- Что Герольд, тебе опять что-нибудь попало в глаз? - спросил его Цедлер, выколачивая свою трубку о край ящика.
Шварц молча надел очки, и все вокруг сразу же приобрело ясные очертания.
Ефрейтор не стал больше приставать к нему, потому что опущенные уголки губ вычислителя свидетельствовали о том, что он ни с кем разговаривать не намерен.
- Ах, Герольд, Герольд! - только и произнес Цедлер, сокрушенно покачав головой.
В душе Шварц понимал, что с Цедлером, а также с Грасе или Каргером он может разговаривать смело, все они смотрели на него как на равного себе и считали его серьезным, порядочным парнем, а вот остальные солдаты и даже некоторые унтер-офицеры неизвестно почему не принимали его всерьез и по случаю и без оного обзывали его Профессором, Эйнштейном, а то просто Дифференцем. Причем произносили они эти прозвища так, как в детстве соседские ребятишки дразнили его Очкариком. К числу таких людей относился и Рингель, который часто занимался тем, что считал дни, оставшиеся до демобилизации, причем делал он это нисколько не стесняясь товарищей, и тут же грозил Шварцу:
- Буду увольняться, так я тебе покажу…
Но Шварца нисколько не интересовало намерение Рингеля.
К числу тех, кто обзывал Шварца Профессором, относился и Моравус, который всегда и из всего умел извлечь для себя выгоду. Собственно говоря, из-за Моравуса Каргер получил выговор.
В такой обстановке, которая была ему чужда и непонятна, Шварц провел полгода: оставалось прожить, и прожить, как ему казалось, без всякой пользы, еще год. И это в такое время, когда коллеги по институту, где он работал до призыва, продолжают работать над последней моделью компьютера, а быть может, уже успешно справились с заданием и приступили к новому, более важному. Правда, чтобы не растравлять себя, Шварц старался не думать об этом, придерживаясь пословицы: «С глаз долой - из сердца вон».
В сердцах он с размаху бросил очищенную картофелину в ведро с водой.
- Потише на поворотах, - недовольно пробурчал Грасе, вытирая рукавом кителя брызги с лица.
- Прошу прощения, - извинился Шварц и принялся за следующую картофелину.
В помещение вошел дежурный по кухне, чтобы лично убедиться в том, что здесь все идет как надо. Его сопровождали два солдата, неся на огромном противне остатки омлета, не уничтоженного за ужином.
- Материальный стимул, - с усмешкой произнес штабс-вахмистр, собственноручно вручая каждому по куску подрумяненного омлета.
Спустя полчаса после его прихода в подвале появился майор Харкус. Он поздоровался со всеми и, оглядевшись по сторонам, сказал:
- Ну вот, не оставлена без внимания даже чистка картофеля.
* * *
Перед зданием, в котором располагался личный состав четвертой батареи, остановились майор Харкус, Грасе, Цедлер и еще несколько водителей.
- Ваша идея относительно создания системы конвейера мне нравится. Изложите ее, пожалуйста, на бумаге, - сказал майор Харкус, обращаясь к Цедлеру.
- Все сделаем, - с готовностью ответил ефрейтор. - В обеденный перерыв, товарищ майор, вы получите наши соображения в письменном виде.
- Бумагу передадите не мне, а технику вашего дивизиона. Его это должно заинтересовать.
- Он всегда интересуется всякими новинками, - заметил унтер-вахмистр, на широкоскулое спокойное лицо которого майор обратил внимание еще в подвале.
- У нас в полку разбором всех рационализаторских предложений занимается Калочек, - пояснил один из водителей.
- Калочек? - переспросил майор. - Высокий такой блондин, он еще, кажется, волейболист, а?
Грасе и Цедлер кивнули.
- Тогда все в порядке. - Майор улыбнулся и, попрощавшись со всеми, направился к проходной.
У ворот Харкус встретил Кристу Фридрихе. Девушка была в светло-коричневом костюме английского покроя, а из-под жакета виднелась темно-красная «водолазка», В руках у нее была стопка книг, перевязанная шпагатом.
- Добрый вечер, товарищ Харкус, - первой поздоровалась библиотекарша.
- Добрый вечер, - ответил ей майор.
