Подхорунжий с Сережей стояли за развесистым кустом орешника. Смотрели на едущих. Молчали. Вдруг Сережа с силой схватил Лешека за плечо.

— Хорунжий! Это гитлеровцы… — шепнул он.

Становилось все светлее: восточная сторона неба розовела. Вдали, из-за кромки земли, выплывало солнце. Начинался погожий день. Но лес все еще молчал — даже птицы не щебетали. Тишину прерывали только удары конских копыт, глухо раздававшиеся на лесной дороге.

Вдруг кони громко фыркнули. Очевидно, они испытывали жажду и почуяли воду.

Всадники были близко. Ехали строем. Тот, впереди, очевидно офицер, был с портупеей; он неспокойно и с тревогой оглядывался по сторонам. Двое едущих за ним, казалось, не обращали ни малейшего внимания на окружающее. Они выглядели усталыми, ехали опустив головы, словно спали в седле…

— Хальт! — раздался голос офицера, когда кони поравнялись с лесной сторожкой.

Два всадника резко подняли головы, натянули поводья. Кони почти сразу остановились, вскидывая вверх головы и переставляя на месте ноги.

— Ганс! — Офицер повернул голову и проговорил что-то еще. Один из солдат тяжело соскочил с коня, подал повод товарищу.

Подхорунжий следил за движениями гитлеровца, не спеша идущего к сторожке. Это был мужчина среднего роста, широкоплечий. Он держал наготове автомат, подойдя к окну, заглянул внутрь, после чего ногой толкнул дверь и какую-то минуту подождал…

Кони продолжали фыркать, чуя воду. Офицер с маленькими усиками на молодом продолговатом лице не обращал на них внимания. Он уже успокоился. Наклонившись, похлопывал разогретую шею гнедого. Солдат закурил трубку. На коне он выглядел словно жердь — тонкий, с длинным туловищем.

— Эх, черти! Только бы тот ни о чем не догадался, — шепнул Сережа.

— Скорее всего, нет… Все забрали. А солома, как всюду здесь в избах, — успокаивал подхорунжий. Он был прав, гитлеровец вышел, улыбаясь, помахал рукой, в которой держал фуражку. Сверкнула лысая или остриженная наголо голова.

Остальные соскочили с седел, привязали коней к плетню и вошли во двор.

— Оформим их прежде, чем дойдут до хаты, — шепнул подхорунжий. Сережа кивнул головой.

Однако гитлеровцы не спешили в дом. Лопоча что-то по-своему, они подошли к колодцу, сняли с плеч автоматы и поставили на землю, прислонив их к срубу. Лысый схватился за ручку и, вращая ворот, опускал вниз поржавевшую цепь с деревянным ведром. Колодец был мелкий, всего лишь несколько метров. Вскоре солдат вытащил ведро, наполненное водой.

Офицер воспользовался правом старшего. Широко расставив ноги, обутые в короткие сапоги, он наклонился над ведром, сказав что-то солдатам, громко захохотавшим в ответ. Они стояли, глядя в сторону сторожки, и не видели, что делается у них за спиной.

Подхорунжий кивнул головой. Сережа понял. Держа автоматы наготове, они выскочили из укрытия и очутились тут же, за спиной немцев.

— Хенде хох! — крикнул Сережа.

Смех прервался. Однако солдаты, вместо того чтобы поднять руки, бросились к оружию. Они сами предрешили свою судьбу. Очереди из двух автоматов слились в одну…

Офицер отскочил от колодца и поднял руки. Ведро упало на землю, вода темным пятном разлилась вокруг.

— Жбик, забери у них оружие и документы! — Подхорунжий показал на лежащих. Каждый из них получил по крайней мере по нескольку пуль. На их коричневых мундирах расплывались большие красные пятна…

Алеша обыскивал офицера.

— Что с ним делать? — Подхорунжий посмотрел на Сережу. — С собой его не возьмем…

Советский разведчик улыбнулся, довольный. Хлопнул подхорунжего по плечу.

— О, с этим не будет хлопот. Доведем его до наших. Это ведь офицер.

— Полковник будет доволен, а мы возвратимся не с пустыми руками, — добавил Алеша. — Пожалуйста, вот его полевая сумка. В ней полно документов и карт…

Тем временем Рысь поил коней. Они пили жадно. Между кронами деревьев пробивались первые лучи восходящего солнца. Эхо, разбуженное автоматными очередями, еще какое-то время раздавалось по лесу, а потом замолкло.

