима (1787–1789) она вывозила в среднем этих товаров всего на 30 981 200 франков[36].