В неоновом свете фонаря лицо девушки казалось бледным, а большие глаза, как и волосы, отливали чернотой. Она прошла через ворота впереди майора, затем остановилась и спросила:
- Вам тоже направо?
Майор кивнул. Некоторое время они молча рядом шли по улице.
Майор был на целую голову выше девушки. Чтобы не заставлять ее идти быстрее, он несколько замедлил шаг, убрал руки за спину, сцепив их замком. О чем он мог говорить с ней? О их прошлых встречах? Первая встреча произошла слишком давно, чтобы о ней можно было вспоминать, а вторая была столь короткой и неожиданной, что о ней неудобно было даже и заговаривать. Быть может, следовало бы взять у нее стопку книг, спросив: «Тяжело?» или: «А вы всегда так много книг носите?» Но в поселке столько любопытных глаз, которые замечают то, что им вовсе не следовало бы замечать! Лучше бы еще немного задержался с Грасе и Цедлером, тогда не было бы этой встречи! И майор зашагал чуть быстрее.
Таким, как сейчас, Харкус бывал и раньше. Криста Фридрихе хорошо помнила это. Он всегда как-то дичился и молчал, когда встречался с ней. Черные глаза девушки, так казалось Харкусу, всегда смотрели на него с немым упреком, и от этого он еще более терялся.
Первой после долгой и мучительной паузы заговорила Криста.
- Вы уже прочли новеллу? - спросила она.
- Какую новеллу? Ах, ту… Все недосуг. Сейчас у меня есть более важные дела.
- Разумеется. И вы нашли правильное решение?
- Думаю, что нашел. А вас это интересует?
- Разумеется, как-никак я уже два года работаю в полку. Есть люди, которые приходят в библиотеку, как на тихий необитаемый островок. Подчас, роясь в книгах, стоящих на полках, они высказывают такие откровенные мысли, на что в любом другом месте у них не хватило бы мужества. И я слушаю их.
- Ну, например, о чем?
Девушка посмотрела майору в глаза и, немного помедлив, ответила:
- Например, о вас.
- Представляю, что они обо мне там говорят! Я ведь здесь человек новый. Всего двое суток в полку, а уже все перевернул кверху дном. Пусть говорят что хотят. - Харкус рассмеялся, отчего лицо его сразу помолодело, и спросил: - Не так ли?
- Так, - ответила Криста, удивленная не его словами, а тем, что майор рассмеялся. Она подумала о том, как трудно, видимо, целый день работать с людьми, которые тебя почему-то не понимают. Хотя, быть может, майор вовсе и не так плох, как о нем говорят.
Дойдя до общежития, они остановились.
- Но говорят не только неприятное, - заметила девушка.
- Вот как?! - удивился Харкус. - Это уже интересно.
- Ну, например, говорят, что теперь в полку надо ждать чего-нибудь нового. Или: «Этот со временем себя покажет, он заставит всех шевелиться как следует».
- В ближайшие дни, - усмехнулся Харкус, - вы, по-видимому, услышите обо мне и другие, менее лестные отзывы.
Сказав это, майор протянул Кристе руку и попрощался. Рука девушки была маленькой и прохладной. Криста снова взглянула майору в глаза, причем у нее было такое выражение лица, будто она еще что-то хотела сказать, но так и не сказала.
Вечер был теплым и тихим. Тишину эту не нарушали ни рев моторов, ни звуки стрельбы, которые довольно часто доносились со стороны стрельбища, ни грохот артиллерийских разрывов. Слышались лишь затихающие шаги Кристы. Ничто, казалось, не напоминало о том, что совсем рядом расположена многолюдная воинская часть. Можно было подумать, что находишься в тихом поселке где-нибудь на опушке леса, который приветливо шумит кронами деревьев, заглушая все остальные звуки.
Так медленно и непринужденно, как сейчас, Харкус за эти два дня шел впервые. А ведь он здесь всего два дня!
Войдя к себе в комнату, майор почему-то первым делом взял в руки рекламное приложение, лежавшее на письменном столе, и не спеша перелистал его. Приложение было небольшое, но майор так устал, что лень было читать даже его. Кроме того, у него были дела и поважнее: на утро он назначил совещание со своими помощниками. Оно обещало быть долгим и жарким.