Советские разведчики обменялись несколькими фразами. Сережа обратился к подхорунжему:

— Товарищ подхорунжий! Нам пора возвращаться. Мы свое сделали. Дальше вы уже сами… Этот «язык» нашим пригодится. Да и кони словно для вас, по заказу, — улыбнулся он. — Берите их, быстрее отыщете своих. Нам с этим фрицем безопаснее будет пешком. Ну, до встречи…

— Возможно, в Берлине, — улыбнулся Алеша.

Подхорунжий не возражал. Советские разведчики были правы. Их задание закончилось после перехода ливни фронта. Он только развел руками…

Они сердечно обнялись. Все понимали, что новая встреча вряд ли когда состоится. Хотя кто знает? На фронте по-разному бывало.

— А гитлеровское оружие заберите, — советовал Сережа, — пригодится вашим. На своем горбу его не потащите… — Он махнул рукой на прощание.

— Вперед, товарищи! — крикнул он весело. Алеша шел немного позади.

Трое стояли молча, пока советские разведчики не скрылись среди деревьев.

— Мировые ребята! — вздохнул Рысь.

— Счастья им на обратном пути, — промолвил подхорунжий. — Но нам пора, ребята! Должны поторопиться, чтобы успеть… Так что в путь… Скорее, по коням! — скомандовал он, взглянув на пощипывающих траву верховых лошадей. Подошел к офицерскому гнедому, похлопал его по морде, проверил уздечку, подтянул подпругу. Жбик собирал добытое оружие. Подхорунжий вскочил в седло, остальные последовали его примеру. На дороге гулко застучали копыта. Топот удалялся и постепенно стих.

Три всадника направлялись к Бугу.

Трудная их ждала дорога. Но где-то там, за рекой, были товарищи по оружию. Они спешили к ним, минуя пепелища изб, сровненные с землей деревни… Они не жалели коней. Боялись, чтобы те, «сверху», не обогнали их по радио беспощадными приказами, которые могут стать трагическими не только для них… Они хотели, чтобы партизаны, сражавшиеся когда-то под общим знаменем, перестали наконец метаться, как в западне… Они заслужили того, чтобы идти справедливыми дорогами. Они везли им братский призыв совместно сражаться и создавать новое…

Богат событиями был 1944 год, за которым шел следом год, принесший конец людским мучениям. В числе событий были и те, о которых рассказано на страницах этой книги. Партизанский или солдатский путь для многих не мог закончиться в лагере под Киверцами или во влодавских лесах…

Люди Гарды, переодевшись в военные мундиры, пошли на запад вместе с опытными солдатами из-под Ленино, плечом к плечу с советскими воинами. Многие из них проливали кровь в боях за Варшаву, на Поморском валу, уничтожали 10-й гитлеровский корпус СС, освобождали Гдыню и Гданьск, форсировали Нысу-Лужицкую, участвовали во взятии Потсдама, недалеко от Бранденбургских ворот прикрывали тех, кто вешал польские флаги, а немного позже в составе своих фронтовых частей прочесывали бещадские леса…

Для партизан из остальных частей и подразделений 27-й Волынской дивизии, как и прочих частей Армии Крайовой, польские леса не стали единственным домом. Одни из них пошли фронтовыми дорогами на запад, другим пришлось выполнять задания плана «Буря» — дальнейшего этапа реакционной политики эмигрантского правительства и его представителей в Польше. Те, кто изгонял оккупантов, радовались, что участвуют в освобождении родных земель и мстят врагу за причиненное зло. Благодаря именно таким самоотверженным солдатам и офицерам Армии Крайовой операция «Буря», вопреки тому что было заложено в ее основе, не стала военно-политической демонстрацией против партизанского движения и Советской Армии, не помешала объединению усилий в борьбе с немцами.

Увы! Губительная политика реакционных кругов, которая не считалась с бесспорными и необратимыми фактами, привела к тому, что немного позднее многие из тех, кто в годы оккупации был в рядах Армии Крайовой, в годы рождения народной власти выступили против нее, против народа. Они создавали реакционные банды, направлявшие свое оружие против деятелей партии, народной власти и наших союзников. Печальна и горька эта правда о тех, кто вместо того, чтобы участвовать в торжестве завоеванной победы и в строительстве нового, приносил горе себе и другим. Правда, хотя тот период продолжался недолго, по своему значению для будущих поколений он был чрезвычайно важным.